Накрылся наш мост с будущим. В том смысле, что ничего, тяжелее ящика патронов, мы оттуда пронести не можем.

  И ты мне это только сейчас говоришь? - не выдержал Конев. - Мне надо посылать в бой армии, а у нас, оказывается, нет боеприпасов.

  Не совсем так, - покачал головой Виктор, - Боеприпасов, соответствующих этому времени, мы с вами найдем, сколько угодно, так что вся техника 41-го года к вашим услугам. Что касается техники более поздних годов, то, за вчерашний день, Николай забил все склады под завязку. Теперь наша задача, где можно - экономить, где можно - организовать производство на советских заводах. Понимаю, что все не просто, но это война, господа. Нужно работать. Нужно мозги напрягать. Вот этим и предлагаю всем заниматься.

  Было видно, что эти слова Конева не очень-то успокоили, но надо отдать ему должное: он умел понимать, где чья-то лень и глупость, а где, непреодолимая реальность. Поэтому он взял себя в руки, и только сказал,

  Вот и давайте каждый заниматься своим делом. Я буду командовать, а вы, Виктор, будьте добры, решайте все материальные проблемы. Затем, обращаясь к начальнику штаба, добавил, - А вас, товарищ генерал, я попрошу, впредь учитывать создавшуюся обстановку, планируя наши операции.

  Есть, товарищ генерал! - вытянулся в струнку начальник штаба.

  У меня всё, - подытожил Валентин, - Все свободны.

  Глава 24.

  Слышь, Вань, закурить не найдется?

  Иван Белых, красноармеец 2-й роты 53-й стрелковой дивизии скосил глаз на своего напарника Гришку Бобра, который лежал рядом, за камнем, валявшемся здесь, во дворе разбитого снарядами дома, наверное, с незапамятных времен.

  Свои иметь надо, - недовольно бросил он, - Табачок получал, как и я, а норовишь на халяву прокатиться.

  На тебе прокатишься, - возразил Гришка, - Жмот, буржуй недобитый.

  Ладно, побирушка, держи кисет, он бросил в сторону соседа кисет с табаком, но, от неловкого движения, кисет не долетел до Гришки около метра.

  Совсем дохлый стал, - проворчал Гришка, - если ты так гранату бросать будешь, сам себя взорвешь.

  Он выглянул из-за камня и потянулся за кисетом. В тот же миг голова его дернулась, тело обмякло, и он так и остался лежать с рукой, вытянутой по направлению к кисету. От сознания того, что он был, отчасти, виновен в смерти своего товарища, Иван дико закричал и выпустил целую очередь в сторону, откуда прилетела пуля, убившая Гришку.

  Отставить стрелять в белый свет! - услышал он за спиной сердитый окрик старшины Богомазова.

  Обернувшись, он увидел, как старшина ползет к нему из траншеи.

  Береги патроны, сынок, - сказал старшина, подползая к нему и внимательно оглядывая стену противоположного здания, занятого уже немцами, - Патроны теперь на вес жизни. Стреляй только наверняка и короткими очередями. Ну, я пошел, красноармеец, готовься.

  К чему? - не понял Белых,

  Думаю, к штурму, а в общем, ты должен быть, как пионер, всегда готов, - ответил старшина, потом тяжело вздохнул и пополз назад в траншею.

  Может быть, старшина и хотел подбодрить его, но после этих слов, Ивану, вдруг, все стало предельно ясно. В самом деле, скоро немцы пойдут еще в одну атаку. Сколько уже таких атак наша рота отбила за последние три дня? Но каждый раз немцы продвигались еще на несколько десятков метров вперед. Больше отступать было некуда. Значит это конец. Нет, Иван не плакал и не думал сдаваться. Он будет отстреливаться до последнего патрона. Вот только патронов этих осталось всего сорок, и теперь, после того, как немцы захватили аэродром, больше уже их не подвезут. Он посмотрел вокруг себя каким-то пронзительным взглядом, желая запомнить весь этот мир, вокруг. Все-таки жаль, что он покидает его так рано.

  В голове его, непонятно откуда, пронеслись строчки стихов, возможно слышанные им когда-то:

   А день придет, и я умру.

   Не встану больше поутру,

   И не увижу больше дня.

   Мир будет жить - но без меня.

  И ему вдруг так захотелось жить, что он, некрещеный отрок, комсомолец, никогда не веривший в бога, взмолился вслух,

  Господи! Услышь меня. Сделай что-нибудь, чтобы все это не свершилось!

  И в следующую секунду он вздрогнул и перекрестился, потому что дом, напротив, вдруг раскололся от мощного взрыва. Потом, еще три взрыва, один за другим, потрясли и разрушили этот дом, и Иван понял, что по нему прямой наводкой бьет наша артиллерия. Не понятно было только, откуда взялась эта пушка. А потом произошло вовсе непонятное: откуда-то, сзади, появились диковинные танки и понеслись на страшной скорости к разрушенному дому. За ними мчались бронированные машины, похожие на танки, но без пушек, и, наконец, следом за ними, с криками "Ура", бежали наши красноармейцы. Иван тоже вскочил во весь рост, закричал "Ура", и побежал вперед. Хоть он и старался не отставать, но скоро убедился, что, в общем-то, ему и делать было нечего. Оставалось только орать и бежать вперед. То, что делали эти войска, было удивительно. За какие-то десять минут линия фронта отодвинулась на глубину в два километра. Теперь пехота проводила зачистку в отвоеванном районе.

  Красноармеец, ты чей будешь? - услышал он за своей спиной чей-то голос.

  Иван обернулся. Позади его стояли два военных. Один из них был с лейтенантскими петличками.

  Красноармеец 2-й роты 4-го стрелкового полка Иван Белых, - доложил он.