Заходи, будь, как дома, - открывая дверь, произнес Виктор.
Переступив порог, Сергей принялся с интересом оглядываться, ему было интересно посмотреть, как живет Виктор. Не секрет, что дом может очень много сказать о своем хозяине. Один знакомый Кострова, так вообще говорил по этому поводу,
Каков порядок в доме, таков и в голове у человека.
И Сергей, вынужден был признать, что в чем-то он прав, особенно, после того, как побывал в доме у одного наркомана. Тогда, глядя на кружки, с недопитым чифиром на полу, на везде валявшиеся окурки, на не застеленную кровать с прожженным матрасом, на изгаженный пол и стены, с ободранными обоями, он очень ярко представил, что и мозги, и мысли, и душа у этого наркомана выглядят так же мерзко. Так вот, в квартире Зиновьева, его, прежде всего, поразили чистота и порядок. На вешалке в коридоре аккуратно были развешаны плащи и куртки, причем зимних вещей там не было, значит, они были убраны на хранение. Ботинки стояли начищенные до блеска, и тапочки, в том числе и гостевые, аккуратно стояли на месте. Вообще создавалось впечатление, что в квартире только что провели ремонт, новые обои покрывали стены, на потолке ни единой трещинки. Для себя, Сергей давно вывел формулу, которую кто-нибудь, впрочем, может и оспорить, она гласит, ванная - лицо квартиры. Зайдя в эту ванную комнату, он был поражен. Нет, конечно, он видел все это и многое, получше и раньше, но то было в двадцать первом веке. О том, чтобы достать такую ванную, раковину, тумбу под раковину, такие зеркала и шкафчики, не говоря уже о плитке настенной и напольной в восьмидесятые годы, он и мечтать не мог. А тут, все это стоит и сверкает своим великолепием. Когда, ослепленный всем этим сантехническим блеском, Сергей, наконец, вошел в комнату, он снова был удивлен и, надо признаться, приятно. Вся обстановка в комнате была выдержана в определенном стиле. Мебельный ореховый гарнитур был сделан под старину и вселял спокойствие и уверенность. Чувствовалось, что на эти стулья можно сесть, не беспокоясь, что у них сломается ножка, кресла не вызывали гнетущее воспоминание об офисе, а стол не был похож на журнальный столик. Но наибольшее впечатление на Сергея произвел книжный шкаф. Наверное люди среднего и старшего поколения помнят еще, как в конце шестидесятых, вдруг пропали из магазинов все, сколько-нибудь, интересные книги. На витринах и прилавках остались одни Ленины, Энгельсы и Карлы Марксы. Пропала детская литература. Нельзя было пойти в магазин и купить Агнию Барто, Корнея Чуковского, Самуила Маршака. Ладно, может быть эти авторы казались дебилам из ЦК политически неблагонадежными, но ведь нельзя было найти и книг Председателя Союза Писателей Михалкова, да, что там Михалкова, нельзя было купить Аркадия Гайдара, все творчество которого воспевало революционные идеалы. Нельзя было купить Пушкина, который всегда был "наше всё". В чем же было дело? Видимо, в том, что все эти писатели учили людей быть людьми, а не скотом безмозглым и послушным. Они учили детей любить Родину, но и любить людей, быть верными друзьями, не предавать, не врать, любить правду, а значит, были неугодны шайке, стоящей у власти. Правда, тут Сергей себя не обманывал, и прежде, и в будущем, люди Власти не были и не будут заинтересованы в том, чтобы их народ был умным, благородным и образованным. Рабы должны быть хорошими специалистами - да, но и только, поэтому, в дальнейшем будут стараться развивать техническое образование, но сделают все, чтобы снизить нравственные качества населения. Начнет насаждаться потребительство, дружбу заменит расчет, любовь - секс, мерилом значимости человека станет его личный счет в банке. Такими должны стать люди, по мнению власть имущих, потому, что легко управлять толпой, которую легко запугать, легко купить и легко повести за собой. А для того, чтобы сделать из людей стадо, надо начинать с детей. Вот почему на Сергея произвел такое впечатление книжный шкаф Виктора, а точнее, книги в этом шкафу. Прежде всего, бросалась в глаза подборка русской литературы, но какой? Кроме гениальных: Пушкина, Лермонтова, Л. Н. Толстого, и Гоголя, здесь были и книги Булгакова и Бунина. Костров, глазам своим не поверил, когда увидал на полке "Окаянные дни", а ведь рядом стояли еще и Пастернак, и Мандельштам, и уж совсем удивился он, увидав на полке книгу Деникина "Очерки русской смуты". Все это заставило Сергея по-новому посмотреть на своего нового знакомого. Не мог человек, читающий такие книги, быть тупоголовым коммунистом. Хотя немного не так. Костров, про себя, извинился перед коммунистами. Настоящие коммунисты, в его понимании, это те, кто хочет построить коммунистическое общество и сделать людей счастливыми. Можно ли это сделать? - другой вопрос. Но в целом, люди, ставящие перед собой такие цели, были достойны уважения. Беда была в том, что таких людей в жизни он не встречал. Никто, из известных ему коммунистов, не хотел сделать людей счастливыми. Каждый из них вступил в Партию, с целью - побольше отрезать себе от общего пирога. Приходили для того, чтобы сделать карьеру, для того, чтобы иметь возможность выезда за границу. А самые беспринципные, для того, чтобы самим править, и эти уже, готовы были сделать все, без исключения, чтобы пробиться туда, наверх. При этом, ни один из них не читал ни Маркса, ни Энгельса, ни Ленина. Все изучение первоисточников сводилось к паре статей, да нескольким фразам, вырванным из контекста, которые цитировали к месту и не к месту. Сергей вспомнил, насколько он был поражен, когда решил сам прочитать "Капитал" Маркса и полное собрание сочинений Ленина, тем, что все книги, взятые им в библиотеке, имели склеенные листы. Начав с первого тома Ленина, он был приятно удивлен прочитанным. Было видно, что писал человек умный и писал доказательно, но после шестого тома, этот умный человек начал нести полную ахинею, словно его подменили, и Сергей перешел на изучение Карла Маркса. Вот здесь было видно, что писал ученый. "Капитал", на самом деле, оказался великолепным научным трудом. Беда была все в том же. Его не читал никто, из тех, кто восхвалял этот труд, как, кстати, и из тех, кто потом стал его ругать. Долгое время Сергей не мог понять, в чем дело, пока, наконец, до него не дошло: Карл Маркс писал свой научный труд, а использовали его в своих целях другие люди, которым, в общем, было наплевать, на то, о чем он писал. Первый из них - Энгельс. Не секрет, что он дописывал работу, после смерти Маркса. Так вот, там, где Маркс открывал законы капиталистического производства и вскрывал его противоречия, Энгельс делал вывод, никак из них не следовавший. Он писал с бухты-барахты, потому, что ему так хотелось, "Значит, нужна мировая пролетарская революция". А дальше, пришел еще один "гений", Ленин и добавил, что революция может произойти в отдельно взятой стране, из которой мы потом будем экспортировать коммунизм по всему миру, что было уже полным бредом. К чему это привело, все хорошо знают.
Тут же, в шкафу стояли и томики стихов Анны Ахматовой, Марии Цветаевой, Николая Гумилева. Костров отыскал на полке томик Пастернака и сел почитать на диван, что стоял у стены. Он не мог сказать, что все у Пастернака ему нравилось, но некоторые стихотворения просто приводили его в восторг. Вот, одно из них. Сергей раскрыл книгу, отыскал его и начал читать:
Во всем мне хочется дойти
До самой сути,
