…Проводив взглядом раздавшуюся фигуру воительницы, Андрей переставил стремянку, проверил ее на устойчивость и взобрался на верхнюю ступеньку, залитую нежными розовыми лучами. Пластиковое зеленое ведро с черной ручкой осталось на земле.

Наверху Андрей присел и огляделся.

Дачные домики терялись в буйной зелени, из зеленого моря торчали печные трубы, где-то недалеко куковала кукушка, совсем рядом хлопотали воробьи, а внизу трещали кузнечики. Под носом покачивалась ветка, так густо усыпанная темно-бордовыми плодами, что казалась фотографией из журнала по садоводству.

Андрей сорвал вишню, бросил в рот и непроизвольно простонал:

– Ммм…

За первой вишней последовала вторая, потом третья… Андрей увлекся, с беличьей проворностью в один угол рта закладывал плод, из другого выплевывал косточку.

На пятой минуте все проблемы, беды и тоска по воле отступили, на седьмой пришло умиротворение.

Стоило надраться до положения риз, чтобы очутиться в таком райском месте.

Елки-палки, как он жил все это время… Как трамвай. Даже цели никакой не преследовал. Просто катил по рельсам туда – сюда, туда – сюда. Ни влево, на вправо, ни вверх даже не пытался взглянуть. А тут такое…

Испытывая доселе неизведанную радость обновления, Андрей с легкой завистью осмотрел деревянное зодчество. Нет, правы классики: бытие определяет, определяет сознание.

Здесь можно слиться с природой, ощутить ее ритм, пульс, дыхание. Очиститься. Плыть в потоке Вселенной. Испытать состояние, которое язычники называют дарна, греки – гармонией, китайцы энергией Ци, а йоги нирваной…

Шорох крыльев спугнул полет мысли…

На соседнюю ветку села синица. Огляделась, перелетела выше, спряталась в листве, и оттуда понеслось:

– Пити-пити-пити. Пити-пити-пити.

– Ну и работничек, вы посмотрите на него: расселся и мечтает, – услышал Андрей брюзжание Виктории. – Что, интересно, ты там делаешь без ведра?

Состояние дарны ускользнуло, не успев раствориться в организме.

Андрей обратил внимание: ружья у Вики не было.

– Наступила мирная фаза в переговорах?

– Ты о чем?

– Ты решила отказаться от насилия?

– Даже не мечтай. Сейчас тебя на мушке держит Липка.

Рискуя свалиться со стремянки, Андрей обернулся.

С террасы на него смотрели два глаза из-под панамы и дуло ружья.

Против воли волосы на коже Андрея встопорщились.

– Черт. Нашли игрушку.

– Не тешь себя иллюзией. Никаких игрушек. Все всерьез. Держи свой завтрак. – Виктория протянула миску с чем-то по виду совершенно несъедобным: жижей мучнистого цвета, с темными вкраплениями.

Физиономия Андрея вытянулась:

– Что это?

– Овсянка, сэр.

– А что там плавает?

– Изюм.

– Я не ем овсянку с изюмом.

– Изюм выплюнешь.

– Сама ешь свою овсянку. «Мы парни, с нами просто», – Андрей очень похоже изобразил героя Харрисона Форда. – На завтрак я ем яичницу и бутерброды с колбасой, на обед – борщ и котлеты, на ужин жареную картошку с сосисками или жаркое. Еще пельмени и вареники.

– Я и так уже сильно пожалела, что привезла тебя сюда. Ты не ценишь хорошего к себе отношения. Наверняка у тебя в жизни куча проблем.

– Да ты прямо ясновидящая.

– Да нет, – парировала Вика, – я просто умная.

– Надо же, какая плотность умных людей на одном квадратном метре.

– Пити-пити-пити, – повторилось из листвы.

– Кончай трепаться! – Вика с беспокойством оглядела небо. – Давай, собирай вишню. Дождь будет.

Андрей обследовал взглядом небесную лазурь – она была ничем не замутненной.

– Как ты определяешь, что будет дождь? Суставы крутит?

– Я умею слушать голоса природы, – высокомерно сообщила Вика. – Короче, будешь кашу или нет?

– Я ж сказал: кашу не ем. С детства.

– Детдомовец, что ли?

– Почему это?

– Некому тебе, бедненькому, было сварить вкусную кашу.

– Ко всем своим достоинствам ты еще и аналитик, – хмыкнул Андрей.

– Практик. Ладно, не заговаривай мне зубы. Не хочешь кашу – твое дело. Держи. – Вика подняла с земли и протянула ведро.

Андрей даже не подумал взять протянутый предмет, рассматривал его с высоты с видом полного презрения.

– По-моему, мои права нарушены.

– У тебя нет прав.

– Неправда ваша, есть. Хочу есть. Прости за каламбур.

– Соберешь вишню, так и быть: сделаю тебе яичницу с колбасой. Ферштейн?

– Не-ет, – стебался Андрей, – так не пойдет. Сначала яичница с колбасой, потом вишня.

Вспыхнувшие инфернальным огнем зрачки валькирии не предвещали ничего хорошего. Увлеченный ролью Мальчиша-Плохиша, Андрей фактически пропустил предупреждение о красном уровне опасности.

– Ах ты, гаденыш! Шантажировать меня вздумал? – Вика ухватилась за стойку стремянки и дернула. Ближайшая к ней ножка вошла в грунт, сооружение потеряло устойчивость и стало заваливаться.

Чувствуя, что лестница уходит из-под ног, Андрей вцепился в ветку вишни. С металлическим грохотом стремянка обрушилась на землю, Андрей повис на ветке, та хрустнула, и Андрей, как на парашюте, спланировал вниз вместе с веткой, перевернулся в воздухе, плашмя упал на стремянку, прикрылся листиками и не подавал признаков жизни.

– Мамма миа! – ахнула Вика. Медсестра взяла верх над эксплуататоршей: пристроив на тропинку миску с кашей, она склонилась к раненомую. – Ты цел? – На щеке у Андрея красовалась свежая ссадина. Сквозь ссадину выступила кровь.

Он открыл глаза.

– Ты полиглот?

Губы у Вики подергивались.

– Что!?

– Ты с немецкого на итальянский перешла.

На работника обрушились гром и молния:

– Ты что устроил, идиот? Ты хочешь, чтоб мы тебе пенсию по инвалидности выплачивали до конца жизни?

– Неплохая мысль. Только это не я устроил, а ты.

– Ну уж нет. Не дождешься! Ни фига не выйдет у тебя, дорогуша. Все, я звоню Димке. Пусть забирает тебя отсюда к чертям собачьим.

Морщась, Андрей сел.

– Ага, преступное сообщество? Так я и думал.

Вика срезалась на полуслове.

– Что-что?

– Налицо преступное сообщество: ты, твоя сестра, баба Тося и некто Дмитрий.

Беременная султанша нашлась не сразу.

– У меня нет слов, – признала она. – Только мне могло так повезти.

Тут с крыльца раздалось:

– Я тебя предупреждала.

– Конструктивное замечание, ничего не скажешь, – огрызнулась Виктория, направляясь в дом.

– Ты куда? – вскинулся Андрей.

Виктория притормозила:

– Звонить. Пусть тебя заберут в изолятор.

В это самое мгновение Андрей вдруг отчетливо осознал, что не хочет в изолятор. Больше того – не хочет возвращаться в город. Что ему некуда и не к кому возвращаться, и что его вполне устраивает сарай с козой как временное пристанище и больные на всю голову аборигены поселка Желтушино. Неделю он проведет, пользуясь гостеприимством этих дурищ, а там видно будет. Пусть, не неделю, но хотя бы несколько дней побудет Миклухо-Маклаем.

– Давай, давай. Как только я окажусь в городе, я на вас сразу телегу накатаю. Это же киднепинг.

– Что-о? – завопили желтушинские дурищи в два голоса.

– Что слышали.

На дачном участке установилась гнетущая тишина, кажется, слышно было, как трава растет.

Вика сорвалась с места, подлетела к Андрею – он отклонился, ожидая удара. Удара не последовало. Разъяренная валькирия в сердцах пнула миску с кашей, от чего та подлетела и перевернулась, и зашагала к дому.

Теперь уже обеспокоилась Липочка:

– Ты куда?

– За зеленкой.

– Для чего тебе зеленка?

– Не мне, а ему. Столбняк заработает, потом спасай его.

– Не надо никакой зеленки! – взвыл Андрей, – только зеленки мне и не хватает! Дайте помереть спокойно.

– На кой нам сдался твой труп?

– Сами же все время на мушке держите. А тут даже пулю тратить не придется.

– Это не твое дело, что нам придется, а что не придется. Каким мы тебя взяли, таким и вернем.