— Может, хотя бы моя горничная? — предпринимаю еще одну попытку, уже почти ни на что не надеясь.

Хотя, Эсми мне кажется девушкой приличной и такой же пугливой. Не в пример ее предшественнице, которой, хвала Плачущему, после того случая и след простыл.

— Никто не входил, Ваша Светлость! — немного оторопело бормочет долговязый. — Приказ милорда Куратора — посторонним в комнатах девушек находиться строжайше запрещено под страхом тюремного заточения.

— Что-то случилось, Ваша Светлость? — подавляя заикание, спрашивает второй.

Рассеянно качаю головой.

— Просто… спросила. Мне… всего лишь показалось.

Я снова захожу в комнату и крепко закрываю за собой дверь.

На этот раз — на ключ.

Кто бы не сделал все это — его цель абсолютно прозрачна.

Лишить меня уверенности, выбить почву из-под ног и заставить опустить руки.

Не будет ему — или ей! — такой радости!

Методично, запрещая себе реветь и отчаиваться, заталкиваю клочья обратно в шкаф.

Обувь — тоже безнадежно испорченную — пинками зашвыриваю обратно под кровать.

Навожу порядок, расставляя мебель и перевернутые вазы.

Заглядываю в шкатулку с драгоценностями на туалетном столике — все на месте.

Я хорошо знаю, что именно герцогиня дала мне с собой, буквально на перечет, потому что она не единожды просила не потерять эти драгоценности великой стоимости и еще более великой фамильной значимости. Все на месте, даже крохотные серьги с капельками редких голубых топазов.

Совершенно точно, никто не хотел меня ограбить и даже не попытался скрыть свою выходку этакой нелепостью. Но драгоценности на всякий случай все равно прячу в нижний ящик туалетного стола, который запирается на маленький серебряный ключ. Его вынимаю и быстро сую в крохотную щель между шкафом и стеной.

Должно быть, я трачу на это уйму времени, потому что когда заканчиваю и придирчиво осматриваю комнату, в дверь слышится вкрадчивый стук.

Раз и еще раз.

И быстро прилипаю к ней со своей стороны, вдруг вспомнив о той утренней записке.

Но что если это снова какой-то обман?

— Кто там? — говорю подчеркнуто холодно и удивленно.

— Это… Орви, — слышу его то ли смущенный, то ли напуганный голос.

Плачущий, я не должна его впускать.

Но мне так необходимо просто хотя бы с кем-то поговорить, что стоит рискнуть.

Должен же в этом проклятом замке быть хоть один человек, которому есть дело до того, что творится у меня на душе!

Потихоньку отпираю дверь, и Орви ловко просачивается внутрь моей комнаты, тут зе снова запирая ее за собой.

— А твой напарник? — говорю испуганным шепотом.

— У него простуда, — улыбается Орви. — Я попросил матушка сделать ему ее фирменную настойку с обморовой травой. Он проспит часа два.

Я сажусь на кровать и привычно поджимаю под себя ноги.

Орви присаживается рядом, на колени, но при этом соблюдает между нами дистанцию благопристойности.

Милый славный Орви!

Дарю ему ласковую улыбку и его щеки тут же покрываются румянцем.

Мои, в ответ, тоже.

— Просто, что я… вот так… очень… непредусмотрительно. — Он заикается. — Но нам нужно поговорить. Я подумал, ты должна знать. Кто-то определенно желает тебе зла, Тиль. Все эти совпадения — они не случайны!

Я прижимаю палец к губам, призывая его контролировать гнев и говорить тише.

Мы снова молчим.

— Когда я увидел, как ты чуть не попала под тот рухнувший потолок… — Орви нервно проводит руками по волосам, зачем-то немного дергая их и оттягивая вихрастую челку. — Я подумал, что не переживу этого. Не надо было тебе соглашаться. О герцогине столько гадостей говорят…

Он заметно кривится.

Что именно говорят «нам с герцогиней» в спину — догадаться не трудно.

Точно не желают долгих лет здравия.

Я набираюсь смелости, и рассказываю ему о своих порванных платьях и о том, что кто-то нашел способ незаметно пробираться в мою комнату. Орви тут же предполагает, что существует потайной ход и мы битый час тратим на то, чтобы хотя бы попытаться его найти.

— Бесполезно, — обреченно опираюсь на шкаф, который оказывается привинчен ножками к полу. — Вероятно, ко мне вошли при помощи Аспекта.

Орви согласно кивает.

— И что ты будешь теперь делать? — осторожно спрашивает он.

— Ну, мне все равно пришлют платье из замка, так что постараюсь…

— Пришлют? — Озадаченное лицо Орви и тон его вопроса заставляют напрячься. — Разве тебе еще не прислали платье к завтрашнему балу? Остальные девушки получили их еще до вечера. Я слышал, парни шептались, что их заставили носить коробки, а к Веронике Мор так вообще целых двенадцать.

Я даже толком не понимаю, что происходит раньше: я вскакиваю на ноги и несусь к двери, или в моей памяти отчетливо вплывает гадкая улыбка маркизы и ее: «Не сомневаюсь, что на балу вам не будет равных!»

Значит, вот кому мне следует сказать «спасибо»!

Значит, вот кто стоит за всеми этими гнусностями!

И как я сразу не догадалась!

Она же так носится с Фавориткой, чуть не ест из ее рук, а тут — такая возможность. Одним махом убить двух зайцев — избавиться от назойливой герцогини и дать Веронике шанс заработать волшебные баллы!

Невидимая сила буквально выталкивает меня за дверь.

Едва ли я слышу ее глухой удар о стену и торопливые шаги Орви.

Ну уж нет, на этот раз маркизе придется объясниться, иначе я превращу ее в… гуляш, котором нашпигую ее… вульгарные красные чулки!

По лестнице, вниз, до второго этажа, и порой мне кажется, что я не просто бегу — перелетаю сразу несколько ступеней.

— Матильда, стооооой…! — отдаленный и почему-то очень испуганный крик Орви.

Я добегаю до пролета между вторым и третьим, но сделать следующий шаг не успеваю, потому что что-то обжигающе холодное ловит меня, словно муху в паутину.

Размахиваю руками, пытаюсь вырваться, но руки и ноги так стремительно коченеют, что мои старания почти сразу сходят на нет. Я как марионетка в руках немощного старика — едва ли способна пошевелить хоть пальцем.

Плачущий, что за новая напасть?!

Какая-то черная тень возникает передо мной. Она похожа на фигуру человека, если бы ее выдуло из черного сажного дыма. Его лицо без глаз рта и носа, больше напоминает болванку шляпника, но почему-то мне чудится там злой голодный рот без зубов и длинный алый язык, раздвоенный как у змеи.

Это — призрак.

Ужас не добавляет мне подвижности, увы. Я еще больше цепенею и лишь мысленно продолжаю сопротивляться, пытаясь хотя бы боком двигаться к лестнице вниз — она видна в рваной груди призрака.

Хочу закричать, но дух мертвеца молниеносно сжимает мое горло неестественно длинными и тонкими пальцами. Теперь мне не то что не закричать — даже не вдохнуть.

Еще немного — и силы меня окончательно покинут, потому что через это касание призрак стремительно и заодно высасывает мою жизнь, чтобы сделать такой же, как он — бесплотной, вечно голодной тенью.

Перед глазами все плывет.

Но, когда я уже почти ни на что не надеюсь, кончики пальцев вдруг стремительно теплеют. Знакомое тепло поднимается откуда-то снизу, поджигая меня, как высушенный хворост.

Эта странная сила…

Она снова вдыхает в меня жизнь.

И когда я распахиваю глаза, призрак одергивает руку, потому что моя кожа светится ярко-алым, как будто под ней у меня — чистое пламя.

Умертвие шипит, заслоняется рыками, пытается зажаться в какую-то тень, но то, что подожгло его уродливые пальцы, стремительно расползается по всему тщедушному телу. Как огонь по пергаменту — выжигает новые дыры, пока от Призрака не остается лишь рваная несуразная дымка.

И противный крик, в котором тварь бьется в предсмертной агонии.

Я выдыхаю, обрушиваюсь на колени, потому что моя кожа снова привычного цвета. Огонь внутри так же стремительно гаснет, а вместе с ним — остатки моих сил.

Но ведь опасность миновала, да?

Ведь я смогла — не знаю, как — разрушить… целого призрака?