– Тысяча, – уточнила я. – Безантов. Не шеленгов.

Золотой безант намного дороже шеленга. Да, я хорошо разбираюсь в местной валюте, у нас она тоже в ходу. И курс обмена знаю.

– Тысяча. Хм… Почти столько же стоит ваша земля вместе с домом.

Справки навел. Не удивляюсь.

– Я в курсе.

Мы, как истинно деловые люди, прощупали козыри друг друга, поблефовали, поторговались и, наконец, перешли к самой сути.

– Ну что ж… – ведьмак-отец протянул мне руку. – Познакомимся заново. Роман Евстафьевич.

– Беляна Иннокентьевна.

Веденеев достал из папки отпечатанный на машинке документ.

– Сто дней общения, в идеале – каждодневного, что предполагает… в общем, нужно делать вид, что вы влюблены. И это должно выглядеть достоверно. Вы должны иногда бывать в свете. Все свидания за наш счет, разумеется.

Я внимательно прочитала договор. Все достаточно четко и просто. Мои обязанности и права расписаны попунктно. Однако…

– Могу я взять часть суммы не деньгами? – поинтересовалась я.

– Как это? – Веденеев удивился.

Я объяснила. Про самолетик, прилетевший утром из строительной конторы, куда я посылала запрос. Решила, что поборюсь хоть немного: заменю крыльцо и покрашу дом. А вдруг! Но строительная компания отказалась со мной работать, еще и намекнула, чтобы я не искала мастеров в других фирмах, мол, сезон, все заняты. Кто-то очень хочет купить мою землю.

– Найдем фирму. Оценим состояние дома, – ведьмак деловито прошелся по лавке. – Составим смету. Мне не нужно, чтобы вы уезжали, Беляна Инокентьевна. Мне нужно, чтобы через три месяца вы официально, при свидетелях, отказали моему сыну по нашему договору, пункт сорок. Дескать, не сошлись характерами. Мы заинтересованы в том, чтобы вы выглядели… достойно. Хорошая девушка, завидная невеста, наследница процветающей лавки в быстро развивающемся торговом районе. Тогда понятно, почему ведьмаку отказали.

– Капризная невеста хвостом вильнула, – понимающе кивнула я.

– Ну… что-то в этом роде, – смущенно подтвердил Веденеев.

Я подписала договор, но внесла в него еще один пункт.

– Вот как? – хмыкнул Веденеев, прочитав дописанное.

– Только так, – сказала я.

– Что ж, даже одобряю. Теперь мы с Изей выйдем, а Еся перед вами извинится.

Мы с ведьмаком остались в лавке вдвоем. Еся встал, лениво потянулся, подошел. Оперся на прилавок и, глядя томно и загадочно, достал из-за пазухи… мою вторую туфельку, потерянную во время полета над городом.

– Нашел. Сам. Сто железных сапог истер. Примеришь? Я помогу. Иди сюда, давай ножку. А то маленькая больно туфелька, как на ребенка. Твоя ли?

Вместо того, чтобы радостно схватить сокровище и завертеться по лавке, пританцовывая (от меня, видимо, ожидалось нечто похожее), я наклонилась и туфельку… понюхала. Сморщилась, раздумывая. Понюхала еще раз. Скривилась.

– Чего ты? – спросил ведьмак, не сумев скрыть растерянность. – Твоя ведь?

– Моя. Да вот, думаю, брать или нет. У родителей в пекарне живут печные дракончики, вечно в обувь гадят, если оставить без присмотра.

Елисей густо покраснел и рявкнул:

– Я не печной дракон! Я вообще не дракон! Ведьмаки могут принимать любую ипостась. Оборотни работают с магией непластичной, а мы – пластичной!

В знак подтверждения ведьмак полыхнул огнем и сжег лежащий на прилавке свежий номер «Вестника немага». Дворф Лютый оставил его сегодня утром на моем крыльце.

– Лавка прессы прямо и направо, – ледяным тоном сообщила я, двумя пальцами поднимая с прилавка обугленный клочок.

Ведьмак выругался, ушел, вернулся, бросил на прилавок новую газету. Пошел к выходу.

– Извиниться, – напомнила я в спину Еси.

Снова вернулся, сказал, засунув руки в карманы потертых джинсов и покачиваясь на носках:

– Мне очень жаль, что я подверг тебя опасности. Я люблю девушек и никогда их не обижаю. Я был… не в себе.

Я громко фыркнула, закатив глаза.

– Это правда, – взгляд Елисея стал жестким. У меня по спине почему-то пробежал рой мурашек с холодными лапками. – Меня кто-то зачаровал. Знаю, знаю, чары на ведьмаков не действуют. Но готов поклясться, это было колдовство. И я узнаю, кто это сделал. Прими мои искренние извинения.

– Странно, как ты еще меня не обвинил, – сказала я, качая головой. – Что это я… поспособствовала. Ну да, я немаг. А кого это волнует?

– Меня волнует, – удивленным тоном сказал Еся, взявшись за ручку двери. – Бред какой. С чего мне тебя обвинять? Ты меня спасла.

Он вышел, а я осталась стоять за прилавком. С газетой, на первой странице которой был огромный заголовок: «В Сильверграде ограблена известная семья магов. Подробности выясняются».

Марья не стала зажигать в гостиной свет. Зашла и опустилась на диван. Подогнула уставшие ноги, потянулась за пледом, замерла, глядя в окно на убывающую луну. С опаской провела рукой по обнаженной руке, освещенной лунным светом. Выдохнула. Кожа нежная, бархатная, и долго такой останется. Так было обещано. Но Марье обещали и другое… плохое. Таков Договор с Навью. И это терзает сердце недобрым ожиданием. Чем дальше несется время, тем неспокойнее на душе.

Ей пришлось много смеяться и флиртовать этим вечером: Морановы устроили большой прием в Гранд-Отеле. Марья как всегда блистала. Давным-давно приемы, танцы и вечеринки кружили голову и заставляли сердце биться чаще. Сейчас они приносили лишь усталость.

– Зеркало, кто прекрасней всех в этом городе? Все еще я? – устало проговорила Марья.

Марья замерла, ожидая ответ. В прошлый раз дух Зеркала назвал ей имя какой-то заурядной актрисульки из Синема-Холла. Юная нимфа, шестнадцать лет. Блистательный дебют. Роман со знаменитым режиссером, кольцо на пальчик. Но помолвка не сложилась.

Зеркало молчало. Марья со вздохом встала и подошла к стене. Насмешливо фыркнула.

– Все еще дуешься и переживаешь? Зря. Одной красавицей меньше, одной больше. Я ведь ее не убила, эту нимфочку, всего лишь чуть… подпортила ей жизнь. Покажи мне меня. Марью Моревну. Во всей красе покажи.

Дух показал ее изображение. В старинном наряде, маками – символом смерти магической – расшитом. С косой, трижды жемчужной нитью оплетенной. Чувственный рот, яркие глаза-сапфиры, белоснежные зубы, шея ослепительной красоты.

Сегодня на приеме не было отбоя от ухажеров. Все пустышки. У кого бизнес и похоть – у кого просто похоть. Если бы только можно было найти того, кто достоин такой красоты! И такой Силы.

– Я прекрасна, – прошептала Марья, любуясь собой.

– Ты прекрасна, спору нет, – с натугой завело Зеркало.

Оно не могло противостоять своему предназначению. Хотело бы – не смогло. Стоило появиться в Сильверграде очередной красавице, и как бы ни старался дух держать за несуществующими зубами призрачный язык, рано или поздно срабатывала вложенная в артефакт «программа».

– Но живет на белом свете та, кто все ж тебя милей, – упавшим голосом договорил Дух.

– Кто она? – заныли зубы, забурлила злость в том месте, где раньше была душа.

– Белокожа, волоока, черноброва… ну такие, с рыжинкой темные бровки. И стройна, и ладна, и румяна. Тонка станом, немного упряма. И зовут ее Беляна, – дух немного оживился: – Госпожа, вы заметили? У нас сегодня апофеоз белого! И прекрасный стих родился! Тоже немножко белый!

– Навий рифмоплёт! Не пытайся меня отвлечь! Заткнись и покажи ее!

Зеркало показало девицу, хлопочущую у плиты. Милая, хорошенькая, аккуратненькая. Явная провинциалка. Приехала в Сильверград замуж выйти. Коров в деревне пасти ох как неохота, в городе пристроиться всяко лучше. Платье… ретро какое-то. Марье бы не пошло, а этой идет. Стиль интересный, конечно, и, надо признать, подходит к образу. Небось продуман образ-то, до каждой мелочи. Коса красивая. Так и хочется выдрать.

– Эта? – Марья скептически рассматривала уже не слишком-то юную (по меркам нынешнего рынка невест и модельного бизнеса) шатенку. Двадцать? Двадцать один? – Красавица? Ты сломался? Скажи, горничная, навь безрукая, опять тебя роняла? Или полнолуние так действует?