— Да. И он собирается снова писать, это обязательно ему поможет. Но прежним он не станет, пока не найдут того, кто сделал это.
— Миссис Банди вчера сказала, что они ищут чемодан.
— Чемодан Джеральда?
— Да, коричневый, кожаный. Убийца явно забрал его с собой.
— Так это же указывает на ограбление! Я должна рассказать Рексу. Это его подбодрит.
Сью принялась запаковывать торт. Эми старалась снова заткнуть бутылку пробкой.
— Известно, что было в чемодане?
— Содержимое ящиков комода, — ответила Эми. — Так говорит миссис Банди. Она очень долго распространялась про эти ящики.
— Удивляюсь, как это Гонория не заткнула ей рот.
— Читала свои руны в другой комнате. Получилось!
Но Эми рано обрадовалась. Пробка снова выскочила из горлышка, пролетела через кухню и закатилась под плиту. Встав на колени и наклонившись, чтобы выловить ее оттуда, Эми придушенным голосом сказала:
— Я помогу тебе с Рексом. Навещу его. И еще мы можем обратиться к Лоре.
— А… Кстати, вот еще одна новость, которую я тебе хотела сообщить. Она переезжает.
— Переезжает? — Эми мыла пробку под краном. — Куда?
— Пока не знает. Я заходила к ней вчера. Я так волновалась за Рекса, и мне нужно было хоть с кем-нибудь поговорить. Иначе просто не знаю, до чего бы я себя довела. А она… она была в очень странном настроении. Ты знаешь, я думаю, она напилась.
— Я не удивлена. Этот ужасный бизнес кого угодно доведет до пьянства.
— Да брось ты ее, Эми. — Пробка по-прежнему вела себя отвратительно. — Лучше расскажи, что случилось у тебя. Мне уходить через минуту.
— Это было вчера. Сразу после часа дня. — Эми говорила так серьезно и вид у нее был до того встревоженный, что Сью, которая уже было встала, собрав свою корзину, снова опустилась на стул. — Гонория вошла и стала пенять мне, что я опоздала с ланчем. И может, потому, что я замерзла сильнее обычного и чувствовала себя вконец одинокой и несчастной, я сказала-таки ей, что с меня хватит…
— Эми!
— …и что я собираюсь уйти из этого дома.
— Неужели ты сказала ей это! — Сью впала в какое-то оцепенение, она смотрела на подругу, словно бы удивляясь, что та все еще жива. — И что она ответила?
— Это было ужасно. Она начала говорить, что починит отопление и будет давать мне больше денег на продукты. Потом сказала, что я не могу уйти отсюда, потому что она обещала Ральфу присматривать за мной.
— О господи, тихий ужас!
— Вот именно. И это странно и страшно. Потому что я прекрасно вижу: это неправда, ничего такого она ему не обещала. Я не понимаю, зачем она хочет держать меня здесь на самом деле…
— Бесплатная рабочая сила…
— Нет. То есть, может быть, но это не главное. Мне кажется, у меня есть что-то, что ей нужно. Иногда я чувствую, что она за мной наблюдает. Бывает, работаю в саду или в доме, а она вдруг подходит так неслышно, что я не сразу ее замечаю. Это и правда очень страшно. Она ждет чего-то, Сью. И не хочет, чтобы я ушла, пока это не случится.
— Но тогда ты просто обязана уйти отсюда!
— Да, у меня есть план. Помнишь, я говорила тебе про объявления в журнале «Леди»? Я начну отзываться. Дело в том… Я могу давать им твой адрес? Не хочу, чтобы она знала…
— Конечно. — Перед Сью внезапно открылась перспектива одиночества, и на лице ее отразилось отчаяние.
— Не смотри так грустно, дорогая. Мы будем писать друг другу. Все время.
— Да.
— И я буду часто приезжать. Навещать Ральфа.
Пару часов спустя Барнаби в ожидании миссис Лиддиард набрасывал себе шпаргалки. Скорее подходы к вопросам, чем сами вопросы, потому что он, очень жесткий, когда требовалось припереть кого-то к стенке, предпочитал оставлять собеседнику пространство для отступления, петлять, широко раскидывать паутину. И нередко, выходя из его кабинета после подробного и тщательного допроса, посетители полагали, что просто приятно побеседовали.
Барнаби был терпелив, как хищник, который сторожит вблизи логова свою добычу. Кроме того, он искренне интересовался людьми, в отличие от Троя, которого люди занимали лишь постольку, поскольку могли быть полезны для дела, которым он занимался. Метод Барнаби приносил плоды. Люди рассказывали ему, чего и не собирались. Иногда даже то, что знали, сами того не подозревая.
Заглянула Одри Брирли и спросила, не нужно ли ему чаю или чего-нибудь еще. Почти в ту же секунду приехал Трой с миссис Лиддиард. Барнаби велел принести две чашки чая и переключил телефон на удержание вызовов. Трой сообразил, что он здесь de trop[57], и ушел в дежурку.
Старший инспектор повесил пальто Эми, предложил ей самый удобный в кабинете стул, а сам сел не за стол, а на диван. Они молча помешивали чай, и Эми с робким интересом осматривалась в кабинете.
— Это просто неформальная беседа, миссис Лиддиард. Раз уж нам не удалось поговорить в прошлый раз.
— Да, боюсь, что Гонория… — Эми осеклась, побоявшись проявить нелояльность к своей семье перед посторонними. Она отхлебнула из чашки. — Прекрасный чай. Благодарю вас.
— Я хотел бы спросить, — продолжил Барнаби, когда чашки были уже пусты, — о ваших впечатлениях от последнего вечера в «Приюте ржанки». Например, понравилось ли вам.
— О да! — воскликнула Эми. — Это было замечательно — познакомиться с настоящим писателем.
Она была восхищена, как и миссис Клэптон, если ему не изменяла память, учтивостью Дженнингса, его готовностью помочь, неподдельным интересом к занятиям собравшихся.
— Очень жаль, что все так быстро закончилось. Мне кажется, он нас всех вдохновил.
— А как вам показалось, мистеру Хедли вечер тоже понравился?
— Трудно сказать. Он был очень тихий, — Эми осторожно поставила чашку и блюдце на ковер, — бедняжка.
— Вам известно, что они с Максом Дженнингсом были знакомы прежде?
— Да. Рекс сказал об этом Сью. Он ужасно переживает. Чувствует себя виноватым. Э-э-э… а вы?.. То есть я хочу сказать, если бы вы… реабилитировали Макса… если бы стало ясно, что никакой его вины тут нет, это очень помогло бы Рексу. Понимаете, знать, что… — Эми замолчала, испугавшись, не совершает ли она что-нибудь предосудительное.
— Я уверен, мы решим эту проблему. — Барнаби улыбнулся, чтобы смягчить молчаливый отказ разъяснить ей все про Дженнингса. — Я так понял, что после встречи вы с мисс Лиддиард пошли прямо домой?
— Да. Я сварила какао, а потом поднялась к себе наверх поработать над книгой. Гонория пошла со своей работой в кабинет.
— А о чем ваша книга?
— О… — Эми вспыхнула от удовольствия: не каждый день ее расспрашивали о книге. — Легче сказать, чего там нет. Высокие финансовые сферы, торговля наркотиками, влюбленные, которые теряют и вновь находят друг друга, бесценная черная русская жемчужина, украденный ребенок.
— Звучит неотразимо.
— Я очень рассчитываю на эту книгу… — Эми немного расслабилась и откинулась на спинку стула.
Надо же, на ней все те же старенькие брюки и растянутый кардиган, что и в прошлый раз, заметил Барнаби. Сапоги поношенные, один разлезается по шву. Интересно, как у нее с деньгами? Должно быть, совсем худо, если она согласна жить в Гришэм-хаусе.
— Вам помогают занятия в кружке?
— В каком-то смысле. Мы читаем написанное вслух, но ни у кого из нас нет достаточного опыта, так что мы, пожалуй, не знаем, что с этим делать дальше.
— Что вы можете сказать про опусы Хедли?
— Несколько вяло. Он усердно работал над своими рассказами, но даже после правок они, по-моему, не становились лучше.
— А какого вы мнения о нем как о человеке?
— Не могу сказать вам ничего определенного, инспектор. Я недостаточно хорошо его знала.
— Неопределенное тоже подойдет.
На этот раз Эми взяла столь долгую паузу, что Барнаби уже потерял надежду дождаться ответа. И когда она все-таки заговорила, было заметно, что делает она это очень неохотно:
