Я поняла: она ничего не видела, и не стала ей ничего рассказывать. Взяла у неё из рук лишний пакет с продуктами и зашагала к выходу.

– А картонку-то зачем подобрала?

– Надо.

Тётя ничего не ответила, так как автобус вот-вот мог отъехать, и мы торопились.

Как только мы вошли в автобус, тётя Лена поругала немного за то, что долго пришлось меня ждать. Но мне не было обидно. Я ещё не думала о том, что я ей скажу дома, но сердце отстукивало радостную барабанную дробь, не смотря на то, что знала наверняка: она не разрешит мне оставить кошку дома.

Старый автобус оказался пустым. Странно, летом на вокзале – столько народу, все хотят куда-то уехать… Совпадение?

– Я пойду назад, музыку послушаю, – сказала я голосом заядлой врушки. – Если что, я – в наушниках.

      Я всегда так говорю, если хочу, чтобы меня оставили в покое. Когда я заглянула в рюкзак, кошка смотрела на меня огромными всепонимающими глазами. Она по-прежнему дышала тяжело, но пока лежала спокойно. Я с облегчением выдохнула и взяла её на руки, чтобы вытащить. Её тело было мягким, как вата, она перестала сопротивляться.

Волна осознания всей ответственности обрушилась на меня, руки затряслись от страха перед предстоящими событиями. Я собрала коробку, как меня научила буфетчица, и поставила её рядом с собой, посадила в неё кошку.

Старый автобус мчался по пустой дороге, качался из стороны в сторону, гремел, ревел, и, казалось, он вот-вот развалится на части. Я смотрела то на кошку, то в окно, потом откинулась на сиденье и начала следить за пробегающими мимо зелёно-голубыми волнами.

Сквозь рёв мотора я услышала нежное мурлыканье, заглянула в коробку, и… О, чудо! Как при замедленной съёмке из под белой шерсти хвоста, выглянул тёмный мокрый комочек. Я огляделась, ища подсказки. Что же делать? Но подсказать было некому, кроме тёти, которая, скорее убьёт, чем подскажет.

Вдруг я услышала:

– Рлюбрлю, рлюбрлю, благодарлю. Рлюбрлю, рлюбрлю, благодарлю.

Какой удивительный сон, подумала я. Но это был не сон, это пела кошка, а автобус превратился в дикого голодного зверя. Он нёсся по пустынной дороге с огромной скоростью, скалил зубы и дико рычал. Казалось, сейчас он вступит в схватку с любым, кто попадётся на пути и вздумает помешать, не смотря на то, что сам был уже старым и от него отвратительно, аж до тошноты, пахло бензином.

– Рлюбрлю, рлюбрлю, благодарлю, – продолжала выдавать кошка.

Я, конечно, знаю, как выглядят котята, когда немного подрастут. Но тот, что появился секунду назад, не имел ничего с ними общего. Махонький нежный кусочек мокрой шерсти, на котором тоненькой кисточкой была слегка прочерчена мордочка: глазки, носик, губки. Вытянутые лапки прижимались к телу, словно котёнок только что выплыл из чистого ручья, а на спинке костлявыми бугорками торчали крохотные сложенные крылышки. Кошка повернулась к нему, облизала, перегрызла пуповину, а потом снова продолжила песню:

– Рлюбрлю, рлюбрлю, благодарлю.

Я лишь смотрела во все глаза, как поочерёдно появлялись котята. Страшный железный зверь, внутри которого происходило это чудо, уже не пугал. Наоборот, я подумала, что рядом с ним мы – в полной безопасности. Он и сам сильно волнуется, и потому мчит со всей силы, чтобы быстрее доставить ценных пассажиров до места назначения.

Из-за спины я услышала тётин голос:

– Это что такое? Ты что тут вытворяешь?!

Я страшно испугалась и пролепетала:

– Ничего…

– Как это «ничего»? А это что? Ты что, тайком от меня подобрала уличную кошку?! Ты рехнулась?! Тётя вытаращила на меня глаза. – Значит, ты ничего не выдумала! Ах, вот, значит, почему мы чуть не опоздали! Ты что собираешься брать это с собой?

Под «это» она подразумевала не только кошку, но и маленькие мокрые живые комочки, и чудо их появления, и автобус, и меня с моим непонятным для неё счастьем.

– Я запрещаю! Сейчас же, как только выйдем из автобуса, ты отнесёшь и оставишь их где-нибудь под кустом. Летом жратвы много, не подохнут! Ты что забыла, сколько я денег потратила на ремонт? Они же мне все обои обдерут! Ламинат обгадят! О, боженька, что за какие мои грехи ты свалил мне на голову это наказание!

Под «наказанием» тётя подразумевала меня.

– Я возьму её с собой.

– Щас!

Даже автобус притих от тётиного крика и стал обычным автобусом. Кошка тряслась от усталости и перенапряжения, но продолжала петь. Значит, роды ещё продолжались. Наконец, появился пятый котёнок с яркими жёлто-коричневым пятнышками. Кошка не повернулась к нему и не облизала, она внимательно следила за движениями тётиных рук. Автобус в это время подъезжал к автовокзалу.

– Тебе напомнить, что благодаря мне, ты сама сейчас не в детдоме?

Автобус резко подскочил, тётя вскинула руки, чтобы удержаться на ногах, а кошка вскочила и зашипела. Она подумала, что тётя набрасывается. Добрые кошачьи глаза вмиг стали яростными, злыми, готовыми на всё ради котят. Тётя поостереглась её и закричала:

– Раз я тебе не нравлюсь, – вон! Иди, возвращайся в свой детдом! – её слова были обращены ко мне, но она смотрела на кошку.

Я больше всего боялась, что тётя сделает что-то с ней или котятами. Однажды я подслушала тётин разговор с подругой, которая подробно рассказала, как утопила котят, родившихся у её кошки. Тётя даже переспросила несколько раз, словно записывала кулинарный рецепт, который может пригодиться. Мне стало страшно. Казалось, она способна на всё, лишь бы избавиться от этой досадной неприятности. Водитель слегка притормозил, посмотрел в зеркало дальнего вида и спросил:

– Женщина, у вас всё в порядке?

Услышав его, я поняла, что ничего не случится, по крайней мере, здесь. Но на всякий случай, ближе придвинулась к коробке, склонилась над ней, обняла и сказала:

– Я никуда не пойду. Это – моя кошка, и котята тоже мои.

– Может, скажешь ещё, что ты их родила?

– Не скажу. Но теперь я за них отвечаю.

– Ответ неправильный! Это я за тебя отвечаю. Ты ешь на мои деньги, ты живёшь в моей квартире.

Это тупой спор, который я всегда проигрываю. Даже если скажу о пособии, которое она за меня получает, она начнёт перечислять, сколько денег, нервов и времени ей стоили мой компьютер, телефон, пальто и, прежде всего, я сама. Я чувствовала, как подо мной замерла целая вселенная в ожидании того, чем всё закончится.

– Тогда, вот что, – проговорила тётя тихо, оглядываясь на водителя, – иди и гуляй, милая! Вернёшься, когда вырастишь их, выкормишь, найдёшь им хозяев!

Тётя ринулась вместе с чемоданом к выходу, когда автобус остановился, а я поплелась следом с коробкой и рюкзаком, не понимая, что мне делать дальше. Чтобы попасть домой, нам нужно было проехать ещё несколько остановок на трамвае. Мы встали поодаль друг от друга. Тётя всем видом показывала, что меня нет. Я не чувствовала злость или обиду. Нежность к маленьким живым комочкам, страх за них, переполнили меня. Для других чувств места не осталось.

Скрипя и постукивая по рельсам, из-за угла выскочил трамвай. Я села на свободное сиденье, как тут же подбежала кондуктор. Я испугалась было, что денег на проезд у меня нет, но вспомнила, что осталась сдача от пятидесяти рублей и заплатила.

Осторожно приоткрыв коробку, я заглянула. Кошка лежала посередине, повернувшись на бок. Она заняла почти всё пространство. Котята уже успели присосаться к её титькам, кроме одного. Он лежал отдельно ото всех и не шевелился. Я вгляделась и поняла: он мёртв. Тут я вспомнила: это тот самый, с жёлто-коричневыми пятнышками, на которого она не посмотрела и не облизала, когда кричала тётя и размахивала руками.

Слёзы переполнили глаза и полились через край, как из дождевой бочки. Я плакала так, словно умерла я сама. Тётя была уверена, что я уступлю, как всегда уступала. Думаю, она уже прикидывала, кому их предложить, или как уломать меня, чтобы я оставила их в подъезде или во дворе.

Пусть делает, что хочет, пусть выгоняет меня из дома, но в этот раз всё будет иначе. Гораздо страшнее мне становилось от мысли, что с котятами и кошкой может что-то случиться, что они умрут.