Но все это просто замена чему-то большему, к чему мы шли, когда были маленькими. Мы перетасовали карты и построили себе идолы из звезд, блогеров и политиков. Но на самом деле, нам никто не нужен. Нам не нужно, чтобы нас выбирали, чтобы нас помнили. Правда, понимать это получается только в такие, как эта, ночи. Мы просто объявляем себя королями этого мира. Но мечты перегорают с восходом солнца. И наши звезды умирают, не успеваем мы повзрослеть.

И так каждую ночь, но мы покупаем это время вместе с алкоголем и сигаретами, только чтобы еще раз погрузиться в сказочный несбыточный сон. И счастье, если получается украсть, оторвать у этого сна какую-то часть, только чтобы запомнить и хранить ее в своей памяти.

Правильно, друзья, давайте праздновать этот праздник жизни! Пейте же, пейте! Запомните этот момент проходящей жизни!

Мои мысли прервал неожиданно появившейся молодой человек. Так бывает, когда в сюжете плохой книги происходит какой-то нелогичный и неправильный поворот, которому здесь нет места.

Парень был чуть пониже меня, в цветастой ветровке, под которой виднелась рубашка в шашечку. На руках были фенечки и веревочки, на голове – неопрятный хвостик, похожий на брюкву. Вся его одежда в отдельности была бы безвкусной и неуместной, но вместе она создавала эклектичный образ, о котором Ярик столько рассказывал.

– Антон Куприн, – представился парень, протягивая мне маленькую ладонь.

Вот он каков – хозяин сих владений, король бала.

– Веня Самураев, – я пожал ему руку.

– Очень приятно, – сказал Антон, которому, по-моему, было чуть менее приятно, чем он это сказал. – А ты, значит, с Яриком приехал?

Я кивнул. Он предложил мне сигарету и закурил сам.

– Чувствуй себя как дома, – сказал он добродушно.

– Спасибо. – Чтобы не стоять молча, я спросил: – Куприн – это псевдоним?

– Антон – это псевдоним, – ответил он и засмеялся. Я так не понял, шутит он или нет.

– Мне кажется, если я изменю имя, это буду уже не я.

– «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – Антон произнес это в никуда.

Я осекся. Наверное, моя фраза могла обидеть, а ссориться с хозяином, который принял нас в своем доме, мне не хотелось, поэтому я поспешил добавить:

– Но Куприн – это хорошо! Это нетленная классика!

– Если классика тленная или пусть даже нетленная, это означает, что ее кто-то поджег или по крайней мере попытался. Кстати, о поджогах, – будто случайно вспомнил он, – надо разжечь мангал, а то скоро это некому будет делать.

Шел уже двенадцатый час. Вечер набирал обороты. Все вокруг становились веселее, быстрее, смелее. Люди переместились во двор, потому что в доме становилось тесно. Кто-то распахнул окна и развернул колонки на улицу. Громко заиграла музыка. Женя и Никита – знакомые моих знакомых – вынесли стол. Девушки сидели под беседкой и нарезали овощи.

Я раздобыл себе банку пива. «Тс-с-с», – тихо прошептала она, как бы прося, чтобы я был потише, когда ее стальная крышка продавливалась внутрь. И немедленно выпил. Алкоголь – это смерть в замедленной съемке. Один глоток – выстрел в голову.

Глотая пиво, я становился частью множества других людей, находящихся здесь. Мы коллективный разум, плывущий в одном потоке. Это всеобъемлющая солодовая волна создавала единения всех со всеми. И другого было не надо. У кого-то в руках уже мелькала водка. На меня налетел парень, предлагая разделить с ним коньяк.

– Ну, давай, ну… че ты… – мямлил он.

– Да я пока пиво пью, – я показал на жестяную банку в руке.

Он, вторя моим движениям, помахал перед лицом бутылкой коньяка, которую держал за горлышко. Я попытался его обойти, но он не пропускал меня. Несколько секунд я смотрел в его красные, пьяные глаза.

– Дима!

Парень оглянулся. Кто-то из толпы звал его. И тут же забыв про меня, Дима ушел на обезличенный голос.

Глядя на него, я вспомнил, что года три назад был таким же пьяным дураком, правда, сейчас я знал, что и спустя три года скажу про себя то же самое. Все мы заливали лето алкоголем. И пусть это было неправильно, но все мы делали так. И да, мы сбились с пути, но зато мы шли вместе. Все мы: я, Ярик, Надя, Вита. Наверное, и наше лето, и такие дни, как этот, были причиной событий, от которых потом захочется отказаться, извиниться за них перед кем-то. Но почему-то всегда так и получалось – то, что происходит в жизни, после осмысления оказывается неправильным. Я, наверное, полный кретин.

Женя и Никита позвали есть, объявив, что первая партия шашлыка готова. На столе среди разбросанных пластиковых тарелок и стаканчиков лежали криво нарезанные огурцы и помидоры. Никита торжественно водрузил тазик с подгоревшей курицей в центр. Несколько пластиковых вилок одновременно проткнули мясо.

Во главе стола, там, где прежде праотцы ставили самовар, теперь бурлил колосс кальяна. Сквозь дым слышалось методичное чавканье и пережевывание. Кто-то предлагал тост. Я потягивал пиво.

Напротив села пара. В дыму, сумерках и угаре я не сразу понял, что передо мной Дима и Вита. Он взял ее стаканчик и лил туда водку, проливая половину на юбку.

Как-то на первом курсе мы устраивали вечеринку вроде этой. Часть знакомых решила позвать школьниц из старших классов. Мнение разделились пополам – на тех, кто против их присутствия, и тех, кто за. За были и сами школьницы. Аргументами первых было то, что они еще маленькие и формально им нельзя пить и курить. У вторых аргументов особенно не было, но выиграли все равно они. Просто всегда были люди, желающие напоить на вписке девчонку на пару лет младше себя.

Я не голосовал по двум причинам. Во-первых, это ничего бы не решило, как, собственно, и произошло. И, во-вторых, выбор для каждого свой – ехать или нет, пить или не пить. В конце концов, это мы же и служим примером такого образа жизни для тех же школьников. Но нести ответственность за секс с несовершеннолетними я и те мои знакомые, кого я мог назвать друзьями, не собирались, поэтому мы просто держались от девочек подальше, чтобы никто никого не провоцировал.

Я не хотел выглядеть благородно. И все такие высокопарные рассуждения о морали и нравственности – не мое. Да и добродетель тоже. Но Вита выглядела беспомощно, и я знал, чем это кончится, если не вмешаться сейчас. А мне не хотелось, чтобы с ней был кто-то другой. Так что дальнейшие действия – скорее корыстный поступок. Золушка, я не рыцарь на белом коне. Я встал из-за стола.

– Вита, пойдем потанцуем? – предложил я, обогнув стол. Не знаю, зачем я это сделал, не мое это дело. Стало ли мне ее жалко, или же было настолько противно от всех этих пьяных лиц, что захотелось уйти и я искал компанию? Не знаю. А может, просто поступил так, потому что поступил. Не у всего есть причины, но у всего есть последствия.

Она была слишком пьяной, чтобы возразить, поэтому покорно, как собака, поплелась за мной. Дима привстал, начиная соображать разбросанными алкоголем остатками мозгов, что я помешал его планам, но он тоже был чересчур пьян. Меня же ежесекундно отрезвлял вид двигающихся при жевании затылков, запах лука, чавканье и бульканье.

Мы отошли в сторону.

– Как дела? – спросил я.

Она заговорила не сразу, будто понадобилось время, прежде чем она услышала мои слова.

– И зачем ты меня увел? Думал, мне нужна помощь?

– Да ты пьяная, подруга, – стал спорить я.

– А ты дурак, Веня. И я тебе не подруга. Видя утопающего, ты бросаешься его спасать. А если ему не нужна помощь? Может, надо было сначала спросить?

– Мне кажется, тонущему немного не до этого, – ехидно сказал я.

Вита наморщила маленький, покрасневший от выпитого носик, отчего ее лицо стало выглядеть по-детски милым.

– Дима – мой друг. Мы знакомы со школы. А тебя я один день знаю. И от кого тут надо спасать меня?

Я подумал, что получилось действительно глупо.

– Ну иди вернись к нему…

Она сделала вид, что размышляет над моим предложением.

– Пойдем, – наконец сказала Вита, – я хочу спуститься к реке.