Мне почудилось, что прошла целая вечность нестерпимой агонии, во время которой я боялась пошевелиться. А льесмирай смотрел на меня двумя широко распахнутыми алыми безднами, пока осторожно не отдернул руку и резко не сжал пальцы. Словно обжегся.

– Прошу прощения, гематит… – проговорил он, стиснув зубы.

Крылья его носа дернулись, словно он сделал короткий судорожный вдох.

Я вздрогнула и опустила голову, стараясь больше не смотреть на него, пытаясь направить все свое внимание кусту с зелеными листьями.

Получалось трудно. Особенно после того, как в горле все сжалось и начало клокотать, не пуская в легкие воздух, не давая втянуть запах растения, которое… почти совсем не пахло!

Я выпрямилась, сдвинув брови, и покачала головой, все еще чувствуя, как пульсирует щека в том месте, где он коснулся меня.

– Ничего не чувствую, – сказала я, стиснув зубы, и осторожно взглянула на мастера ядов.

Он не отводил от меня взгляда до сих пор, и под гнетом его напряженного внимания было так же тяжело, как под гранитной плитой. И душно.

– Используй свои сильные стороны, – сказал Астариен так, словно это было элементарно.

– Я человек, – фыркнула негромко. – И у меня нет сильных сторон.

А потом протянула руку к растению, оторвала лист и быстро смяла, втянув ароматные эфирные масла, сконцентрировавшиеся внутри.

Да, так было определенно лучше. Теперь запах стал мне ясен – чуть кислый, с легкой горчинкой.

– Что это ты делаешь? – вдруг раздался низкий, грудной голос мастера, о котором я на короткое мгновение успела забыть, пока принюхивалась к листу.

Я вздрогнула, нервно взглянув на мужчину, темные брови которого оказались сдвинуты.

Ну и что я опять сделала не так?.. Этот мирай доведет меня до разрыва сердца.

– То, что вы сказали. Использую сильные стороны, изучаю растение со всех доступных мне сторон…

– А перчатки перед тобой для чего лежат? – прорычал мужчина, и его лицо вспыхнуло от раздражения. Мышцы челюсти напряглись, еще сильнее выделяя волевое лицо и небольшие ямки на впалых щеках.

Я уронила взгляд на стол, с ужасом замечая, что там и впрямь лежали белые гладкие перчатки.

Громко сглотнула. Это же надо так сглупить!

– Простите. Я не разглядела.

– Не разглядела, – приподнял бровь Астариен, а затем вдруг обошел стол и оказался прямо возле меня. Оперся одной рукой о столешницу, нависая сверху, как чудовищная скала с… потрясающе красивыми глазами. Почему-то именно в этот момент его радужкам вздумалось засверкать искрами красного золота. – А что, если бы это растение было отравлено и, растирая его между пальцами, ты позволила яду проникнуть через кожу в кровь?

У меня дыхание перехватило. Потому что я вдруг отчетливо ощутила исходящий от Астариена жар. И слишком ярко вспомнила первый день нашей встречи. Когда он стоял ненамного ближе, чем сейчас. Только ему было совсем не до растений, и он… не злился. Не злился, когда представлял на моем месте другую женщину. Неужели только со мной он постоянно будет в состоянии, балансирующем между бешенством и безразличием?

Отсчитав несколько ударов пульса и собрав все свое самообладание на кончике языка, я проговорила:

– При всем моем уважении, льесмирай, не думаю, что мастер академии Самоцветов мог бы предложить мне сделать что-нибудь вредное для здоровья или… недостойное.

При последнем слове Астариен едва заметно изогнул бровь, словно уловил в моих словах намек.

Но там же не было никакого намека, верно? Или был?..

– Естественно, я не дал бы тебе задание, которое могло бы убить тебя на первом же занятии, – с тщательно сдерживаемым раздражением ответил он. – Но ты не можешь быть настолько беспечной. Гвардиар его светлейшего величества царя не должен доверять никому. А ты ведь хочешь стать настоящим гвардиаром, верно?

– Верно, – выдохнула я, потому что ни на что больше не хватало сил, когда он вот так нависал надо мной, как меч правосудия или мое персональное наказание.

– К твоему сведению, лестрелла – вполне себе ядовитое растение, – отрывисто кивнул он тогда на горшок с травой, из которого я только что сорвала и измяла лист. Затем снова посмотрел на меня, а его брови все так же оставались сдвинуты. – Именно поэтому я хочу, чтобы ты запомнила его запах.

Я с ужасом взглянула на пальцы, на коже которых еще виднелось немного зеленого сока.

– Разве что тебе повезло. Лестрелла не впитывается через кожу, – добавил мастер, чуть презрительно дернув уголком губ.

Я выдохнула с таким облегчением, словно воздух в легких и впрямь был свинцовым. Но, признаться, раздраженный вид мастера ядов потихоньку начинал выводить меня из себя.

Я же не специально ошибаюсь, в конце концов!

– Умывальник в углу лаборатории, – коротко бросил мастер, отвернувшись и сложив руки на груди.

И пока я бегала мыть руки, он не проронил ни слова.

Вернувшись к столу, от которого мирай и не подумал отойти, я торопливо надела перчатки и, как послушная академистка, снизу вверх посмотрела в золотисто-алые глаза.

Но, кажется, на этом моя покладистость стала заканчиваться, как и выдержка мастера ядов. В следующие секунды атмосфера в помещении начала стремительно накаляться.

Льесмирай снисходительно оглядел меня с головы до ног, а затем проговорил:

– Надеюсь, на этот раз у тебя получится лучше.

Мое раздражение потихоньку начало переливаться через край.

– Я буду использовать свои “сильные стороны”, – хмыкнула я, и не думая отвести взгляд от мгновенно вспыхнувших глаз.

– Это была издевка, гематит?

И он опять не назвал меня по имени! Опять!

– Да, льесмирай Риш! – наконец воскликнула я, почувствовав, что напряжение где-то внутри лопнуло лютневой струной.

И пока он не успел вымолвить ни слова от такой наглости, я запальчиво продолжила:

– Я человек, в отличие от вас, и вы не устаете мне это напоминать! Скажите, так принято в этой академии – принижать людей относительно других рас? Я думала, что времена неравенства уже прошли!

Мужчина стиснул зубы и плавно перетек в еще более близкое ко мне положение. И я не сделала даже полшага назад.

В груди клокотало. А еще с каждым мгновением становилось все жарче.

Теперь стоило лишь немного качнуться вперед, чтобы наши тела соприкоснулись. Не знаю, почему так получалось, но это явно было ненормально. Я осознавала это каким-то краем разума, где-то глубоко-глубоко внутри: как только мы оказывались наедине с этим мужчиной, прослойка воздуха между нами стремительно сокращалась, словно нас влекло друг к другу невидимой силой.

И я не знала, замечает ли это льесмирай. Понимает ли, что сам раз за разом уничтожает расстояние и прямо сейчас стоит уже так близко, что остается совсем немного… чтобы поцеловать или задушить.

Хотя, может быть, я чего-то не знала и на самом деле обучение в этой академии именно так и проходило… а граница личного пространства, в которое не принято пускать чужаков, в Верхней Шейсаре очень отличается от Нижней.

Льесмирай Риш постоянно нарушал мою границу. И постоянно был там, куда я могла бы допустить разве что самых близких людей.

В этот момент мастер вдруг обхватил пальцами мой подбородок, словно пытаясь заколдовать меня взглядом, горящим алым золотом, и прорычал сквозь зубы:

– Во времена неравенства, девочка, смотреть в глаза мираям было запрещено.

Я почувствовала его легкое, щекочущее дыхание на своей коже, скользнувшее по нервам мелкой дрожью.

В тот же миг черные зрачки Астариена снова начали вытягиваться, превращаясь в острое лезвие. А я почувствовала, как холодный страх сковывает мышцы.

Я ужасно боялась змей. Диких, хищных, быстрых и жестоких. Один бросок которых мог принести с собой смерть.

Но сейчас, глядя, как в одном человеке смешивается хищник и человек, я испытывала странную смесь ужаса и восхищения. Словно страх мог… возбуждать.

А еще – его пальцы на моем подбородке были горячими. И в том месте, где он меня касался, возникало ноющее, зудящее ощущение, будто просящее продолжения.