Теперь оказалось, что толпа движется медленнее, чем мне хотелось. Ну, им же хуже. Я рослый и сильный и, когда надо, прекрасно умею этим пользоваться. Большинство разбежались сами, а тех, кто не убрался с дороги, я оттолкнул. В глубине души была надежда, что какой-нибудь обидчивый осел полезет в драку, дав мне повод сорвать злость, но никто не полез. Может, из-за хромовой пластины на моей черепушке, может, из-за моего сложения, а может, из-за злобной гримасы. Как бы там ни было, до медицинского центра я добрался в рекордно короткое время.

Секретарь в приемной смерил меня взглядом. Его длинные оранжевые волосы, собранные в хвост на макушке, свисали нерешительным вопросительным знаком, а усмешка сказала все, что этот секретарь думает о здоровяках с хромированными головами.

— Мэри Купер. Где она?

— Палата четырнадцать, а кто, позвольте…

Коридор был один, туда я и отправился. Палаты — отгороженные занавесками комнатушки — имели номера. Двенадцатая… тринадцатая… четырнадцатая. Я отдернул занавеску.

Все было белым: стены, постель и халат на Саше. Девочка стояла спиной ко мне, глядя в зеркало. Когда я ворвался, она резко повернулась, стискивая ворот. Ее рука, потянувшаяся было за пистолетом, метнулась к лицу, а потом медленно опустилась. Левый глаз был закрыт бинтом, голова обмотана марлей. У меня душа ушла в пятки.

— Саша, что случилось? Что они с тобой сделали?

По щеке девочки скатилась слеза, губы шевельнулись, но не произнесли ни слова. Повинуясь внутреннему порыву, я вошел, обнял ее, плачущую, и прижал к груди. Девочка показалась мне маленькой и такой хрупкой… Наконец рыдания затихли. Саша оттолкнула меня и вытерла рукой лоб.

— Прости… это была просто минутная слабость… так глупо…

— Глупо? Слабость? О чем ты, черт возьми?

Саша отвернулась, встряхнула брюки под халатом. А когда заговорила, голос звучал уже твердо:

— Ничего особенного. Я продала глаз, вот и все.

Слова перекатывались у меня в голове, как двадцатитонные шарикоподшипники. Перед моим мысленным взором возникла картина: Саша лежит на операционном столе, а врач извлекает ее глаз из глазницы и кладет в лоток. Меня затошнило.

— Зачем ты это сделала?

Саша ощетинилась.

— Нам нужны деньги. Я продала глаз. Люди все время продают органы. Ничего особенного.

Я, конечно, туп, но и до меня в конце концов доходит. Все было куда серьезнее, чем возвращающаяся домой школьница, и даже серьезнее, чем стычка в какой-то корпоративной войне. Все оказалось настолько серьезным, что девочка-подросток готова была продать свой глаз, лишь бы перебраться из одного места в другое.

— Но почему, Саша? Почему? Что за причина девушке продавать глаз? И не вешай мне лапшу на уши насчет возвращения домой. Ты наркоманка? Что?

На единственный карий глаз набежали слезы и потекли по щеке. Саша покачала головой:

— Нет, я выполняю поручение матери. Важное поручение. Это все, что я могу сказать.

Я почти закричал:

— Поручение матери?! Какая мать захочет, чтобы ее дочь продала глаз?

Саша выпрямилась и вытерла слезы. Лицо ее стало холодным и вызывающим, а в оставшемся глазу горела ненависть. Как будто я в чем-то виноват.

— Кто ты такой, чтобы судить? Моя мать делает то, что должна, и я тоже. Так что заткнись и отодвинься. Я буду одеваться.

Мы шли по коридору в молчании, думая каждый о своем. То, что сделала Саша, было чудовищно. Что же это за мать, что же это за поручение, чтобы оправдать такое? Я не мог этого представить, но одно было несомненно: всякий, кто так готов пожертвовать собой, пожертвует и мной. И значит, я должен быть вдвойне, даже втройне осторожен. Мы подошли к каюте и остановились.

Интересная вещь привычки. Они могут навредить или помочь, а помощь была необходима. Вот почему для меня превратились в фетиш такие мелочи, как проверить утром, заряжен ли пистолет, а уходя из дома, приклеить на дверь кусочек прозрачной ленты. Поначалу это давалось с трудом, но теперь эти мелочи — моя вторая натура, и я делаю их бессознательно. Ну, кроме тех случаев, когда происходит что-то необычное.

— Не трогай дверь. В каюте кто-то был.

Саша нахмурилась.

— Откуда ты знаешь?

— Я приклеил кусочек ленты. Она разорвана.

— И что нам делать?

Я немного подумал. Мысли-колеса поворачивались медленно, но все-таки повернулись.

— Ты есть хочешь?

Саша посмотрела на людей, проходящих мимо.

— Хочу, но при чем тут дверь?

— Давай закажем что-нибудь в номер.

Заказ я сделал из компьютерной кабины в холле. Через пятнадцать минут приехала автотележка, открыла дверь собственным электронным ключом и вкатилась внутрь. Я ждал, что взорвется бомба или убийцы выглянут в коридор, или выбежит вор. Ничего.

Через несколько минут автотележка выехала, и дверь закрылась. Подождав, пока робот укатит, мы набрали код и вошли внутрь. На откидном столике аккуратно стояли подносы с ужином, от тарелок поднимался пар. Каюта была перевернута вверх дном. Наши немногочисленные пожитки валялись повсюду, как игрушки в детской. Я сообщил очевидное.

— Ее обыскивали.

— Да, — согласилась Саша. — Но кто?

Я пожал плечами.

— Первое, что приходит в голову, — Траск, но почему он так долго ждал? Мои деньги… «Транс-Солар»? Потребовалось время, но они все же догнали нас.

Саша не согласилась, но и не возразила. Устроив подносы на коленях, мы принялись за еду. Девочка глотнула какие-то пилюли на закуску. А я вдруг представил, как ее большой карий глаз с прикрепленной ниточкой нерва катается по лотку в форме почки. Или еще хуже: его вставляют в глазницу пожизненного. Аппетит испарился, и мне страшно захотелось плакать. Но телохранители не плачут, во всяком случае, не при клиентах, поэтому я уткнулся в тарелку и притворился, что ем. Не то что Саша. Она поглощала свою порцию с аппетитом грузчика и подобрала остатки кусочком хлеба.

Закончив с едой, мы побросали в рюкзак грязную одежду, выскользнули за дверь и смешались с толпой. Пусть плата за номер растет, это лучше, чем выписаться и тем самым сообщить о своем отъезде. Саша шла быстро. Мне с трудом удавалось не отставать и при этом следить, нет ли за нами хвоста.

— Дорлоп импог асуп 95601.

— Что ты сказал?

— Я спросил, куда мы идем?

— Корабль «Красный Торговец» стартует через два часа. Он летит на Марс. Не совсем то, что нужно, но все-таки какое-то продвижение вперед.

— Это пассажирский корабль?

Саша засмеялась, но сразу замолчала, словно из-за внезапной боли.

— Хотелось бы. Нет, это всего лишь грузовое судно, и мы — члены так называемого экипажа.

Я нахмурился.

— Тогда зачем ты продала глаз?

Саша объяснила, терпеливо, будто ребенку:

— Затем, что работа стоит пять тысяч долларов с каждого.

На это мне сказать было нечего.

«Старос-3» имеет форму буквы Н: в центральной перекладине расположены жилые помещения, а в четырех концах — стыковочные узлы, солнечные батареи, антенны и прочее оборудование. Эти концы называются Нога Один, Два, Три и Четыре. «Красный Торговец» стоял у Ноги Три. Туда мы и направились. Я проверил, не идут ли за нами головорезы «Транс-Солар» или «зеленые» Найджела Траска, и едва не прозевал черного мужчину. Того самого, которого мы видели с Траском. Поймав мой взгляд, он помахал. Саша схватила меня за руку, но поздно: я помахал в ответ.

Мужчина мгновенно оказался возле нас. Его глаза метнулись от меня к Саше и обратно. Интересный тип: умный взгляд, орлиный нос и тонкие выразительные губы. Его костюм, когда-то белый, теперь казался серым от грязи. Мы отступили в нишу, чтобы не стоять в потоке.

— Мистер Максон, мисс Касад, одну минуту. Вы спешите, я знаю. Мистер Максон, не могли бы мы поговорить наедине?

Я посмотрел на Сашу. Ей совсем не нравилось происходящее.

— Говорите что хотите, но я останусь здесь.

Мужчина поклонился.

— Как вам будет угодно. — Он повернулся, загораживая Сашу. — Я Филипп Бей. По поручению мистера Траска я должен сообщить вам, что наши сотрудники провели небольшое расследование. Так вот, «Мишимуто Корпорейшн» уволила еще двух морских пехотинцев с аналогичным повреждением мозга. Они страдали таким же снижением познавательной способности, такой же потерей памяти и имели такие же черепные пластины.