Всё было правильно: Артём решил уехать из города подальше, может, что и придёт в голову.

Деревня

Артём вышел из автобуса на мокрый асфальт и, дождавшись, когда развеется дым, вдохнул полной грудью. Влажный и свежий воздух раскрыл слежавшиеся лёгкие, от нескольких вдохов закружилась голова. Закрыв глаза, хотел сказать что-нибудь возвышенное, но ничего не вспомнил. Пришло на ум только глупое: «Лепота».

Парень стоял на обочине дороги перед синей табличкой с надписью: «Деревня Задел». Почти за четыреста вёрст от областного центра.

Начало дороги было насыпано щебёнкой, дальше – среднерусский чернозём.

С новым вздохом, надломив неуверенность, Артём быстро пошёл навстречу, как был почти уверен, судьбе. Дорога не разбита, следовательно, техника здесь бывает редко. Наверняка, был совхоз или колхоз, но распался, сейчас дворов тридцать, а то и меньше. Шёл быстро, то мечтая о славе, то боясь неудачи, то напевая в такт шагам песни, то читая стихи. Дорога, сделав плавный полукруг, спрятала за лесом трассу, сузилась до двойной колеи. Лес приблизился и навис тяжёлыми кронами над дорогой, а сама дорога, уйдя в сторону от основной, только не накатанной, а значит, брошенной, приобретала просто сказочный вид. Он всё больше радовался, что сошёл именно здесь, почему-то уверяясь в будущей удаче. И, когда лес с дорогой вдруг оборвались большим лугом к деревне и реке, от неожиданности и радости закричал, что было мочи. Сказка, действительно, сказка!

До небольшой реки было с километр, деревня начиналась метров на триста ближе и располагалась будто в большой ложбине. Насчитал почти сорок дворов и пошёл к самому большому, догадываясь, что это магазин.

На входе, обозначенном двумя толстыми столбами-воротами, его облаяли похожие друг на друга собаки. Поняв, что вреда им не принесут, снова завалились в пыль, набивая ей шерсть и затрудняя жизнь блохам. Деревня, на удивление, не пустая. Почти за каждым палисадом видны бабы и мужики, работающие в своих огородах. Стайка голоногих пацанов на велосипедах, юноша на неизвестной технике с двигателем внутреннего сгорания и, конечно же, красивенькие, живые девчушки в сарафанах и сандалиях. Он сразу решил: «Деревня, а-ля прошлый век».

Магазин был закрыт на обед, зато в стороне – ларёк, небольшой, но ухоженный, с открытым окном. В ларьке приятная женщина лет тридцати-тридцати пяти, с яркими губами, тонкими подкрашенными ресницами и с черными, вдруг, ногтями.

«Ба! Да здесь тоже телевизор смотрят!» – мелькнуло в голове парня.

Женщина, выказав интерес, грудным, мягким голосом почти пропела:

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, у вас здесь, как в сказке, красиво. Прям сердце радуется!

– Это вы правильно заметили, красиво. Жить только не совсем просто, но народ старается. А вы, собственно, зачем к нам?

Артём решил себя не выдавать, сказал, что просто в отпуске, путешествует.

– Везёт, – сделала вывод женщина, уютно шевельнув плечиком и улыбнувшись, – а то оставайтесь. У нас пустые дома есть, живите. И невесту найдём.

Она пристально посмотрела в глаза незнакомцу и, теребя рукой лямочку на голом плече, задевала пальчиком мочку уха и завиток волос.

– Не пожалеете!

– Хорошо, только где переночевать можно?

– Да хоть у матери моей, возле речки домик стоит, красивый, с башенкой. Давайте, покажу, – и она, повернувшись к нему в пол-оборота и немного наклонив голову, рукой показала направление.

– А там спросишь бабу Лиду, не обманут, – легонько толкнула в спину, – если понравится, может, вечерком встретимся, – и улыбнулась, уверенная, что ему понравится.

Баба Лида

Баба Лида была совсем не старой. Плотная, аппетитная женщина, сразу располагающая к себе. Улыбнувшись красиво и открыто, по-мужски протянула руку.

– Дочь послала? Что ж, хорошо, комната есть. Надолго?

– Да на недельку, может, больше, если понравится. Хочу хорошо отдохнуть, выспаться. Специально уехал подальше, где и телефон не берёт, чтобы забыть всё и всех. Походить, помечтать, полюбоваться вашими красотами. Ещё хочу на людей посмотреть, может, пригодится что в работе.

Она посмотрела внимательно на гостя и, улыбнувшись, спросила:

– Не жену ищешь? Говорят, сейчас модно из деревень далёких не избалованных брать для жизни… А то горожане всё больше для форсу.

Он засмеялся.

– Нет, жениться мне ещё рано! Для себя надо пожить.

– Да ну вас, для себя, себе, о себе… А потом не знаете, куда деваться… Хватит разговаривать, пойдём, покажу комнату.

Она пошла впереди, уверенно ступая и плавно отводя руку.

Ночью, вкусно накормленный, долго лежал, глядя в белый потолок. За ужином много разговаривали с тётей Лидой. Узнал много интересного о местной жизни, о людях и судьбах.

– А дочка моя, Оленька, красивая и добрая, хорошей могла бы быть женой. Вот только не повезло ей в жизни, – тётя Лида погрустнела, стараясь улыбкой скрыть настроение, но на его вопрос уклончиво ответила, – ладно, давай, улаживайся. Если поживешь недельку, всё узнаешь, не торопись.

«…Жизнь! А что я о ней знаю?» – думал Артём, родившийся и выросший почти без проблем и забот. Девяностые, когда всё вставало, падало и снова вставало, были для него ещё не осознанными. И боязнь родителей за его жизнь казалась тогда чрезмерной и утомительной. Это сейчас, узнав о бедах и испытаниях, выпавших в то время на плечи отцов и матерей, он почти всё понимал. Но, наверное, не так остро…

Он вдруг подумал об Ольге. Что же она не пришла? Красивая и уверенная, с ясными, блестящими глазами, с легкой, почти детской, понятной улыбкой. И с запахом уютной женщины, который засел в его сознании.

«Я ей скажу, что она красивая… Или очень красивая…» – засыпая, он был уверен, что этого ей никто не говорил.

День

Проснулся Артём поздно. В недоумении долго смотрел на листья черёмухи и не мог понять, откуда на шестом этаже черёмуха. Пришёл в себя от голоса, как сначала показалось, тёти Лиды, но это был голос Ольги. То же спокойствие и с легкой иронией красивое, чуть тягучее:

– Со-о-ня, – она приоткрыла дверь и посмотрела, улыбаясь, ослепляя свежестью и чистотой, – как спалось, нежданный гость? Что снилось?

– Хорошо, очень! А снилась ты… – сказал он и застеснялся, она ведь явно старше лет на десять, мелькнуло в голове.

Но Ольга вдруг, успокаивая, засмеялась и, сверкая зубами, задорно проговорила:

– Считово, сон в руку. А сейчас вставай, умойся и айда завтракать на веранду.

Гость быстро вскочил и, немного рисуясь мышцами, надел джинсы.

– Можно рубаху не надевать, хочу по пояс водой холодной, а?

Она игриво махнула рукой.

– Давай, по-военному, семь минут.

Он выскользнул мимо, вдохнув украдкой аромат весны, идущий от неё, и побежал в сторону реки. Берег немного с камышом и со следами жизни крупного рогатого скота, плавно уходил в тихо струившуюся воду. Разделся и потихоньку, зайдя в воду по пояс, оттолкнулся и поплыл от берега. Ближе к середине течение было довольно сильное и, немножко поборовшись с ним, вернулся назад. Выйдя, размялся, поприседал и, немного отжавшись, пошёл обратно.

Деревня уже жила своей полновесной жизнью. Совершенно ясно, что здесь есть какое-то производство. На лошади проехал мужик, с тяпками прошла кучка женщин, за деревней видны тракторы. Но как-то всё не по-настоящему, неторопливо, и коровы чёрными жуками пасутся вдалеке на берегу. Артём понял, что почти всё проспал, по крайней мере, утреннюю деревенскую побудку.

Они постояльца уже ждали, очень похожие дочь и мать. Парень сел и, маскируя смущение, громко поздоровался.

– Да не кричи, родной, все же свои, – тётя Лида, не спрашивая, налила в большую кружку молока. – Чай мы не приветствуем, молоко – вот мужицкое питье!