— Да… — Леви не совсем понимал, почему у Лейлы это вызывало такой шквал эмоций. Она отпустила его руку и, положив папку на колени, начала резво-резво развязывать узелок. Леви внимательно наблюдал, как ее маленькие пальчики ловко управляются с мохнатой веревкой, пока папка не раскрылась, оголяя белые листы бумаги.
— Я пливезла маме лисунки. Она говолит, сто я класиво лисую, — девочка начала перелистывать рисунки в своеобразном альбоме, ища, наверное, какой-то определенный. Леви заметил, что все ее рисунки очень яркие и красочные. Конечно они по-детски простые, но Леви всматривался в каждую завитушку с особой внимательностью, хоть и не решался остановить суматошный поиск девочки. — Вот!
Она с улыбкой протянула Леви рисунок, суя его прямо ему в руки. Он, конечно же, принял его, аккуратно беря за края чтобы не помять. На рисунке был нарисован не сильно пропорциональный человек в военной форме верхом на черной лошади. Под лошадкой была дорожка травы, а на небе (видимо, эти голубые завитушки — это облака) светил ярко-желтый диск солнца. Леви рассматривал человечка, непроизвольно пытаясь найти сходство с собой. Лейла заметила, как ее новый знакомый внимательно рассматривает всадника, и покопошилась в папке. Оттуда она достала грифельный карандаш.
— Дайте.
— Зачем? — Леви еще не все рассмотрел. Девочка надула губы и капитан-таки отдал ей в руки рисунок. Она еще раз взглянула на Леви и начала черкать карандашом по голове солдата. Леви понял, что она рисует ему волосы. Но вот девочка застыла с карандашом в руке и внимательно всмотрелась в рисунок.
— Как Вас зовут?
— Леви Аккерман.
— Охо! У меня тозе фамилия Аккел-ке-келе, — девочка не могла произнести слово правильно и запнулась, пережевывая сложное сочетание букв. Она нахмурилась, словно вот-вот заплачет.
— Аккерман, — сказал за нее Леви.
— Да! Лейла Аккеман! — она посильнее сжала в руке карандаш и подписала над головой солдата.
Леви Аккерман
***
Кайла начала захлебываться и поспешно поднялась. Она залилась кашлем, отхаркивая попавшую в рот жидкость. Глаза она прочистила рукой и взглянула вперед.
Как…
Помнишь? Помнишь, помнишь.
Перед ней простирался лес гигантских деревьев. Огромные толстые деревья полностью накрывали своими кронами кромку воды, что успела подняться уже до колена. Даже шум ветра… прям как тогда. Горло сковал пронзительный крик, что так и не вылетел в свет, а лишь потонул в потоке слез. Кайла неотрывно смотрела, как плавно и легко колышутся ветви огромных деревьев, как сверкает бликами вода, непонятно как поднимающаяся с каждой минутой. Стягивая подол платья, Кайла хотела развернуться и убежать отсюда, убежать с этого проклятого места. Только ее тело завернулось, как страшная пасть, усыпанная гнилыми острыми клыками, захлопнулась перед ее лицом.
Не смей!
Кайла схватила платье двумя руками и бросилась в лес. Вода ужасно замедляла попытки бежать быстро. Она как болото, засасывала ее ноги, перебирать ими становилось невыносимо сложно. Сзади преследовало шипение, Кайла спешила куда угодно, лишь бы подальше от этого существа. Сердце ныло от нагрузки, грудь болела. Вода тяжело расступалась перед ней, она падала, вставала и снова падала. Когда она в очередной раз упала, она заметила перед собой силуэт. Силуэт мужчины. Он стоял в нескольких метрах от нее не шевелясь, как призрак.
Джек! Джек!
Она со слезами на глазах бросилась к другу. Повисла на нем, прижимая к себе, плакала. Заливала слезами ему плечо, шею. Да только он молчал. Молчал, а потом сказал. Сказал, как будто говорило эхо в подземном тоннеле.
Почему же Марта плачет? И где Линда?
За ними раздался ужасный, животный рев. А потом топот… топот шагов. Шагов, от которых кровь стыла в жилах, а волосы на голове седели прядями. Топот титана. Кайла схватила Джека за руку, и они побежали в лес. Вода уже была по живот, девушка билась в ней, как подстреленная птица. Джек волочился следом, казалось, совсем без сил. Его серое лицо не выдавало ничего, кроме безграничной скорби и пустоты.
Почему же Марта плачет? Кайла… Разве она сделала тебе что-то плохое?
Вода… вода, вода, вода. Она была везде. Все выше и выше, что Кайле пришлось приподнять шею, лишь бы не захлебнуться. Она развернулась, чтобы увидеть Джека, как ее рука потеряла его, и Джек упал в мутную гладь. Кайла без раздумий нырнула за ним. Она ничего не видела, просто махала руками в поисках руки Джека. Омут ее поглощал, сдавливал, как тиски. Кайла крикнула. Изо рта вылетели большие пузырьки воздуха, шутливо играясь поднимались на поверхность, пока Кайлу безжалостно тянуло на самое дно.
Марта не должна плакать, Кайла. Она же ни в чем не виновата.
========== Все, что нужно для счастья ==========
— А почему вы не плиходили к нам?
— А должен был?
— Длузья плиходят длуг к длугу в гости, — сказала уверенно Лейла, а потом поникла, теребя в руках шнурок, — Но к нам плиходили только тетя Анка и бабуска. Но я тозе была лада их видеть!
— И ты поэтому так обрадовалась, когда я сказал, что я мамин друг? — девочка утвердительно кивнула и улыбнулась, но эта улыбка показалась Леви неестественно кривой.
— Мама ледко выходила гулять и часто болела. Я гуляла с дедуской дома, мама боялась пускать меня на улицу гулять самой. А сама если ходила, то только вечелом. Однажды она взяла меня с собой покататься на лосадке, — Лейла раскинула руки в стороны и с восхищением проговорила: — Во-от столько мы плосли. Я дазе сама в седле сидела!
— Ты могла бы упасть.
— Меня мама плиделзивала! Она сказала мне, сто я молодец! — она гордо выпятила нижнюю губу и сложила руки на груди. Лейле нравилось рассказывать про их прогулки, потому что их было не так много, и каждая считалась для девочки удивительным приключением. Они ходили на ярмарку, в магазины игрушек, катались за городом, дедушка даже один раз, в тайне от мамы, сводил девочку к лесу. Лейла осталась под большим впечатлением и просилась приехать туда еще, но дедушка предупредил, что мама будет волноваться.
Вообще, Кайла с большой опаской относилась ко всему новому, что окружало Лейлу. Она всегда до дрожи в руках следила за каждым шагом, каждым действием девочки, все контролировала и за все боялась. Лейла всегда должна была быть на виду, рядом с ней, желательно за руку, чтобы она могла чувствовать ее присутствие. Стольких усилий стоило Пиксису уговорить Кайлу спать отдельно в другой комнате, не подниматься к ней каждые десять минут, пока та играет, не ходить за ней, как привязанная, если Лейле захотелось выйти во двор. Кайла все время была испуганная и везде ей казалось, что ее дочке грозит опасность. Госпожа Мэри без остановки приносила новые и новые лекарства, чтобы девушка окончательно не сошла с ума. В редкие минуты покоя Кайла читала или шила, могла сделать уборку или приготовить обед. Но даже тогда, в разгар действий, она на секунду прерывалась и прислушивалась-как там Лейла?
А что Лейла? Ей тоже было тяжело, хотя через призму детского сознания это походило на проявление отношений «любящая мама и маленькая дочка». Ей нравилось быть в центре внимания, нравилось играть с мамой, с дедушкой, с бабушкой и тетей. Но даже она понимала: что-то не так.Чего-то не хватает, чего-то очень важного. Лейла была маленькая, но наблюдательная и довольно сообразительная. Ее окружали заботой и вниманием, у нее было все, чего она попросит, все ее любили и носили на руках, как хрустальную вазу. Все дети счастливы иметь такую семью, но Лейла уже в свои четыре поняла…
— Мама, — девочка спустилась к Кайле на кухню, пока та нарезала мясо, — Мама, а где папа?
Лезвие ножа сверкнуло в воздухе в миллиметре от мяса, Кайла остановилась. Какой простой, но до ужаса тяжелый вопрос. Кайла сжала зубы, чтобы губы не задрожали, снова отвернулась к доске, сверля ее мутным взглядом. Девочка молча наблюдала, как мама опускается перед ней на корточки, поправляет задравшиеся края фартука, гладит по головке.
