— Отлично, теперь осталось только рассчитать нужное количество и можно подрывать.

— Вот только как? — спросил Эрен, входя в дом вместе с Конни. — Мы же не знаем, сколько нужно, — он перевел взгляд на Сашу. — Есть идеи?

Саша почесала голову и осмотрелась. Все ожидали от нее предложений. Но вот проблема: она сама не знала, сколько им понадобится пороха, чтобы не переборщить. Лучше было бы конечно рассчитать золотую середину, но риск просчета был слишком велик. Поэтому девушка последовала другому правилу — чем меньше, тем лучше.

— Один ящик полностью высыпем на пол, а другие два просто оставим открытыми. Нитроглицерин тоже уберем, оставим только дорожку.

— Этого точно хватит? — засомневался Жан.

— Главное улицу на воздух не пустить, — сказал Леви. Он еще минуту стоял и думал, как правильно поступить, но в конце согласился с идеей Саши. — Хорошо, сделаем как ты сказала.

— Тогда Саша и Армин займутся бездымным порохом, а я рассыплю нитропорох, — сказала Кайла. Кровь во рту окрасила зубы в красный цвет и девушка с холодным безразличием проглотила ее. Горло уже прожигало от кислого ощущения вязкой жидкости, медленно стекающей и булькающей где-то прямо в нем. Кайла зачерпнула двумя руками порох и стала медленно, аккуратно рассыпать его от ящиков до крыльца. Частицы пороха звонко бились о деревянные доски, образуя чернильную полосочку, которая должна будет стать главным фитилем. Кайла чувствовала постоянное волнение, ей все время мерещилось, что кровь вот-вот оросит ее рубашку ярко-красным пятном и она снова повалится без сил прямо тут. Одни лишь мысли о таком исходе пугали до дрожи.

— Мы все, — капитан в последний раз осмотрел дом. Ящики с гербом стояли теперь посреди черной пустыни взрывчатого порошка. В нем уже все пропахло порохом, нос неприятно саднило и щипало. Он принял из рук Жана факел и приказал всем двигаться к повозке. Софи обвела весь район опасливым взглядом и молча пошла за толпой. Кайла не послушала его приказа и тихонько подошла к капитану.

— Подрывать будешь ты? — спросила она тихо.

— Да. Гейл может испугаться взрыва и резко встать на дыбы…

— Я с ним не справлюсь, — тут же ответила девушка. Капитан понимающе взглянул на нее.

— Знаю, поэтому попроси Жана.

— А ты успеешь запрыгнуть в повозку?

— Успею, куда ж я денусь, — он развернулся. На лицо Кайлы падали блики факела. Оно было белым с болезненно красными щеками, словно она нарисовала их краской. Глаза блекло светились под светом факела, погруженные в глубокие темные глазницы. Она взволнованно кусала губы, когда Леви сказал ей сесть в повозку, а сам пошел к дому. Кайла пошла в сторону ребят, легонько прихрамывая, пока Леви провожал ее внимательным, но мрачным взглядом.

— Жан, капитан Леви попросил тебя сесть за вожжи. Я не смогу справиться с управлением, если Гейл испугается, — передала ему приказ Кайла. Жан кивнул и с гордостью сел на козлы, наматывая себе на кулаки длинные вожжи. Кайла села в повозку к остальным. Напротив нее сидел Эрен, рядом примостились Саша и Софи. Саша что-то бурно обсуждала с Конни, который оперся на доску, которая частично закрывала повозку. Микаса сидела справа от Кайлы и старательно отряхивала шарф от черной пыли пороха.

— Так разве этого хватит? Там даже доски просвечивались!

— Если насыпем больше, то можем переборщить, как ты не понимаешь!

— А если меньше, то не хватит…

— Не спорьте, пожалуйста, — заныла Кайла, сворачиваясь в клубок от терзающей боли. — Что сделано, то сделано. Саша, как мне показалось, знает об этом больше нас, поэтому мы ей и доверились. И последнее решение тоже приняла она, потому что оно было самым рациональным.

— Согласна с майором, — сказала из темноты Микаса. — Если бы не Саша, то мы там только землю утрамбовывали и головы ломали.

Конни раздраженно фыркнул и сложил руки на груди в знак обиды, пока Саша рассыпалась в благодарностях. Кайла беспокойно вглядывалась туда, где горел огонек факела. Значит, Леви еще не поджег. Девушка громко откашлялась, коря себя за это. На руку тут же брызнули капли крови, а живот, казалось, горел огнем. Она тяжело задышала и откинула голову назад. Перед глазами плыли какие-то круги, резво отталкиваясь друг от друга, плясали длинные завивающиеся полоски, постепенно скручиваясь в различного размера клубочки. Кайлу клонило в сон, несмотря на боль и волнение. Ее веки тяжелели, дыхание становилось редким и прерывистым, руки опускались сами собой. В мыслях витали знакомые лица, обрывки воспоминаний, чьи-то голоса. Все смешалось в бессмысленную кашу, и голова гудела, как вихрь ветра.

Вдруг слева от нее послышались быстрые шаги. Ребята в повозке замельтешили, Микаса выглянула и крикнула Жану:

— Давай!

Повозка резко дернулась вперед, отчего солдат откинуло влево. Кайла внимательно всматривалась в улицу; к дому, где они заложили порох, стремительно шел маленький огонек.

— Леви! — крикнула она в ночную тишину. Конни вытянул руку из набирающей скорость повозки и капитан тут же схватил ее и запрыгнул внутрь. В этот же момент за ними раздался взрыв. Яркий столб пламени выбил стекла и высунулся из окон дома. Пламя стремительно пожирало трухлявую древесину, покрывая ее обугленной золой, пока не раздался второй взрыв. Горящие доски вылетели на дорогу, громко стуча горящими краями о камень. От них отлетали огоньки искр и мгновенно тухли, соприкасаясь с холодным камнем дороги. Гейл испуганно заржал и встал на дыбы.

— Тише, тише! — лошадь бросилась вперед, до предела натягивая вожжи. Они громко щёлкнули друг о друга. Повозка рванула по дороге, сильным напором впечатывая разведчиков в пол. Колеса резали слух громкими скрипами и сильными ударами дерева о камень. Конни отлетел к краю повозки и сильно стукнулся спиной о доску. Вдруг эта доска грозно треснула, и тело Конни нависло над проносящейся дорогой.

— Конни! — Кайла вскочила и поспешила к солдату. Она успела ухватить его за кисть и, с криком, затащила его обратно. Тут же из ее рта хлынула кровь. — Кха!

Рубашка тут же вспыхнула стремительно растущим красным пятном, и девушка с криком повалилась на пол. Ее стало рвать кровью. Губы вытянулись в ниточку, она билась в агонии и дико отпихивала от себя всех, кто старался к ней приблизиться. Ее ужасающие опасения подтвердились. Из глаз неконтролируемым потоком хлынули слёзы. Она даже не могла о чем-либо думать, так больно пульсировала кровь. Ей то хотелось, чтобы это прекратилось, то умереть как можно быстрее и не чувствовать это пекло, что пожирало буквально заживо.

— Кайла! — Леви бросился расстегивать ремни на ее форме. Он с ужасом наблюдал, как кровь растекается по доскам, как судорожно дергаются мышцы на шее девушки. Она мигом побледнела. Леви старался собраться, успокоиться, ведь волнение сбивает с толку, но капитан переживал не менее мучительную агонию, чем Кайла. В нем закипала кровь, руки с ужасающей скоростью срывали пряжки ремней, а в глазах стоял туман. Микаса зажала рукой рану на животе, пока Армин рвал на тряпки плащ и обворачивал вокруг живота.

— Капитан, мы можем не успеть! — крикнул мальчик, вытирая пот со лба окровавленной рукой, — У нас нет бинтов и ниток.

— Скажи Жану, чтобы скакал в Гарнизон, — скомандовал Леви и тут же крикнул: — Живо!

***

В большой светлый кабинет залетал сияющий лунный свет. Сквозь сетчатый тюль проскальзывали маленькие пылинки, приносимые порывами свежего ночного ветра. Окна слегка покачивались то вперед, то назад, нарушая тишину своим противным скрипом.

Было свежо, даже холодно. За столом, сгорбившись, окруженный кипами бумаг сидел мужчина. Шелковая рубашка, расстегнутая у шеи на три пуговицы, легонько ходила волнами от ветра, что дул из окна. Мужчина был высокий, с плешивой, редковолосой головой, идеально выбритыми бакенбардами и пушистыми темными бровями. У него был аккуратный аристократичный нос, но пухлые губы и маленькие на фоне круглых щек глаза делали его лицо скорее отталкивающим. Он криво склонился над бумагой, что его нос почти касался дубового ствола. Ручка жалобно скрипела под напором больших толстых пальцев, мужчина выводил каждую букву, каждую запятую. Он очень гордился своим каллиграфическим подчерком. Каждый раз, расписываясь на важных документах, он внимательно наблюдал за реакцией присутствующих на его размашистую, полную завитков роспись. Ему казалось, что его роспись есть самое красивое украшение на всех королевских документах. Особенно, если они шли ему на пользу.