Он сделал паузу и нехотя продолжил:

— Или опять только если от этого будет зависеть моя жизнь?

— Именно, — развела руками я. — Могу искренне посочувствовать и дать совет больше не перебирать с вином. Тоже, знаешь ли, не каждый на это решится, глядя на такого грозного син-тара, как ты.

Торн покосился на меня. Он явно никак не мог привыкнуть к такой манере вести беседу.

— И это все? Сочувствие и советы? Я как-то иначе себе представлял помощь Легендарного Оберегающего.

— Бесконечное золото и бесконечные патроны? — прищурилась я. — Нет, это не к нам.

— Понятия не имею, что такое патроны, — в голосе Торна слышалось все больше раздражения. — А вот золото было бы полезно! В дорогу мне из отцовского наследства много не дадут.

— Увы, нет.

— Хотя может и дороги-то никакой не будет, — помолчав немного, сказал син-тар. — Раскопать могилу было не сложно, амулет я получил. Посмотрим, что там за следующее задание. Понравится — съездим, всё развлечение. А вот если дальше надо будет достать жемчужину со дна залива Нэку? Оно мне надо?

— То есть ты не очень-то хочешь быть таром? — уточнила я.

— А зачем? — искренне удивился Торн. — Чтобы вместо охоты и прогулок я выслушивал скучные отчеты управляющего? Вместо прелестей красавиц из павильона весёлых сестриц созерцать унылые рожи просителей? Син-тару, проигравшему в сражении за наследство, положено пожизненное содержание из казны таррана. На вино и развлечения мне хватит. А надоест, так начну выращивать бонсаи в замковой оранжерее. Или разводить лошадей. В общем, найду, чем заняться.

Этого я и опасалась. Как помочь победить тому, кто сам не очень-то и хочет победить? Торн явно не из тех, кому можно торжественно сказать: «Я пришла, чтобы провозгласить твою судьбу, син-тар. Тебе и только тебе предначертано стать таром Ямата. Поэтому бери себя в руки, лечи похмелье — и поехали, пока нас не обскакали!» То есть сказать, конечно, можно. Но толку от этого не будет никакого. Торн закатит глаза, фыркнет и пойдет дальше тратить отцовское наследство, пока не посадили на голодный паёк пенсии проигравшего.

Ничего. К тем, кто рвется навстречу судьбе, пробивая лбом преграды, оберегающих посылают редко. И в основном для того, чтобы перестали пробивать. А вот вправить мозги тому, кто сам многого о себе не знает — это в каждой второй миссии. Не всегда приятно, но уже привычно.

Некоторое время мы шли молча. Солнце припекало все сильнее, и я снова достала из рукава веер. Развернула, усмехнулась — на белом фоне неведомый художник изобразил маргаритки.

— Так что, оберегающая Руэна, ты…, — начал было юноша.

— Стоп! — я щелкнула веером у Торна перед носом. Тот сердито моргнул. — Имей в виду, едва ты скажешь что-то вроде «зря ты пришла» или «не очень-то ты мне и нужна» — и я превращусь в тыкву.

— В смысле? — снова моргнул син-тар, еще более сердито.

— Ох уж эти метафоры, контрабандой пронесенные из других миров! — я картинно воздела руки к небу, любуясь вышивкой на бордовых рукавах. — Я потеряю силу оберегающей. И буду просто находиться рядом, пока Судьбоплеты не отзовут меня назад.

Судя по виду Торна, он едва не сказал «да и ладно», но все же сдержался.

— Я доволен той жизнью, которая у меня есть, — произнес он вместо этого. — Не очень понимаю, чем ты можешь мне помочь. Разве что развлечь приятной беседой за бокалом вина?

И Торн окинул меня оценивающим взглядом. Размышляя, видимо, о разных способах применения талантов оберегающей.

— Приятных развлечений будет с избытком, это я тебе обещаю, — ласково оскалилась я. — Вот только доберемся до свитка со вторым заданием. Там и начнется.

— Ты хочешь видеть меня таром больше, чем я сам, — поскучнел син-тар.

— Конечно! — я снова щелкнула веером, потом раскрыла и яростно им замахала. — Иначе мне придется ждать, пока Судьбоплеты не сообразят, что миссию я провалила. И что пора бы вытаскивать меня назад. У вас тут может пройти десятилетие или даже больше, а терпение, увы, не входит в список моих талантов.

— Это я уже успел заметить, — отозвался Торн и потер пальцами висок.

Кажется, его подмывало сказать волшебные слова, чтобы я все-таки потеряла силу и интерес тащить его за ворот фиолетовой накидки на тарский престол. Но пока он держался. Хорошо, что не сказал. Они бы не сработали, а я бы здорово разозлилась. Мы прошли по тропинке еще немного, и в просвете между деревьями показалась замковая стена.

Меня никогда не учили, как вести себя с оберегающими. С благословенным арантаром и другими тарами, с их наследниками и наследниками младших дворянских родов, с воинами своими и чужими, с купцами таррана Дашими и рудокопами гор Тамиру, с крестьянами и городскими торговцами, с просителями и жалобщиками — учили. А с оберегающими нет.

Одно дело легенда, которую слушаешь в детстве у едва тлеющего камина, когда дождь за окном поливает крепостные стены. Можно представить, как оберегающий приходит к тебе — прославленный воин, разумеется, а не девчонка с золотыми тюльпанами на рукавах. Кто-то вроде Атари, с кем можно вдвоем ввязаться в любое приключение. Что-то вроде брата. Не такого зануды, как Готар, упаси каму! С таким, чтоб можно плечом к плечу вступить в любую схватку и завоевать Тарланг отсюда и до северной оконечности таррана Сента, до самого клюва священной чайки.

И совсем другое — когда оберегающая вот она, уже здесь, шагает рядом. Остра на язык, как лучшие из веселых сестриц, но при этом серьезна, как замковый управляющий в месяц сбора податей. Она хочет, чтобы я был таром после отца. Я никогда раньше не задумывался об этом. Отец казался вечным. Сорок один год — самый расцвет для мужчины, правителя, воина. Хочу ли я быть таким, как он? Хочу ли я быть таром? Кто я, Торн Ямата, если отнять у меня титул?

Меня не учили задавать себе этот вопрос.

Мост перед замком был непривычно пуст. В это время обычно к воротам стекались жалобщики, гости и купцы из соседних тарранов, посыльные, носильщики да и просто попрошайки. Осиротел тарран Ямата. Некому выслушать жалобу и поприветствовать гостей. И нет людей на замковом мосту. Лишь двое часовых пекутся живьем в лучах полуденного солнца. А что делать, традиции! Полный доспех — дань неспокойному прошлому, белые платки на локтях — дань скорби.

Там, за стенами, город никак не мог выбрать между тишиной — в память о покойном правителе — и шумным волнением. Из замка просочился слух, что в Торико вот-вот прибудет наместник благословенного арантара. «Чтобы власть, выскользнув из рук умирающего, не упала на землю, разбиваясь на сотни осколков», — как принято было говорить в таких случаях. Всколыхнулась древняя Торико, выбирая между трауром и нарядом для торжественной встречи. То и дело можно было видеть на улицах, как один лавочник украшает витрину цветными флажками, а другой злым шепотом орет на соседа, напоминая про скорбь по почившему тару. Одни традиции сталкивались с другими, завихрялись коварными водоворотами, как в озере Мару.

Пока мы с Руэной шли по мосту, к воротам спустился управляющий. А вот в этом никакой традиции не было.

«Ишь, старый лис, — подумал я. — Что-то не припомню я, чтобы ты самолично у ворот меня приветствовал. Что ж. Приму как должное. Надо привыкать к этим мелким знакам почтения».

— Приветствую господина син-тара и его гостью, — сказал управляющий, опуская голову и слегка кланяясь. Вот уж кому в дни после гибели тара не было и мгновения покоя! Но как ни бурлил замок, ни капли беспокойства не отражалось в этих непроницаемо черных глазах. Все тот же безупречный коричневый халат с неяркой вышивкой, все та же спокойная неторопливость.

— Здравствуй, Банто! — ответил я, и тут понял, что напрочь забыл о легенде Руэны. Нет, как раз легенду-то я помнил: пока оберегающие держат нити судьбы, солнце не устанет вставать над Тарлангом и счастье не покинет народ тарранов. А вот как представить Руэну людям в замке…