Повинуясь жесту церемониймейстера, вперед выступил Торн. Внезапно мне захотелось шагнуть следом за ним, внимательно оглядывая окружающих, преодолеть всю дорогу по стертым плитам зала до тронного возвышения. Замереть за плечом, глядя, как подопечный опускается на колени на широкой ступени, не доходя шага до наместника. Как достает из ножен меч и протягивает его Фуманзоку — рукоятью под правую руку, так положено.

Я осталась на месте, конечно. Опустив голову и поглядывая на Торна украдкой. Если наместнику вздумается схватить меч и рубануть подопечного по шее, я ничего не успею сделать. Сработает ли воронка событий, которую я так красиво показывала син-тару на мосту над прудом? Скажем, одна шпилька, которую я стащила у Торна, чтобы заколоть свои волосы. Оставшиеся не удержат прическу син-тара, когда тот дернется, уходя от удара, и полетят наместнику в глаз…

«Руэна, — вкрадчиво заговорил незримый голос в моей голове. — Что ты несешь, Руэна?»

Я чуть не фыркнула вслух. Наместник тем временем взял в руки меч и так же — рукоятью вперед вернул его Торну. Но расслабилась я только тогда, когда Торн снова оказался рядом со мной. Следом к наместнику подошел Готар и повторил тот же ритуал, предлагая свой меч:

— Вверяю мое оружие и мою жизнь, моя честь принадлежит Ямата, — тихо сказал он.

«Ого, — подумала я, — какая пафосная средневековая ерунда!»

Потом на колени перед троном изящно опустилась Нимара. У нее, к моему удивлению, тоже был меч, хоть и покороче, и полегче на вид, чем клинки братьев. На рукояти блеснули несколько рубинов. И наместник все так же благосклонно повел рукой — мол, я вижу твое почтение и твой дар, но мне они пока без надобности, ступай с миром.

Следом за Нимарой подошел замковый управляющий. Но он был безоружен и просто встал на колени, склонившись в низком поклоне. Фуманзоку легко коснулся его головы открытой ладонью. То же повторилось с седовласым стариком, подтянутым смуглым мужчиной средних лет (верховным судьей, командующим — продолжало подсказывать инфополе). Церемониймейстер негромко называл имена, но все, похоже, и без него знали, в каком порядке подходить на поклон к наместнику. Не знала своей очереди только одна залетная оберегающая, притворившаяся послушницей

«Пойду последней. Или вообще не пойду, авось никто и не заметит».

Но, как ни странно, мое имя прозвучало даже раньше имени жениха Нимары, Хидэки.

— Руэна, послушница монастыря Цветущих вод, почетная гостья таррана Ямата!

Вон как! Почетная! Я спрятала улыбку и со всей возможной скромностью засеменила к возвышению. В зале царила тишина, но мне казалось, что я слышу, как скрипят мысли в головах придворных и прочих гостей церемонии. Многие ли из них поверили в «почетную гостью»? Или с улыбкой смотрят на девчонку, которая выдала себя за послушницу, но почему-то поселилась совсем рядом с покоями Торна и везде ходит за ним? Мне почудился тяжелый взгляд Мару откуда-то справа.

Ступени. Подняться, встать на колени. Увидеть совсем рядом оранжевый шелк рукавов, холеные руки и блеск серебра на правом запястье. Склониться низко. Насколько низко? Что это за серебряный браслет у наместника? Надо постараться как можно точнее скопировать позу только что отошедшего от трона дипломата из Кириоко. А как кланялись другие чиновники? Браслет, браслет, где я видела такой-же? А вдруг послушницы кланяются иначе? Инфополе искрило перед глазами, пытаясь подобрать данные к моим хаотичным мыслям.

Поздно. Ладонь наместника арантара опустилась мне на волосы. Словно ледяная стрела вонзилась мне в макушку, прошивая тело насквозь, расходясь колкими мурашками в пальцах ног.

Оранжевый водоворот перед глазами. Чей-то удивленный возглас. Чернота.

Глядя на то, как четверо слуг уносят Руэну, я не мог не подумать, что у моей оберегающей есть основной талант. Она, судя по всему, способна испортить абсолютно всё! Может, я слишком долго её выкапывал? Вот так ни с того ни с сего нарушить освященную каму и седой стариной традицию вступления наместника! Мыслимо ли? А в такие моменты традиции — это всё, что у нас есть. Та тонкая граница, что отличает нас от зверей. Ведь если у человека забрать традиции, он превратится в животное.

«Впрочем, — продолжал размышлять я, — а чем животные хуже? Кто-то может сказать о верности супругу, но аисты хранят её всю жизнь и погибают, когда умирает их половинка — в отличие от нас, людей. Может вспомниться забота о детях, но поверьте, глупые колючие ежихи лучше следят за своим потомством, чем многие из нас. Однажды мне пришлось наблюдать, как трогательно старая обезьяна оплакивала умершего то ли брата, то ли супруга (кто их разберет). Все тормошила, пытаясь разбудить, и когда это не вышло, страшно закричала в небо, словно проклиная каму… Не все люди так скорбят об ушедших близких. И ещё. Ни одно животное не сделает как син-тары Ямата — не пригласит наместника и не станет ему улыбаться, пока тот гордо восседает на едва остывшем троне нашего отца. И не будет возмущено, что эта традиция пошла не по плану. Наверное, зря мы создали традиции. Может, без них мы были бы лучше…»

За длинный обеденный стол могла бы усесться, наверное, половина населения Ямата, но сейчас за ним проходил совсем небольшой званый обед. Практически семейный. Только во главе стола сидел не глава семьи, а остальным вскоре требовалось стать соперниками, даже врагами. Может и не смертельными, тут уж как получится.

Я сидел по правую руку от наместника и сосредоточенно поглощал икру летучей рыбы, кивая словам Фуманзоку с самым внимательным выражением лица, которое был способен состроить. Тоскливо оглядел стол и ещё раз убедился, что среди сотен тарелочек, чашек и пиал с икрой, рыбной нарезкой, маринованным зерном и тонкими пластами грибов, залитых острым соусом, нет высоких кувшинов. Я вздохнул, изобразил ещё одну милейшую улыбку и забросил комок слипшихся чёрных икринок в рот. Палочки скрипнули, видимо я прикусил их со злости. А наместник тем временем обратился напрямую:

— Син-тар Торн, я вижу, ты отдаешь должное икре, которую я пронес через портал специально для этой трапезы?

— Благородный Фуманзоку может не сомневаться, она чудесна. Прошу господина наместника передать слова благодарности повару, который готовил ее, и достойным людям, которые ловили эту рыбу.

Наместник поморщился: рыбаки не были самой популярной категорией граждан таррана Сента.

— Где твоя спутница, которая так внезапно была вынуждена нас оставить? И что с ней случилось? Надеюсь она не… нарушила основной обет женского монастыря с… м-м-м, последствиями?

— Про таких людей говорят, что раньше сломается тело, чем ослабнет дух, — усмехнулся я, а про себя добавил: «А ещё вернее сломаются все окружающие».

— Руэна очень строго соблюдала пост последние три дня, даже воды не пила. Так что неудивительно, что каму ухватили ее сознание. Она вернется и ещё доставит нам массу незабываемых минут!

— Уже доставила, — фыркнул Фуманзоку и отвернулся к Готару. Братец с привычно-унылой физиономией брал палочками спелые засахаренные вишни из стоящей перед ним пиалы, задумчиво рассматривал их и клал обратно в тарелку.

— Тебе не нравятся ягоды из сада благословенного арантара, син-тар Готар?

— Смею напомнить господину наместнику: традиция Ямата говорит о том, что на поминальный стол не положено выставлять сладости. Чтобы в полной мере прочувствовать боль утраты.

Фуманзоку снова фыркнул.

— А ты не очень-то разбираешься в уложениях своего таррана, — он взял бордовую ягоду палочками, полюбовался на отсвет в карамельной оболочке и с явным удовольствием съел вишню. Выплюнул косточку на тарелку перед собой.

— Но господин наместник…

— Да, я здесь господин и я наместник. До погребения, которое состоится сегодня вечером, ваш отец не считается усопшим. Таким образом, данный обед никак не может быть поминальным.