Я так выгляжу? Сердце кувыркнулось назад. Я вздрогнула, после чего оторвалась от лицезрения своего подноса. Все трое уставились на меня. Я поёжилась.

Убить их? Казалось бы, такое обычное сравнение для большинства людей, для меня имеет реальное значение.

– Я… не собираюсь… вас… убивать. – Каждое слово сопровождалось вполне ощутимой паузой. Клянусь, никогда ещё произнести предложение не было такой трудной задачей.

Девушки засмеялись, приняв за шутку. Я тут вся на нервах, а им смешно.

– Наконец-то мы услышали твой голос, – почти пропела Рут.

Бесит её жизнерадостность. Я поёрзала на стуле. Аппетит пропал окончательно. В желудке появилась тяжесть, словно я запихала в себя поднос Пегги. Краем глаза посмотрела на Шейна. Он с любопытством поглядывал на меня, словно я новый чудаковатый зверёк в зоопарке.

Только этого не хватало.

В моей старой школе на новеньких было плевать с высокой колокольни. Здесь же настолько скучно, что даже непривлекательный новенький мог вызвать ажиотаж. Например, я. Во мне нет ничего интересного. Я не стараюсь с кем-то подружиться, держусь обособленно, но они все равно липнут ко мне, как мухи на говно.

Да, я далеко не сладкий мёд.

– Расскажи нам, откуда ты приехала? – обращается ко мне Рут, хрустнув морковкой. – А то мы смогли узнать только твое имя, а все остальное – конфиденциальная информация. Ты имеешь какое-нибудь отношение к самой богатой семье нашего городка Дэвис?

Я сощурила глаза, прикусив щёку.

– Говорят, у них целая империя в Майами. Правда, неизвестно, чем конкретно они занимаются.

Она тараторила, не замечая, как раздуваются мои ноздри, и напрягаются Пегги с Шейном, видящие мою реакцию.

– Миссис Дэвис тоже не очень дружелюбна в последнее время. Я знаю, что у неё есть внук. Она жаловалась моей бабушке, что он её редко навещает. А вот про внучку я ничего не слышала, значит, ты не…

– Рут! – прервал её Шейн.

– А? Что?

– Что ты несёшь? – рыкнула Пегги, виновато поглядывая на меня.

Я же приняла позу статуи. Обычно меня не трогают гадости, обращённые в мой адрес. Но слова Рут попали прямо в яблочко. Даже здесь знают, что я не Дэвис, несмотря на мою фамилию.

Внук. Маркус. А я…

Никто.

Я резко встала, ножки заскрипели о кафель, подняла поднос. И, не сказав ни слова, направилась к выходу.

Хватит с меня на сегодня местного дружелюбия.

Я достала из шкафчика необходимые книги, запихав в него остальные.

– Ты та самая строптивая новенькая?

Я прикрываю дверцу шкафчика, чтобы увидеть обладателя этого сиплого голоса.

Черные растрепанные волосы, прямой нос, тёмные глаза, широкий подбородок, на котором красуется татуировка паутина. Ладно хоть, сверху не сидит паук.

– Нравится? – хмыкает он, растягивая губы.

– Нет, – сухо отвечаю я.

Я видела тату и похлеще. Такой фигнёй меня не напугаешь и не удивишь.

– Я Ред Норрис. – Этот паутинный шут даже поклонился мне. Толпа плохишей в углу заржала.

А, теперь понятно, откуда мне знакомо его имя. Это о нём тогда разговаривали Пегги и Рут. Ко мне решил подкатить главарь местных задир собственной персоной.

– Давай познакомимся поближе. – Он шагнул ко мне. – Уверен, тебе понравится дружба со мной. Хорошим девочкам нравится внимание плохих парней.

– Я похожа на принцессу? – спросила сквозь стиснутые зубы и металлическую дверцу.

Парень засмеялся. А я продолжила заниматься своими делами, надеясь, что плохиш поймет – он в пролёте. Но этот урод резко захлопывает дверцу, чуть не прищемив мой нос.

– Какого хуя ты творишь, урод? – набросилась я на него. – Нет мозгов, так набей их!

– Ого, а ты и впрямь далеко не принцесса. Строптивая грубиянка… – рассмеялся Ред. – Мне нравится.

– Свали на хер! – огрызнулась я, открывая шкафчик, доставая чёрный рюкзак, закидывая его на плечо. – Используй свои дешевые подкаты на диснеевских девочках.

Я удалилась под хохот его дружков. Уроды.

Дома меня встречает бабушка, не отрывающая глаз от телевизора. Лео купил ей огромную плазму, на которой она постоянно смотрит свои бразильские мыльные оперы. Вот и сейчас они так дико шумно что-то выясняют. Боюсь даже представить, что стряслось.

Но мне нечем заняться, поэтому я плюхаюсь в кресло, закинув ноги на подлокотник.

– Привет, бабуль, – здороваюсь я. – Что за сериал?

Она не отвечает мне. Я качаю головой, делая глубокий вдох. Ладно, какая разница, как он называется.

Я просидела целый час, ни разу не шелохнувшись. А сериальчик-то ничего такой. Шумный, конечно, но зато сколько страсти. Ух!

Серия закончилась. Я заерзала.

– Ба, а у тебя хороший вкус, – усмехаюсь я, скидывая затекшие ноги на пол.

Бабуля поворачивается ко мне, пару раз моргает, затем поджимает губы.

– А ты кто?

Я вскидываю брови, вздыхая:

– Зашибись!

POV Шейн

Мышцы сегодня ноют сильнее обычного. Я вытаскиваю спортивную сумку с формой, промокшей до нитки от моего пота.

– Ты такими темпами себя загонишь.

Оглядываюсь на гараж. Отец снова возится со старой дедушкиной колымагой. Дело дрянь.

У нас с ним свои методы отвлечения. Я тренируюсь до полного изнеможения. Он пытается отремонтировать эту рухлядь, чье место на свалке.

– Ей хуже? – спрашиваю я, игнорируя его слова обо мне. Отец сразу понимает, о ком я спрашиваю. Он вытирает потный лоб запястьем, выглядывающим из-под черной от мазута перчатки. Он устало прислоняется к капоту, затем бросает ключ на землю.

– Доктор говорит, ей лучше, – все же выдыхает отец. – Но она все ещё в зоне риска. Он не знает, когда она оклемается. У всех восстановление происходит по-разному и… нам остается просто поддерживать её и ждать.

Я киваю, понимая, о чем он говорит. Я знаю, что Мие тяжело. Я понимаю, что ей больно. Но не могу ей помочь. Она меня к себе не подпускает.

– Я пойду в дом.

– Иди, – соглашается отец. – Ужин в холодильнике. Придётся самому греть, раз вернулся так поздно.

– Хорошо.

Я привык ужинать в одиночестве. Это лучше, чем постоянно ловить на себе осуждающий взгляд матери. Она считает, что это все моя вина. Я не уберег, не заступился, не сделал того, что должен был, по её мнению, сделать. Думаю, отец тоже так считает. Но он хотя бы продолжает со мной разговаривать, пытаясь понять, что я другой.

В холле тихо. Кажется, что дом погрузился в глубокий сон. Здесь больше не слышится любимая музыка Мии, её смех, тонкий мягкий голосок. Теперь она не выходит из своей комнаты и вообще не разговаривает.

Я достаю из холодильника прозрачный контейнер с ужином, ставлю его в микроволновку.

– Ты сегодня даже позже обычного. Что-то случилось?

Я устало улыбаюсь, садясь за стол напротив бабушки, ставлю контейнер на стол. Не буду брать тарелку, слишком устал, чтобы мыть еще и кучу посуды.

– Нет, просто сегодня позанимался дополнительно.

– Шейн, – бабушка покачала головой, – не нужно так издеваться над собой.

– Бабуль, – спокойно выдыхаю, – со мной все хорошо. Ты же знаешь, я хочу получить спортивную стипендию. А для этого нужно тренироваться.

– Ох, сладкий мой, – бабушка накрывает мою руку своей ладонью, – я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. И спортивная стипендия тебе ни к чему. Твои мозги помогут тебе получить обычную стипендию. Ты просто пытаешься спрятаться. И делаешь все, чтобы приходить домой как можно позже.

– Бабуля, – протянул я, глядя, как морщинистая, но очень тёплая рука похлопывает мою, – тогда ты должна понимать, что я не смогу здесь находится целыми днями. Мне нужно чем-то заниматься.

– Знаю, дорогой, знаю, – покряхтела бабушка. – Но это пройдёт. Все в жизни проходит. И Мия поправится. Им просто нужно дать ей чуть больше пространства.

– Ага, уже дали.

– Не такой свободы, – бабуля покачала головой. – Ты ведь не видишь, как они перед ней пляшут. Я все понимаю, многое повидала на своем веку. Ей, конечно, тяжело, но они носятся с ней, словно она смертельно больна. А ей наоборот надо вернуться к привычной жизни, к друзьям, в школу, в конце концов. Чем больше мы над ней трясёмся, тем хуже она себя чувствует.