Обвинительная выдержка прозвучала, и товарищ Шутов ждал ответа.

     — Все это навет товарищ уполномоченный. Этот Паскудин соответствует своей фамилии, его еще выведут на чистую воду. Он говорит, что еще в восемнадцатом под Казанью ранен и списан, как инвалид. Пусть товарищи из Чека его еще раз проверят, потому что люди не верят в его россказни. Насчет батрака Прошки, это чистое вранье. Он действительно помогал нам, но он двоюродный брат моего Алексея. Жил у нас, как свой семейный. Денег ему никто не платил, а то, что человек работает, живя со своей родней, нет ничего предосудительного, тем более противозаконного. А Толстощеков сам к нам приходил пару раз, и всего-то. Видите, я вам товарищ Шутов все, как на духу говорю.

     — Хорошо Наталья Макаровна мы постараемся провести полную проверку. Вот вам направление в ВЧК, там подадите заявление на проверку товарища Паскудина. Не бойтесь, товарищ Лысов не оставляет ни одного сигнала без внимания.

     — А я и не боюсь, если надо, то до ревкома дойду и там всю правду — матку изложу.

     — Думаю, товарищ дорогая, что в ревкоме товарищ Ефимози или Репейс, так же отправят вас к товарищу Лысову. До свидания Наталья Макаровна.

     Шутов крепко по-мужски пожал женщине руку, после чего она вышла из кабинета.

     — Присаживайтесь ко мне Андрей Павлович.

     У Рыжей бороды все вновь тряслось внутри. Сидя и слушая, он понимал, что все слишком серьезно. Есть еще какие-то страшные товарищи, с еще более страшными фамилиями; Лысов, Ефимози, Репейс.

     — Я насчет коровы — промямлил Рыжая борода.

     — Слушаю вас — сказал Шутов.

     Рыжая борода начал говорить старательно, подбирая слова и проклиная про себя, все связанное за долгие годы с злополучной коровой. Однако товарищ Шутов неожиданно его перебил.

      — Так вы из Балалайкино. Там дело простое. Ситуацию в вашей деревне мы знаем. Сейчас, буквально позавчера там назначили нового председателя комитета Ефрема Переметова, вы думаю, его знаете, кристальной чистоты человек. Мы решим вашу проблему здесь, а вы ознакомите товарищей дома. Хотя я не совсем понимаю, какие у вас там могут проблемы.

     Товарищ Шутов задумался, по спине Рыжей бороды забегали многочисленные, неприятные мурашки.

     На радость Рыжей бороды в разговор вмешалась одна из помощниц Шутова, похожая на чопорную учительницу из соседней гимназии.

     — Сергей Юрьевич, там коров возвращали, что отбили у колчаков. Летом девятнадцатого года полковник Зубарев реквизировал у населения скот на провиант для солдат, что позже вернули, то и раздавали. А у товарища Кускова значиться восемнадцатый год, поэтому и не попал он в списки.

     — Пишите заявление у секретаря на возврат коровы. Может, придется немножко подождать, но самое большее неделю. Если будет возможность, то вы получите корову из фонда, реквизированного у эксплуататоров скота. У вас сколько детей Андрей Павлович?

     — Трое — мгновенно соврал Рыжая борода.

     — Тем более вам не откажут и товарищ Репейс, несомненно, подпишет вашу просьбу.

     — Спасибо товарищ, огромное спасибо — промямлил Рыжая борода, выходя из кабинета.

     Постояв немного в стороне, отдышавшись, он решил остаться здесь до конца дня. Нашел возле двух обделенных вниманием кабинетов свободную лавку, уселся на нее, вытащив бумагу, выданную ему товарищем Шутовым для защиты от снующей туда-сюда бабы Фроси.

      — ‘’Дождусь товарища Калакакина‘’ — решил Рыжая борода.

<p>

</p>

     …Профессор Смышляев находился дома, в дверь несколько раз звонили, но он не открывал. Третий звонок был коротким, после него, за дверью раздался голос.

      — Иннокентий Иванович откройте, пожалуйста, это я Владик Абрамович.

     Профессор отворил дверь. Перед ним предстал молодой, но заметно плешивый человек в маленьких круглых очках. Кожа бледная, несмотря на врожденные оттенки темноты, которые просматривались в остатках волос, бровях и малюсенькой растительности под носом.

     — Заходи — пробурчал Смышляев.

     — Я Иннокентий Иванович, хочу у вас сахара попросить, точнее, обменять на муку, если это возможно. Не могу без сахара, а мука мне не нужна. Ракель ушла от меня, вы знаете с этим красноармейцем Будрамисом. Готовить я собственно ничего не умею…

     — Ну, это вы зря голубчик. Мука нужна всегда. А готовить из муки я вас научу, это дело нехитрое, лишь была бы мука.

     Владик Абрамович уселся у окна, которое выходило на складские строения, что размещались через дорогу. Склады были заперты, снег занес подходы к огромным железным воротам в количестве пяти штук. Параллельно воротам проходила вытоптанная в снегу тропинка по которой взад вперед ходил пожилой мужик в буденовке и с винтовкой за плечом.

     — Как вы думаете, что там у них? — спросил Владик Абрамович.

     — Не знаю — откровенно ответил профессор.

     — Алексей Нилович говорил, что они, вроде туда, притащили множество винтовок, пулеметов, патронов из Красноярска. После сдачи в плен, какого-то генерала.

     — Зиневича — пояснил Смышляев.

     — Неудивительно, поэтому и ходят днем и ночью караульные с оружием. Хотя если честно, то и на любом складе хоть с провизией или с мануфактурой такая же картина — продолжил Смышляев.

     — Нет, здесь их целый взвод, смена на смену. Вон в избушке бабки Колточихи сидят, а на обычных складах, там вроде они по одному.

     — Нам-то до этого чего. Вы же не состоите в каком-нибудь контр-эсеро, учредительном союзе — засмеялся профессор.