– Это всё, – сказала Аня, отодвинувшись, собрала учебники и ушла. Прямо так и сказала: «Это всё». Потом я долго сидел в тёмном классе и облизывал губы…

Вдруг понял, что тут как-то странно идут уроки. То идёт математика, то вместо математики Александр Степанович читает лекцию о какой-то «шумосфере» и пугает нас, что постоянные шумы на улицах ведут к постепенному параличу у детей, слабоумию вообще у всех, дома из-за этого разрушаются, и спасёт нас всех только колокольный звон. Все отнеслись к этому заявлению серьёзно, и даже устроили диспут, но только я вдруг почувствовал смутное недоверие. А где история? Истории-то вообще нет! Говорят, историк приболел, но что – второй месяц подряд? Химии тоже нет… Вообще-то – боже упаси!

Галина Пална попыталась заставить читать «Жития» Терминатора!!! Храм был набит битком и все с восторгом наблюдали, как ломают Терминатора. Сначала-то он бросился к выходу, преследуемый по пятам Галиной Палной с «Житиями» в руках, но на выходе старшеклассники решили, что нужно продлить удовольствие, схватили Терминатора и передали с рук на руки Галине Палне. Десять минут по часам Терминатора ломали все собравшиеся учителя вместе с Галиной Палной. Наконец, он вышел на середину храма с «Житиями» в руках, хлопнул эти «Жития» на кафедру и громко буркнул "вот б…дь!". Храм наполнился хохотом и негодующими криками. Из алтаря на шум вышел священник в черной рясе и по просьбе Галины Палны наложил на Терминатора епитимью – сто поклонов в день.

– Может тысячу? – буркнул Терминатор злобно.

Ему вновь приказано прийти на следующий день с матерью, хотя зачем мучить бедную женщину – этого я не понимаю.

Я был уверен, что после вчерашнего Галина Пална не захочет продолжать наступление на нравственность учеников. Но урок с Терминатором ее ничему не научил. Галина Пална прощупала своим цепким взглядом съежившихся учеников, и не успел Генка Барбузов проложить себе дорогу к выходу, как был пойман Степашкой за шиворот (то есть, Александром Степановичем), и вытащен на середину храма. Генка отнекивался, что-то бурчал и пытался вывернуть руку Степаш… Александру Степановичу, но наконец сдался, взял «Жития» и весь храм умолк.

– Тэкс, – сказал Генка таким тоном, будто боялся рассмеяться, – ну чё, помолимся?

Галина Пална рявкнула, чтобы он не кривлялся и приступал к чтению.

– Ф-фу, – сказал Генка, – значит сегодня, пацаны, 14 марта. В этот день родился святой Иннокентий Афонский. Во как! Ну, чё: в детстве всё стремился в монастырь… ну, родичи его не пускали… ну, сотворил он чудо: дождь не шел, а он помолился, и дождь пошел… – Генка не выдержал и сдавленно захихикал. Большинство тоже захихикало в ответ. – Вот, пошел, значит, дождь, и родичи решили своего Иннокентия отдать в монастырь. Бог призвал, – так тут написано. В монастыре своим смирением довел монахов до того, что Иннокентию было предложено удалиться. Он удалился в пустыню, и там ему приносили волки хлеб. Молился и стоял на камне 555 дней. Ни хрена себе! Интересно, кто сосчитал?.. Далее: исцелил всех жителей деревни поблизости… Раз навстречу ехал знатный барин, разгневался на Иннокентия и замахнулся плеткой. Рука у него сразу отсохла. Ну, то есть, у этого барина. А барин владел всеми землями, где уединялся Иннокентий и за свое исцеление отдал ему их под монастырь, а сам записался туда под именем блаженного Филиппа мироточивого. Хм, вернее получил эту кличку после смерти. Другой раз напали разбойники – Иннокентий не стал драться, и его поколотили… Зрячие ходили, хромые – прозревали, у паралитиков – че-то там с сухими руками творилось… Да не буду я все подряд читать! Там все то же самое, блин!!

После этого Генке тоже было приказано не являться без родителей.

Нету ни Генки, ни Терминатора.

Идет Великий пост, поэтому в трапезной нет мяса. Подают кислую капусту и перловку. Из-за этого началась эпидемия гриппа. Все чихают, как ненормальные. Меня интересует вот что: когда начнутся каникулы? Мне объяснили: каникулы начнутся после пасхи, но зато продолжаться будут две недели! А когда будет пасха? На этот вопрос внятного ответа нет. Кто говорит, что в конце апреля, кто – в конце мая!!!

Конечно же! Им-то что, а я – заболел. Не могу читать, писать, сидеть, стоять, есть и спать. Хочу открутить себе голову и спокойно умереть.

Пока меня не было, пришел болящий историк. Это я скажу! В класс, пригнувшись, влез эдакий монстр двухметрового роста, и жутко накачанный мускулами. Лицо – круглое, лоснящееся, глаза улыбаются и по лицу постоянно бродит ласковая улыбка. Несмотря на это класс сразу притих и напрягся. Видно – уважают. Историк тяжело опустился на стул и так же молча уставился прямо на Генку Барбузова.

– Здрасьте, – сказал Генка, кашлянув. Историк кивнул головой и сказал тяжелым басом:

– Хэлло, Геннадий. Ну, что: всё бедокуришь по страшному?

– Да нет, – сказал Генка, ухмыльнувшись, – не то, чтобы по страшному, но бедокурю. Как без этого?

Историк лишь хохотнул. Ведет урок в напряженной тишине. Рассказывает интересно, образно.

На иконописи все уже начертили изображение св. Сергия Радонежского, которого учительница дала нам за образец. Наверстываю упущенное. Самое сложное – пропорции фигуры святого и его голова с большой белой бородой. Страшно ответственно. Учительница, улыбаясь от счастья созидания иконы, обходит всех по очереди и помогает написать самые сложные нюансы. Дойдя до Терминатора, она всплеснула руками, побледнела и тихим голосом сказала "О, господи!". Все бросились к Терминатору. Терминатор, не глядя на учительницу, кривится в улыбке и мертвенно перекатывает свои мертвенные глаза. Вместо иконы у него – какой-то чудовищный скелет с серпом в руках и с когтями. Он как бы идет прямо на зрителя. В результате переполоха, Терминатор, стирая скелета, с усмешкой сказал, что это же так – шутка такая, и никакого богохульства, – просто "проба пера". "Проба пера" немного успокоила расстроенную учительницу, но она все качала головой и вздыхала.

А в спецшколе у нас были уроки труда.

Девочки занимались каким-то домоводством, что ли, а у нас в просторном помещении стояли станки. Мне нравилось за ними работать. Трудовик был старый, в поношенном сером халате, от него пахло чем-то ветхим, но при этом – надёжным. Объяснял он понятно, чертил чертежи и рассказывал о своих станках интересно и, главное, не углубляясь в детали. Просто – будем делать то-то и то-то, затем чертил эту штуку на доске, объяснял, из какого материала будет её точить, затем писал, сколько сантиметров надо отметить там-то и там-то…

Потом включались станки и мы, одетые также в синие халаты, шли каждый за свой станок. Жалко, я так и не забрал свою последнюю и лучшую поделку – железный фонарь с различными красивыми штучками по бокам. Я любовно выточил каждую эту штучку, вбивал специальные такие оловянные, что ли, фигни и таким образом скреплял эти штуки с самим фонарём.

Помню, я точил что-то такое, а мой станок находился перед окном. За ним был дождь, молодые листочки тополя напротив трепетали под дождиком, а асфальт был чистый и блестящий. Помню, я смотрел на прохожих, идущих по этому блестящему чёрному асфальту, и мне было хорошо. Они были там, и неизвестно зачем куда-то бежали. А я был в тепле, занимался интересным делом, вокруг деловито жужжали станки, одноклассники гудели, смеялись, а трудовик солидным басом что-то кому-то внушал…

До сих пор помню этот мой жужжащий станок, омытый дождём асфальт и идущих мимо моего окна прохожих. И тополь с молодыми листочками…