– Хорошо, я схожу. А как же банковская ячейка? – спросила баба Маша.

– Я пытался сходить в банк, думал, возьму деньги и хотя бы сниму квартиру, но там даже слушать не стали без паспорта. Тем более что вид у меня был, как у пропойцы. Я даже в полицию ходил, написал заявление о мошенничестве с моей квартирой и потерей паспорта. Потом пару раз узнавал у них о результатах, но все тщетно. Но я думаю, деньги и драгоценности в банковской ячейке до сих пор лежат, потому что я оформил договор хранения ценностей с автоматической пролонгацией и с оплатой за хранение со счета. Банк составил опись и один экземпляр отдал мне с ключом от ячейки. Так меня научил сделать после смерти родителей мой бывший главред журнала. Ему же я отдал на хранение договор и ключ. Два или три года назад, когда, как говорят, нахлебался и поумнел, я решил сходить к нему и попросить помочь мне встать на ноги, но он куда-то переехал.

Николай устал, женщины тоже это заметили.

– Отдыхай, потом договорим, – сказала баба Маша, и они вышли. – Света, мне надо тебе кое-что сказать.

– Говори, я слушаю, – Светлана накрывала на стол, чтобы попить чай.

– Я была сегодня в детском доме и нашла этих мальчишек, так вот они меня умоляли найти дядю Колю, который живет в бараке. Они дали ему телефон, но он недоступен. Пацаны привязались к нему, только о нем и говорили: и что он защитил их, и что он занимался с ними, и что это он уговорил их вернуться в детский дом. Я так думаю, это и есть тот дядя Коля. Я не стала у него спрашивать, а то еще и детей на тебя повесит.

– Если дети беспокоятся, то надо дать Николаю телефон, и пусть он позвонит им, но здесь им нечего делать, – категорично сказала Светлана.

– Вот правильно. И еще я сегодня и завтра переночую у тебя, а в понедельник мы на такси отвезем Николая в социальный приют. Я договорилась, они его возьмут, но только на месяц. Там очень хорошие условия, кормят, и есть врач.

– Баба Маша, спасибо тебе. Ты такая хорошая, – Светлана подошла к ней, обняла и поцеловала.

– Да будет тебе, ты мне как дочь, правда, соседская, но я бы не прочь иметь такую дочку. У меня за тебя всегда душа болит.

– Спасибо. Ты пока чай пьешь, я сбегаю в магазин, куплю Николаю одежду, бритвенные принадлежности и телефон?

– Хорошо, беги, а я потом схожу на стройку за его документами.

Баба Маша пришла ближе к вечеру.

– Ну, сынок, я выполнила твою просьбу, – сказала она, протягивая ему документы. – Я им сказала, что я твоя тетя, а ты сильно заболел.

– Спасибо Вам.

– Пожалуйста. Ещё хочу тебе сказать, что в понедельник мы тебя отвезем в соцприют. Там будешь только один месяц, а дальше сам решай, как тебе жить, – продолжала баба Маша.

– Я уже решил. Придет время, и я тоже позабочусь о вас, – Николай не находил слов, чтобы выразить свою благодарность.

– Спасибо, не надо. Тебе никому не надо позвонить? – спросила Светлана.

– Я очень беспокоюсь о двух мальчиках из детского дома. Тот телефон, который они мне оставили для связи, разбит, а их номер не помню. Я боюсь, что они опять убегут из детского дома искать меня.

– Не убегут, – баба Маша протянула ему листок с номером: – Звони.

– А это тебе новый телефон, – Светлана положила рядом с ним новый маленький кнопочный телефон.

Николай молча смотрел на женщин, у него заслезились глаза, и он постарался отвернуться.

– Простите, я не знаю, как вам выразить свою благодарность.

– Да, жизнь преподносит разные сюрпризы.

Пока баба Маша рассказывала ему о мальчишках, Светлана готовила ужин.

В воскресенье утром, после завтрака соседка ушла к себе, а Светлана занялась своим подопечным. Она поставила ему капельницу и спросила, о чем он думает, а он ответил стихами Сергея Есенина:

Думы печальные, думы глубокие,

Горькие думы, думы тяжелые,

Думы, от счастия вечно далекие,

Спутники жизни моей невеселые!

Думы – родители звуков мучения,

Думы несчастные, думы холодные,

Думы – источники слез огорчения,

Вольные думы, думы свободные!

Что вы терзаете грудь истомлённую,

Что заграждаете путь вы мне мой?..

Что возбуждаете силу сломлённую

Вновь на борьбу с непроглядною тьмой?

Не поддержать вам костра догоревшего,

Искры потухшие… Поздно, бесплодные.

Не исцелить сердца вам наболевшего,

Думы больные, без жизни, холодные!

Сам собой между ними завязался разговор. Они говорили о поэзии, о художественной литературе и даже затронули живопись. Они общались на одной волне, легко и просто. Улыбки появлялись на их лицах. Также, незаметно, за разговорами они вместе пообедали. Когда Николай устал и уснул, Светлана ещё продолжала временами улыбаться, вспоминая их беседу.

Ужинали они уже втроем с бабой Машей. Светлана с Николаем постоянно находили новые темы для разговора и ни на минуту не умолкали. Баба Маша посмотрела на их светящиеся глаза и ушла спать, они даже не заметили ее отсутствия. Николай читал Светлане стихи разных поэтов, а потом предложил почитать свои.

– Ты стихи пишешь? Почитай, конечно.

– Только не суди строго. Я никому не читал свои стихи, а к тебе моя душа открыта, – сказал Николай и ,опустив голову, стал читать:

Что ж боль такая неземная!

Ее не в силах превозмочь.

Нет! Нету на земле мне рая,

Здесь прошлых жизней моих ночь.

Истерты ноги до мозолей,

Глаза болят от темноты.

Найти лекарство как от болей,

Как обрести свои мечты?

Хочу смотреть на снег блестящий,

Умыться утренней росой.

Увидеть Дом свой настоящий,

Притронуться к Отцу душой.

Пасть на колени и молиться

Пред образом Твоим святым.

Ты вправе на меня сердиться,

Вернув на путь меня босым.

И пусть из ран сочится кровь.

Нет! Не повяз ещё в грехах.

И нет уж сил идти мне вновь,

Меня несешь Ты на руках.

– Господи! Сколько боли! – Светлана помолчала, а потом добавила: – Мне понравились твои стихи. Сколько же израненных душ бродит по улицам, и сколько бездушных сидит в хоромах!

Они много ещё говорили. Потом она показывала ему свои написанные натюрморты и рассказала, как строится композиция. Когда баба Маша утром зашла на кухню и спросила:

– Завтракать будем?

Наступило молчание. Только сейчас они вернулись в реальность и осознали, что пора расставаться. Утро прошло в грустной суете. Такси уже подъехало. Николай повернулся к Светлане, как он хотел ее обнять и крепко прижать к себе, как он хотел быть с ней всегда, как он хотел ее поцеловать, но смог только сказать ей:

– Ты не против, если меня отвезет баба Маша? Ты извини, что я позволил себе сказать это, но мне очень тяжело с тобой прощаться.

Светлана была в напряжении, ей тоже не хотелось с ним расставаться, но она понимала, что их отношения невозможны. У нее навернулись слезы на глаза, она отвернулась и стала убирать со стола посуду.

– Она не против, поехали, я сама тебя устрою, – быстро проговорила баба Маша, и они вышли из квартиры.

Светлана опустилась на стул и громко заплакала. Со слезами выходило все: и воспоминания о муже, и стрессовая ситуация с Николаем, и ее одиночество, и самое главное – то, что она нашла родственную душу, но вместе им быть не суждено. Она себе пообещала, что забудет о нем, но к вечеру ей уже хотелось ему позвонить. «Мне же надо знать, как он устроился», – оправдывалась она перед собой. – Но мне же баба Маша все рассказала». Так она размышляла и во вторник, и в среду, а в четверг не выдержала, позвонила, нашла повод – в пятницу она улетает к родителям.