Почти не дыша и стараясь запечатлеть в памяти каждую секунду происходящего на экране, я следила за историей любви эксцентричной Холли Голайтли и казавшегося мне таким романтичным и загадочным писателя Пола Варжака. Тогда мое наивное детское восприятие было возмущено корыстными плотскими связями главных героев с казавшимися мне старыми и омерзительными леди и джентльменами. Но благодаря этому тем интимнее стала для меня история их отношений и тем ярче засверкало торжество настоящей любви, с малых лет восторгавшей меня. В тот день мое недавнее романтичное виденье простой и неподдельной любви с первого взгляда пошатнулось, чтоб позволить воздвигнуться новому идеалу – любви сложной, волнительной, прошедшей сквозь ссоры и препятствия, временами причиняющей боль, но от того не менее пылкой и гарантирующей счастливый конец.

С того времени я начала копить все выдаваемые мне родителями и подаренные родственниками деньги, и при любой выдавшейся возможности бежала в кинотеатр. Я удобно устраивалась в самом первом ряду с полным стаканчиком сладкого карамельного попкорна и с увлечением смотрела все новые и новые экранизации. После я по много раз пересматривала на ноутбуке любимые сцены, однако только кинотеатр давал мне ощущение реалистичности и зрелищности происходящего. Я восхищалась блистательными главными героинями, их красотой, обаянием и успехом. Я закрывала глаза и представляла себя на их месте, волшебным образом переносясь в самую гущу событий своих любимых фильмов.

Но постепенно это чувство обретало новую форму – во мне все больше и больше возникало желание оказаться по другую сторону экрана. Мне хотелось иметь такую же идеальную прическу, носить красивые дорогие вещи, а в конце фильма изображать культовый донельзя романтичный поцелуй на фоне заката. Собственная жизнь начала казаться мне скучной и однообразной. Именно поэтому меня начала так привлекать мысль о том, чтоб стать актрисой. Тогда я могла бы менять роли, как перчатки, перевоплощаться в кого угодно, проживать тысячи жизней, примерять на себя множество образов. Я могла быть и наивной деревенской девушкой, соблазненной самоуверенным красавцем-сердцеедом, и роковой светской львицей, которая одним взмахом руки перекраивает мир по своему усмотрению, и бродячей артисткой, проводящей свою жизнь в странствиях по миру и необыкновенных приключениях. И все это происходило бы со мной, Летицией Дэвис!

Вскоре я начала копировать внешность и манеры любимых актрис, пытаясь представить себя на их месте. Когда мне было тринадцать, я посмотрела фильм «Джентльмены предпочитают блондинок», после чего образ английской элегантности Одри Хепберн был на время свергнут в моей голове яркой и соблазнительной Мерлин Монро. Я тут же вообразила себя роковой женщиной, одним взглядом покоряющей любого мужчину, заставляющей исполнять все свои прихоти и осыпать подарками. Мне очень хотелось быть похожей на Мерлин, поэтому я ужасно злилась, что мои длинные русые волосы были не такого платинового оттенка, как у нее. В итоге я, не сказав ни слова родителям, после школы побежала в парикмахерскую и попросила обесцветить себе волосы на несколько тонов. Такими, как у Мерлин, они, конечно, не стали, но я все равно была удовлетворена. А вот мама пришла в ужас от того, что я так испортила свой красивый натуральный цвет. Папа же заметил это только после того, как мама прямо и недвусмысленно практически ткнула его носом в мои волосы, однако меня все равно лишили карманных денег на месяц и забрали телефон. Но это не могла омрачить моего довольства собой, и я ходила, гордая и счастливая, в своем воображении приблизившаяся к своему сияющему идеалу. Завистливые взгляды не отличающихся той же смелостью подруг в школе послужили мне дополнительной наградой.

Так я и росла, взращенная романами и фильмами, и позволяя им, словно мудрым наставникам, формировать свой характер. Я смотрела на мир сквозь красочную призму, изображавшую будущее пространством безграничных возможностей, завлекающе улыбающихся мне и ожидающих только, пока я протяну руку и воспользовалась ими. В моей спокойной и размеренной жизни не происходило ничего такого, что поколебало бы такое окрыляющее мировоззрение: родители в меру баловали меня, но никогда не перегибали палку, так что я избежала участи изнеженного ребенка, который от пресыщения перестает получать удовольствие от чего бы то ни было. Старший брат, несмотря на чопорный и немного напыщенный деловой вид, тоже любил свою маленькую сестренку и, когда уже начал прокладывать путь к званию успешного адвоката, при каждом приезде домой привозил мне подарки и водил меня в парк аттракционов или кафе-мороженое. А нечастые ссоры никогда не длились долго и быстро забывались.

Учеба в школе давалась мне легко, а потому, как и все, что хорошо нам удается, нравилась мне и вызывала гордость за себя и уверенность в будущем. Никто не сомневался, что с моими достижениями мне не составит труда поступить в престижный колледж и, как и Джордж, построить перспективную карьеру. Родители не переставали уверять меня в том, что с моими данными меня ждет не меньший успех, чем моего брата. И я охотно верила им словам, рисуя картины своего многообещающего будущего. Правда, по поводу карьеры мои планы значительно отличались от их, но им не стоило знать об этом раньше, чем это стало бы неизбежно.

В общем, до самого окончания школы я пребывала в полной гармонии с собой и моим уютным маленьким мирком, не дававшем мне никаких поводов для низвержения затаенных надежд об ожидающем меня успехе, которые я лелеяла глубоко внутри себя и никому не озвучивала. А так как я не успела пережить никаких событий, которые могли бы заставить меня испытать слишком бурные эмоции, я не успела разочароваться в несоответствии между своими представлениями и реальностью, сохранив все романтизированные убеждения. Мне ужасно наскучила эта пресная жизнь в небольшом городе, и я жаждала перемен всем своим существом. Я свято верила в то, что только переезд в большой город и поступление в колледж отделяют меня от потрясающих изменений и вихря захватывающих событий. Так что я начала отсчитывать дни, живя ожиданием этого момента и вынашивая в сердце сладкие мечты.

***

Джордж месяцами пропадал в Нью-Йорке, так как его должность требовала постоянного его присутствия и полной сосредоточенности на работе. Как я уже упоминала, карьера была для него чем-то вроде мании, занимающей главенствующее место в распределении жизненных приоритетов. И если для кого-то работа была само собой разумеющейся деятельностью для получения дохода и с которой приходилось поневоле мириться, то для Джорджа это был источник неизмеримого удовольствия и самоутверждения. Каждому новому делу он радовался, словно рождественскому подарку, причем, чем сложнее и обреченнее был случай клиента, тем лучше. С лихорадочным блеском в глазах он с головой погружался в ворох докладов, описаний, обвинений, личных досье и показаний свидетелей. Все его физические силы и интеллектуальные ресурсы полностью концентрировались на благополучном разрешении дела, и ничего более до этого момента его не занимало. Эта концентрация порой доходила до такой степени, что он спал по четыре часа в сутки и практически не ел. Если кому-то приходило в голову посочувствовать тому удручающему состоянию, до которого его доводит работа, он с громким возмущением заявлял, что ничто не может заставить его испытать большее удовольствие, чем видеть радость освобожденного клиента. Я лично всегда считала, что гораздо больше ему нравиться снисходительно пожимать руки коллегам и выходить из зала суда с высоко поднятой головой и полуулыбкой победителя. Каждое выигранное дело заставляло его все больше утверждаться в своей значимости и добавляло веса в собственных глазах. Но это было сугубо мое мнение. Родители же при встречах со знакомыми, естественно, не могли не упомянуть с сияющими гордостью улыбками об очередном достижении сына, немного омраченными сожалением, что ради работы ему приходиться жертвовать здоровьем, семьей и личной жизнью.