И действительно, Жан-Поль был в это утро хмур. Он сидел весь зажатый, раздраженный, и больше всего досталось от него официанту, который и так-то не являлся образцом сообразительности и ловкости. Джонатан полагал, что Жан-Поль старается подавить в себе сомнения в собственных силах, охватившие его теперь, когда момент начала восхождения неумолимо приближался.

Андерль, лицо которого расплылось в блаженной улыбке, пребывал в почти йоговском спокойствии. Взор его был направлен в никуда, а внимание — внутрь себя. Джонатан без труда определил, что он так настраивается на подъем, до которого оставалось всего восемнадцать часов.

Поэтому, поскольку другие пренебрегли своими светскими обязанностями, груз застольной беседы приняли на себя Джонатан и Анна. Внезапно Анна остановилась посреди фразы, неотрывно глядя на что-то у входа в столовую.

— Боже мой! — шепнула она, положив руку на руку Джонатана.

Он обернулся и увидел всемирно известный супружеский тандем, прибывший накануне и присоединившийся к айгерским пташкам. Они стояли у входа, медленно озираясь в поисках свободного столика в полупустой столовой, пока не убедились, что их присутствие замечено всеми заслуживающими внимания. Официант, угодливо трепеща, устремился к ним и провел их к столику рядом с альпинистами. Актер был наряжен в белую куртку а-ля Неру и носил четки, что никак не гармонировало с его опухшим, изрытым оспой, пожилым лицом. Волосы его были взбиты с точно рассчитанной парикмахером небрежностью. Жена была одета агрессивно-ярко, в широченные брюки с восточным узором и присборенную блузку. Брюки и блузка диссонировали по цвету самым вызывающим образом. Свободный покрой наряда весьма существенно скрадывал ее пухлость, тогда как глубокий вырез предназначался для того, чтобы обратить взоры на выпуклости значительно более приемлемого свойства. Между грудями болтался бриллиант совершенно вульгарного размера. Глаза у нее, однако, были еще прекрасны.

После того как женщина села, произведя целый каскад шуршащих звуков, мужчина подошел к столику Джонатана и наклонился, положив одну руку на плечо Андерля, а другую — на плечо Бена.

— Хочу пожелать вам, ребята, самой большой удачи во всем огромном белом свете, — сказал он с предельной искренностью, уделяя особое внимание музыке собственных согласных. — Во многом я вам завидую. — Его ясные голубые глаза подернулись какой-то невысказанной личной печалью. — Это то самое, что и я мог бы сделать… когда-то, — Затем отважная улыбка согнала печаль с лица. Он пожал плечи, на которых лежали его руки. — Ну что ж. Еще раз — удачи!

Он вернулся к жене, которая нетерпеливо водила сигаретой в мундштуке и приняла поднесенную с опозданием зажигалку мужа без благодарности.

— Что случилось? — шепотом спросил Бен у всей компании.

— По-моему, благословение, — сказал Джонатан.

— Во всяком случае, — сказал Карл, — они хоть на время отвлекут от нас внимание прессы.

— Где, черт возьми, этот официант?! — ворчливо спросил Жан-Поль. — Кофе подал совсем холодный!

Карл нарочито подмигнул всем собравшимся:

— Андерль, пугни-ка официанта своим ножичком. Тут же примчится как миленький.

Андерль покраснел и отвернулся, и Джонатан понял, что Фрейтаг, пытаясь сострить, затронул неприятную тему. Смутившись от резкого похолодания за столом, вызванным его неловкостью, Карл упорно продолжал, повинуясь чисто немецкому инстинкту исправлять положение путем его усугубления.

— А вы не знали, герр доктор? Мейер с ножом не расстается. Бьюсь об заклад, что он и сейчас у него под пиджаком. Покажи нам, Андерль.

Андерль покачал головой и отвернулся. Жан-Поль попытался смягчить неловкую ситуацию, вызванную тупостью Фрейтага, и поспешил разъяснить Джонатану и Бену:

— Дело в том, что Андерль ходит в горы в разных частях света. Преимущественно в одиночку. А народ из деревень, который он нанимает в носильщики, далеко не всегда так надежен, как хотелось бы, особенно в Южной Америке, в чем вы сами несомненно убедились на собственном опыте. В общем, в прошлом году бедный Андерль в одиночку ходил в Анды, и что-то там произошло с носильщиком, который воровал еду, и… словом, носильщик умер.

— Самозащита — это ведь не убийство, — сказал Бен, просто чтобы не молчать.

— Он и не нападал на меня, — признался Андерль. — Он воровал припасы.

Фрейтаг снова вступил в разговор:

— А ты считаешь смертную казнь справедливым наказанием за воровство?

Андерль в замешательстве посмотрел на него.

— Ты что, не понимаешь? Мы уже шесть дней шли в горах. Без еды я не смог бы совершить восхождение. Все это было очень неприятно. Я даже заболел от этого. Но иначе у меня не осталось бы шансов покорить гору. — Совершенно очевидно, он считал это достаточным оправданием.

Джонатан неожиданно для самого себя задался вопросом: как Андерль, при своей бедности, набрал денег на пай в оплате расходов на предстоящее восхождение?

— Ну, Джонатан, — сказал Жан-Поль, явно стремясь сменить тему, — хорошо ли вы провели ночь?

— Прекрасно выспался, спасибо. А вы?

— Очень плохо.

— Как жаль! Может быть, вам следует отдохнуть днем? Если хотите, у меня есть снотворное.

— Никогда им не пользуюсь, — отрезал Биде.

Подал голос Карл:

— На ночевках вы тоже принимаете таблетки для сна, герр доктор?

— Как правило.

— Почему? Дискомфорт? Страх?

— И то и другое.

Карл рассмеялся:

— Интересная тактика! Спокойно признаваясь, что испытываете страх, вы создаете впечатление о себе, как о человеке очень мудром и смелом. Надо бы мне взять этот прием на вооружение.

— Вот как? И он вам пригодится?

— Скорей всего, нет. Я тоже никогда не сплю хорошо в горах. Но в моем случае не из-за страха. Восхождение слишком возбуждает меня. А вот Андерль! Это что-то потрясающее! Подвешивает себя прямо на скалу и засыпает, как дома на пуховой перине.

— А что? — спросил Андерль. — Даже если произойдет самое худшее, то какой смысл бодрствовать во время падения? В последний раз насладиться пейзажем?

— А! — воскликнул Жан-Поль. — Наконец-то наш официант при всей своей занятости нашел и для нас минутку!

Но официант принес лишь записку для Джонатана на небольшом серебряном подносе.

— От джентльмена вон за тем столиком, — сообщил он.

Джонатан посмотрел в указанном направлении, и внутри у него все перевернулось.

Там сидел Клемент Поуп. На нем был клетчатый спортивный пиджак и желтый широкий галстук. Он нахально помахал Джонатану, полностью отдавая себе отчет, что тем самым выдает его с головой. Боевая улыбка медленно тронула губы Джонатана, который старался всеми силами унять трепет в желудке. Он посмотрел на других альпинистов, стремясь обнаружить в их лицах хоть малейшие признаки того, что кто-то что-то понял или чего-то испугался.

Ничего похожего он разглядеть не смог. Он развернул записку, прочел, потом кивнул и поблагодарил официанта.

— Заодно можете принести месье Биде горячего кофе.

— Ничего не надо, — сказал Жан-Поль. — У меня к кофе весь аппетит пропал. С вашего позволения, я, пожалуй, поднимусь к себе и отдохну.

Сказав это, он ушел, ступая решительно и сердито.

— Что случилось с Жан-Полем? — вполголоса спросил Джонатан у Анны.

Она пожала плечами. В данный момент ее этот вопрос не волновал.

— Вы знаете человека, который вам прислал записку? — спросила она.

— Возможно, встречал где-то. Не припомню. А что?

— Если будете с ним говорить, обязательно намекните ему насчет его костюма. Если, конечно, он не хочет, чтобы его принимали за комика из мюзик-холла или за американца.

— Непременно так и сделаю. Если, конечно, случай представится.

Андерль полностью переключился на вчерашних болтушек, которые прошли мимо окна и помахали ему. Обреченно пожав плечами, он откланялся и вышел, чтобы присоединиться к приятной компании.

Сразу же после этого Карл пригласил Анну прогуляться с ним по деревне.