Матильда стояла возле ноутбука, разбираясь, куда пропали две песни. Играла музыка. Девочки репетировали танец.

Вдруг До выпрыгнул на сцену с воображаемой гитарой, отыграл соло, напялил на себя блестящее боа, спизженное с елки. Вклинился в ряды танцовщиц, кокетливо помахивая хвостиком мишуры.

Кто-то остановил музыку.

— Слави-ик! — запищали бывшие фрейлины. — Ну сделай что-нибудь! Он срывает репетицию!

— Он не мешает.

— Нет, мешает! Он все портит.

Поле было лень подняться, поэтому он подозвал До к себе, и тот, хмурый-понурый, обиженный и раздраженный, спрыгнул вниз, как слон, подошел и упал рядом в такое же царское кресло.

— Че?

— Dory, babe, I have no fucking idea what the hell they’re talking about. Please go on.

*Дори, детк, я понятия не имею, какого хрена им надо. Пожалуйста, продолжай.

До покружился на кресле и злодейски провозгласил:

— Я буду во всех номерах! Во всех!

— Да ты уже выбил себе свой собственный в самом конце!

— И че? — остановился До. — Во мне много энергии.

Разочарование расползлось по рядам.

До выполнил миссию: деморализовал соперниц. Потом он шепнул Поле на ушко:

— Пошли за кулисы.

Поля посмотрел на До. Тот расплылся от довольства, надув щеку языком. Поля криво улыбнулся и поднялся с места.

II

Но До хандрил. Поля знал по фортам, воздвигнутым в двух квартирах. Один был царский, а второй был грустный. До забирался внутрь, включал баночки с гирляндами, а потом совсем-совсем не двигался и совсем-совсем молчал.

Еще он пропадал по вечерам и где-то шлялся. На вопрос, где был, он отвечал, что бегал. От кого на этот раз — не говорил.

Как-то Поля притащил коробку кислых «кеглей», положил айпад на подушки и включил мультик про Бэтмена. Они улеглись рядом, и До вскрыл сразу три пачки.

Поля забрался под розовую худи ладонью. А До вдруг спросил:

— «Хочешь знать, откуда эти шрамы?»

Поля решил, что он разыгрывает сценку из «Темного рыцаря», и пожал плечом. До начал по сценарию, но закончил на свой лад:

— «Мой папаша был алкаш и изверг»… И когда он напивался вместе с мамочкой, он всех избивал. Рука у мамочки была легче. Так что она предпочитала провода.

Поля посмотрел на До. Тот улыбнулся.

— Иногда, если я плакал, сестра мне говорила: «Не кисни — на радуге зависни». Я не скис. Вроде сработало?

До покачал пачкой конфеток перед Полей. Поля потерянно завис. До заржал и пихнул его плечом.

— Повелся, да?! Видел бы ты свою рожу. Я все наврал. Моя сестра тогда даже говорить не умела. Это был телек с рекламой.

— Блядь, Дори, это стало еще грустнее.

До флегматично зажевал претензию конфетой и сказал:

— Да ты просто чувствительный, вот и все…

III

Снег десять раз растаял, и зима перед каникулами была чем-то средним между сопливой осенью и слезливой весной. У До были владения, которые Поля обошел с ним вдоль и поперек: крыши гаражей и лабиринты между гаражами, разбитые дворы и пыточные детские площадки, где, стоило сесть на карусель, впивалась в жопу щепка, а стоило — взобраться на качели, как поднимался замогильный плач. Еще у До был парк. Парк аттракционов. Заброшенный и раздолбанный, как и все остальное.

До пробирался внутрь через дыру в сварной сетке.

Первый раз Поля спросил:

— Ты меня здесь расчленить собрался?

— На.

До отдал Поле свои розовые очки в виде сердечек. Ни хрена не изменилось, кроме того, что разруха стала розового цвета.

До забрался в отцветшую кабинку «Орбиты», вынул маркер, написал под крышей-зонтиком: «Здесь был До».

Поля полез к нему, «Орбита» пошатнулась, чуть поехала. Поля едва не свалился вниз, но До удержал его.

— Пиши.

Поля написал: «П + Д».

До хмыкнул:

— Типичная принцесса…

Поля сфоткал. Потом сфоткался с До. Где-то сто тысяч раз. Но за все сто тысяч раз ему так и не удалось отловить все позы бровей До.

Потом они перелезли через заборчик к цепочной карусели. До решил раскрутить ее вместе с Полей. Поля стоял на сидении и держался за хлипкие цепи. Небо над ним закружилось.

Потом До запрыгнул к нему. Поля чуть не умер от разрыва сердца и застыл. До прижался и шепнул, почти касаясь Полиного скелета, повешенного на ухе, губами:

— Если эта хрень сейчас развалится, она будет самым меньшим, что развалится из-за меня.

Поля сказал:

— Будет неловко.

— Тебе пофиг, да?

— Ага.

IV

До полконцерта бегал Дедом Морозом и предлагал вернуть подарки со словами: «Я знаю, ты был непослушным». Обиженные фрейлины стояли в сторонке после его элегантных танцев в виде Деда, который перевоплотился в собственную внучку.

Поля зачитывал финальный стих с выражением глубокого похуизма ко всему происходящему. И наконец представил До. Зал засвистел.

На слайде появилась радуга. На сцену вышел клоун. Он походил туда-сюда озадаченно. Поставил табуретку. Зрители притихли. Клоун палкой спустил радужную петлю и встал на свой постамент с последней шуткой.

Поля сорвался с места.

Табуретка опрокинулась.

========== #финал ==========

Она единственная, кто удерживает меня

от Инстаграма и Твиттера,

И каждый считает необходимым спросить,

почему я сделал это.

Что ж, я говорю им:

Все ради любви.

Madison Beer feat. Jack & Jack — All for Love

I

Крепление сломалось — и занавес рухнул, похоронив клоуна под собой. Но к тому моменту свет панически затушили, и раздался только грохот. Зал замолчал. Потом все зашумели. Когда свет снова загорелся, а сцена была разгромлена, Поля откопал только табуретку и веревку.

II

Итак… Он спокоен. В кабинете не психолога — психологини. Его в кресло в тусклом свете усадили, и спрашивают всякое — про школу, одноклассников, родителей.

Про Диму Харисова спрашивают:

— Ты знал?.. что он хотел повеситься?

Поля пятерней забирает назад сахарно-розовую челку. Она рассыпается обратно прядь за прядью — по бокам, чуть прикрывая уши — до их середины. Он запрокидывает голову, как будто хочет рассмеяться. Нехорошо так рассмеяться, злорадно. А потом вздыхает, закидывает ногу на ногу, усаживается поглубже в кресле, сцепляет пальцы, словно на сеанс пришла — она. Взгляд отплакавших глаз — равнодушно-смирившийся. Настроение у Поли ровное.

Он лопает пузырь, большой и тоже розовый. Лопает громко, на весь кабинет, переломив сухое тиканье настенных часов. Дергает уголком широкого рта и наконец говорит. А говорит он просто, словно его спросили, знал ли он, что в зиму выпадает снег:

— Ага.

III

Дима сидит на заборе Полиного дома битым псом. Поля подходит, скрестив руки. Дима пробует с Полей шутить: