Её ведь тоже никто не любил. Отец только требовал и требовал непонятно чего. По его убеждениям, ребёнок в пять лет вполне уже мог выучить иностранный язык, а в семь погружаться под воду с аквалангом. А Васька… она перестала напрягаться ещё в школе, в начальных классах. Даже учиться перестала. К чему? Какой бы высокой ни была оценка, папе она всё равно не казалась таковой. А учителя… ставили ей «отлично», даже если она на «отлично» не отвечала. Вначале это Ваську очень удивляло. За что? Она же ошиблась в цифрах или криво написала половину слов. А потом она просто привыкла.

В АМК-у она поступать не планировала. Она вообще ничего не планировала, просто плыла по воде, как эти самые сорванные ветром листочки. Правда, не верила, что за ней кто-то присматривает. Был период, когда Васька интересовалась религией. Это ведь так прекрасно, когда кто-то может за тебя вступиться.

Однако это заблуждение быстро прошло. В Васькиной голове не складывались вера в высшие силы и её нынешняя жизнь. Не складывались, и всё тут. Она хоть и свободный человек, но всегда должна делать то, что сказал папа. Он её царь и бог. Человек с требованиями, которые невозможно понять, но которым должно следовать.

Поэтому Васька, конечно, поступила в АМК-у. Правда, отношение отца от этого не изменилось. Но она давно уже не надеялась на подобное чудо.

Жизнь Васьки, оказывается, была неизменной и однородной. Год за годом… Пока она не встретила Его.

Папа никогда не стеснялся кричать на неё в присутствии слуг и охраны. Вышколенные, сотни раз проверенные, наёмные люди вели себя как истуканы, которые ничего не видят и не слышат. Именно за это им так хорошо платили. Вся жизнь Васьки прошла среди людей, но при этом они словно не существовали – как тени шуршали вокруг, делали всю работу и пропадали.

В тот вечер папа явился раньше времени. И был пьян. Его даже шатало, и рубашка выбилась из-за пояса брюк.

Он снова кричал, привычными словами, которые Ваську уже не трогали. Она не любила отца. Да, пришлось себе признаться: это совершенно посторонний ей человек. И ей всё равно, как он живёт, и даже если его не станет, Васька, наверное, не расстроится. Жутко звучит. Или нет? Она не могла определиться.

Васька слушала молча и рассеянно смотрела по сторонам, и от этого отец кричал всё громче. Нужно было сделать несчастный и виноватый вид, но почему-то Васька расслабилась и забыла об этом. А отец этого не прощал. Даже замахнулся один раз. И, как всегда, остановился. Он никогда не бил Ваську, ни разу за всю жизнь не ударил. Она не знала, почему.

Когда всё же отец выдохся и пошёл в свои комнаты, Васька посмотрела ему вслед с намерением убедиться, что он вдруг не передумает и не вернётся, чтобы продолжить высказывать претензии – так хоть и редко, но бывало.

Нет, уже точно не вернётся, он захлопнул за собой дверь. Периметр резной белоснежной двери, стилизованной под старину, вспыхнул зелёным контуром блокировки.

Можно выдохнуть.

Отводя взгляд, она вдруг наткнулась на двух охранников у отцовского кабинета. Охрана в их доме была круглосуточной, и Васька привыкла к этим незаметным людям. Даже если их лица менялись, в массе своей они, казалось, оставались прежними. И сейчас один из двоих вёл себя как все остальные: ровное выражение лица без тени эмоций, застывшая поза.

А вот второй… Второй смотрел ей прямо в глаза. Васька даже моргнула от изумления. Наёмный персонал никогда не смотрел ей в глаза! Это было прописано в контакте!

Но этот парень смотрел. И потом сделал такую гримасу: мол, забей, не обращай внимания. Поорал – и бог с ним, родители бывают такими придурками!

Васька растерялась. Так, как не терялась, даже когда кричал отец. Может, она ошиблась и это вовсе не охрана? Может, какой-нибудь посетитель, который припозднился в ожидании, ведь её отец имел привычку назначать встречи и не приходить на них. Хотя… с чего бы он назначал встречу дома?

Она внимательно осмотрела парня с ног до головы. Одет, как вся охрана: строгий чёрный костюм с пиджаком свободного кроя – так, чтобы оружие не бросалось в глаза. Короткая, почти под ноль стрижка. Блестящие туфли, на первый взгляд лёгкие и модные, но подошва у них настолько прочная, что он может бежать в них по гвоздям или по расплавленной лаве, и при этом не пораниться. И руки – крепкие руки, которые охранники имели привычку или держать скрещёнными перед собой, или опускать вдоль тела.

Охранник. Всё сходится. Тогда почему… он продолжал дружелюбно улыбаться? И выглядит значительно моложе остальных. Волосы в свете ламп почти серые – на солнце, видимо, будет пепельный блондин, и глаза серые. В лице нет породы, о которой любил упоминать отец, зато оно имеет черты, которые выдают человека без камня за пазухой. Все папины компаньоны носят за пазухой по камню, а этот парень – однозначно, нет.

Ничем не примечательная внешность, если бы не выражение лица.

Но тут его напарник одёрнул его. Напарник был гораздо старше и, возможно, работал в семье Васьки давно. Она не знала. Но он коротко что-то сказал, едва склонив к первому голову, и парень застыл, превратился в статую, а его ставший пустым взгляд прошёл мимо Васьки, будто она в одно мгновение перестала существовать.

Это всё было так странно и волнительно, что Васька даже ночью несколько раз просыпалась и вспоминала выражение его лица. Такое открытое, жизнерадостное, будто… он хотел её поддержать. Будто ему не понравилось, что кто-то кричит своей дочери такие слова.

Следующим утром Васька вышла из своих комнат, чтобы ехать в АМК-у. И по дороге к машине внимательно смотрела на всех охранников. Вчерашнего в их числе не было. Конечно, его смена могла закончиться, но что-то подсказывало: его наказали. Нельзя, нельзя так вести себя с теми, кто платит тебе зарплату! Нельзя по-свойски переглядываться с ними, будто вы друзья!

Васька целый день думала об этом странном поступке. Почему он ей улыбнулся? И ещё думала о том, насколько неуютно, оказывается, жить в доме, где чужое, даже самое крошечное сочувствие напрочь выбивает тебя из колеи. Как она будет жить, зная, что кто-то может ей так искренне улыбаться?

К вечеру она снова обошла весь дом. И даже в отцовский кабинет заглянула, хотя обычно старалась держаться от него как можно дальше. Но тёмные дубовые панели и современная хромированная мебель хранили тишину. И длинные коридоры особняка, и светлый зал официальных приёмов, и столовая, и игровая, и даже бассейн – нигде вчерашнего охранника не было.

Васька решила, что это к лучшему. Спокойствие поможет ей существовать дальше. Чужеродный элемент убран из сети, и она сможет функционировать как прежде, в сомнамбулическом состоянии.

Васька вздрогнула и подняла голову. Какой-то резкий звук выдернул её из воспоминаний, как луковицу из земли.

Она медленно осмотрелась. Над ручьём чуть ниже по течению сверкали брызги воды, которая билась о камни на перепадах высоты. Вокруг то и дело сновали местные суслики. Но звук был другим, не от них. Васька пристально уставилась на заросли по ту сторону ручья. Если это кто-то из девчонок, почему опять стало тихо? Они ведь всегда топают так, словно хотят оповестить о своём появлении все окрестности. Если уж начали шуметь, не остановятся.

Мальчишки ходят гораздо аккуратней, но тоже не особо стараются хранить тишину.

Ни те, ни другие не стали бы так делать – громко двигаться и вдруг замирать, и даже переставать дышать. Нет, это определённо не студенты. Тогда кто? Неужели какой-нибудь местный зверь? Но Зои и Кира говорили, что больших животных в окрестностях нет. А судя по звукам, животное должно быть размером с человека.

Васька поёжилась.

Может, на всякий случай стоит вернуться к костру?

Подумав пару минут, она отказалась от этого плана. Если она расскажет, что кто-то шумит в лесу, и не впервые, остальные покрутят пальцем у виска. Скажут, что ей мерещится. Васька временами и сама так считала. Особенно когда пару дней назад увидела в листве местных деревьев быстрый отблеск, как от камеры, которой снимают с дрона. Она так разволновалась, что даже вскочила на ноги и почти бросилась вперёд. Но отблеск пропал, в мельтешении листьев и веток ничего больше было не разглядеть, и тишина… в общем, рассказывать об этом происшествии Васька никому не стала. Поверить не поверят, а засмеют без вариантов. Алмазка ещё и обзываться будет, гадости всякие говорить. Ваську не очень задевали слова Алмазки, после отцовских-то, но всё равно было неприятно, что остальные слышат. Разве любой нормальный, умный человек не обидится на такие злые слова? Ваське всё равно только потому, что она дура и не понимает, как её оскорбили. А за оскорбление нужно мстить.