– Тогда не нужно говорить что-то там про «единственного»! Глупо! Противоестественно!
– Тебе трудно понять ее.
– Я все понимаю. Хотя мне действительно трудно. Но осуждаю ее. А теперь, когда все позади, нам приходится решать сложные проблемы семьи, ты пытаешься впутать Бондарева во все это! Не нужно, мама! Он никто для нас. Он чужой человек. Ты только сейчас сказала, что случаются жизненные ситуации. Люди расходятся.
– Володя нам не чужой, Наташа.
– Правда? Давно ли ты стала так считать?
– Неважно.
– Важно, мама! У Кристины уже есть отец, ты забыла? Он еще не умер.
– Но он лишен родительских прав.
– Все равно. Не надо впутывать Бондарева. Ему и так пришлось несладко.
Татьяна Анатольевна ничего не ответила, и Наташу охватил страх, что мама приняла какое-то решение.
– Мама! Что ты задумала?
– Ничего, Наташенька!
– Почему ты сказала, что Кристине нужен отец? Как ты могла такое сказать?
– Но что в этом такого?
– У нее есть отец! При чем тут Бондарев?
– Потому что Володя сам изъявил желание помочь нам.
– Но почему ты хочешь позволить ему удочерить Кристину?
– Потому что Володя очень добр.
Наташа схватилась за голову. Перед глазами все закружилось. Она стиснула до хруста зубы. Хотелось вскочить и заорать. Отдать девочку чужому человеку? Кровать под ней показалась текучей, как лава вулкана.
– Да пойми, Наташа, что у него есть связи, деньги, просторная квартира, а главное – огромное желание помочь нам воспитать Кристину. Ты не можешь не согласиться, что девочка совершенно отбилась от рук. Что мы станем делать с ней, если лечение не поможет? А вдруг она что-нибудь сделает Вите? Ты думала об этом?
Смерть Арсения возникла перед глазами, замораживая дикий порыв защищать Кристину. Укрыть ее и не отдавать Бондареву. Ну а если она больна и захочет убить Витю, маленького кареглазого Витю, которого с пеленок тоже воспитывала Наташа?
– Я не знаю…
– Конечно, ты не думала об этом. Но мне нужно думать. У меня нет сил и денег, чтобы поставить девочку на ноги. Я не смогу потянуть сложного, больного ребенка! Теперь не получится жить спокойно, как раньше. Замучают проверками, заставят отчитываться за каждую копейку, требуя то врачей, то педагогов.
Наташа хотела запротестовать и ответить, что маме и не надо ее тянуть, Кристина живет с Наташей. И Витя живет с Наташей, просто он сейчас в деревне с папой. Но скоро он вернется, когда ситуация с Кристиной прояснится.
Мысли о Риге и отъезде показались дикими.
Как она могла подумать о том, чтобы сбежать? Без нее мама совершенно спятит и раздаст детей как вещи кому попало. А ведь Наташа заботилась о них, не спала ночами, покупала одежду, игрушки, книги. Не жалела ничего. Да, она мечтала, да и сейчас еще продолжает мечтать об одиночестве. Но это просто усталость и нервное напряжение. Оно пройдет, мама вернется к себе домой и все образуется.
7
На следующее утро они больше не разговаривали об этом. Мама была весела и деятельна, для нее вопрос с Кристиной был почти решен. Наташа понимала, что она пытается как-то решить сложную проблему, потому что не сможет ничем помочь девочке. Лучше избавиться от опекунства самой, чем его позорно лишат. Никто не смог бы ответить на вопрос о том, почему не сделать так, как говорил доктор Величутин. Найти хорошего детского психолога и помочь Кристине преодолеть трудности. Задуматься об учебе и посоветоваться с учительницей, что лучше сделать для девочки, чтобы она смогла как можно скорее вернуться в школу. Купить много книг, альбомов для рисования, скачать интересное фэнтези и мультфильмы Мидзояки. Были ли так уж трудны и неразрешимы эти вопросы? О них никто не задумывался, поэтому решение не находилось.
Наташа позавтракала и ушла из дома. Она подумала о том, что нужно устроиться на работу. А потом она попробует оформить опекунство над Кристиной на себя. Это будет нетрудно сделать, ведь девочка всегда жила с ней. Только не позволять Бондареву. Да он совершенно спятил! Кровь бросалась в голову всякий раз, когда мысли касались этого человека.
Но куда пойти работать? В магазин? На завод? В сотовую связь? Наташа не боялась работы, но переживала, что история со смертью Арсения наделала слишком много шума, и ее узнают. Станут презирать и шептаться, а этого девушка не хотела. Был шанс, что все уже утряслось, ведь те пару репортажей напечатали в газетах Нижнего Новгорода. А это будто совершенно другой мир и другие люди. Но ведь с прежней работы пришлось позорно уволиться. Журналисты успели поговорить со многими людьми, которых знала Наташа. Расспрашивали их про ее детство, учебу в школе, друзьях, сексуальных отношениях. И сами не скупились на комментарии о том, как погиб Арсений, и какую роль, по их мнению, сыграла во всем этом семья Сулаковых. Наташа поджала губы, пытаясь вычеркнуть из памяти этот неприятный момент. И снова стало жаль себя. Она-то в чем виновата? Кристину не хотелось отдавать Бондареву, потому что будут еще разговоры. Мама просто вернется в Заозерье, а Наташа останется. И ей придется принять на себя давление общества. Она понимала, что не станет звонить в службу опеки и слезно просить их оставить девочку в семье. Но ей было приятно думать о том, что она возмущена и не позволит Бондареву забрать Кристину!
Наташа зашла в магазин, купила пирожок с яблоками и коробочку сока. Затем побрела в парк и присела на скамейку, намереваясь подумать и прийти в себя. Отключила телефон на случай, если мама вздумает позвонить. Ей не хотелось говорить с ней. Она все же считала принятое решение по отношению к Кристине чудовищным. Можно было придумать что-то другое. Очередную больницу, например. Мало ли их в Нижнем Новгороде? Откусила кусочек пирога и мрачно задумалась, пытаясь разобраться и понять, когда начались беды и несчастья их семьи.
…Возможно, у Оли тот год был слишком напряженным. Она погрузилась в учебу, отлично успевая по всем предметам, готовилась к ЕГЭ, еще короче обстригла волосы. И только Наташа знала, как сестра металась и ревела в своей комнате, собиралась все бросить и уехать из деревни, где каждый знал, что происходит, и осуждающе молчал, провожая ее взглядом. Олю все тяготило и сводило с ума. Она не думала о том, что спасение рядом, надо лишь пойти к любимому человеку и быть с ним, держать за руку и обещать, что они справятся со всем вместе. Он не виноват в том, что произошло, и это счастье, что остался жив. В этом убеждении крылись сила и успех. Но Оля злым упрямством загоняла себя все глубже в черное болото безысходности, обвиняя весь мир, что все неожиданно разладилось. Визиты к Владимиру закончились после позорного бегства из больницы. Она отчаянно защищалась от настоящего, которое неизбежно надвинулось на нее, и которого она не хотела.
Наташа не могла помочь сестре, которая отгородилась ото всех. Стала нервной, непредсказуемой, жестокой с близкими, насмешливой. Она лютой ненавистью возненавидела математичку, которая активно собирала деньги на лечение Владимира. Металась, пытаясь устраниться, но завидуя той жизни, которая шла параллельно ей. Она не хотела помощи, не желала советов. Но, возможно, ей нужно было выспаться, а на утро встать прежней, полной сил. Обстоятельства загоняли ее в это самое черное болото, где Оля замыкалась в границах времени. В мыслях она была с любимым мужчиной, ласкала его, ухаживала за ним. Ей снились потрясающие сны, и она просыпалась в слезах, готовая бежать к нему и на коленях вымаливать прощение.
Это был порыв. И Наташа знала о чувствах сестры. Наблюдала, слушала и не одобряла. Но понимала и со страхом осторожно благодарила бога, что такое горе приключилось не с ней.
А Оля вытирала слезы, надевала на лицо маску хладнокровия и шла в школу. Ее терзала и мучила гордость, глядя на измученную, но счастливую математичку. Но она не хотела опускаться до уровня просьб и собирания денег с посторонних людей, которым было все равно, они испытывали лишь жадное любопытство. Им хотелось досконально изучить внешность человека, который совсем недавно был успешен и красив. И Оля считала, что математичка мерзкая, и унизительно собирать жалкие гроши с учеников и прохожих на улицах. Она не верила в добрых людей. Да и чем могут помочь эти несколько сотен рублей, если на лечение требуются тысячи? Оля собиралась держаться от всего этого в стороне. Она любому случайному обстоятельству уделяла внимание, переворачивая с ног на голову, отрицая сострадание, помощь, заботу. Она пребывала в состоянии какой-то опасности. Мышцы были напряжены, под глазами пролегли тени, сердце то замирало, то билось, как сумасшедшее.