Затем выключила компьютер, взглянула на часы и поспешила к машине.

Вот уже несколько месяце, как я стала куратором девушки по имени Дестини. Она жила в паре кварталов от дома престарелых, где мы встречались раз в неделю.

О своем прошлом она не распространялась. Разве что сказала, что родом из «захолустья»: под этим она подразумевала городишко на Среднем Западе. За ее спиной неблагополучное детство и юность, но подробности мне неизвестны. Дестини предпочитает говорить о будущем, мечтать обо всем подряд: как у нее будет свой магазин одежды, или конная ферма, или, заявила она на нашей последней встрече, компания по организации банкетов – она недавно познакомилась с владелицей подобной фирмы, а чем она хуже?

И хотя она не любит говорить о прошлом, потому что оно «затягивает», мне удалось выяснить, что у нее есть старший брат, который постоянно ее задирал, и младшая сестра, «мелкая стерва». Она никогда не называла ни их имен, ни адресов – казалось, она не желает больше никого из них видеть.

Ее чувства к родителям едва ли теплее. Дестини только однажды заговорила о них:

– Может, они умерли. А может, живы. Мне плевать.

Это не похоже на позу. Кажется, ей и в самом деле все равно.

По отдельным замечаниям я поняла, что Дестини не блистала в учебе: при малейших трудностях она сдавалась и всегда выбирала наиболее простой путь.

Какое-то время она раздумывала, не записаться ли ей в армию, но ее останавливали психологические и физические нагрузки, которыми сопровождается подготовка солдат.

Самая шокирующая история, которую я от нее слышала, была о том, как ей едва удалось спастись от мужчины, который познакомился с ней на улице, пригласил домой, а потом попыталсь изнасиловать. Она лишь однажды упомянула об этом. Это был «старик», сказала она: это значило, что ему было «за сорок».

Какое-то время Дестини была бездомной. Ее парень исчез, и ей пришлось бродяжничать и ночевать где попало. Однажды она добралась до пляжа Венис-бич, и там ее заметил социальный работник.

Но кроме этих отрывочных и, возможно, не всегда достоверных сведений, я ничего о ней не знала.

Дестини ждала меня в специально отведенной комнате. Короткая стрижка, черные торчащие волосы – будто подстригал их наркоман. Спина, плечи и руки забиты татуировками. По ее словам, на других частях тела у нее тоже есть наколки. Из видимых – змеи и виноградные лозы, а также инициалы «ЧД», набитые сатанинским шрифтом. ЧД значит «Черная дыра» – единственное прозвище, которым она удостоила пропавшего бойфренда. В носу, ушах и губах виднеются проколы. Металлические шипы пришлось вынуть, потому что они «пугали народ» в круглосуточной закусочной, где она работала официанткой.

Порой, разговаривая с Дестини, я представляла, что Мелоди тоже сбежала из дома и рассказывает какой-то незнакомке, как ее жизнь пошла под откос. Но даже это будущее было бы лучше. Пусть она пережила тяжелые времена, но смогла выкарабкаться. Мою дочь лишили этой милости – она уже не сможет преодолеть препятствия, чтобы добиться будущего, о котором мечтала.

– Привет, – с энтузиазмом помахала мне Дестини. Не знаю, правда ли она была рада меня видеть.

В этот вечер разговор крутился вокруг ее работы. Все довольно неплохо, начала Дестини. Только вот есть одна девица в закусочной, Мюриэль. Они терпеть друг друга не могут. Во всем виновата зависть. У Дестини хорошая фигура – а Мюриэль толстуха. Дестини помнит, кто что заказал, – Мюриэль вечно подает суп тому, кто заказал бургер, и наоборот. Посетители то и дело флиртуют с Дестини – до Мюриэль никому и дела нет.

– Мюриэль – жирдяйка. Я тут при чем?

Помолчав, она добавила:

– Ты как язык проглотила, Клэр.

– Извини. День выдался долгий.

Дестини простила такое пренебрежение. У нее тоже бывают долгие дни, сказала она понимающе.

После чего с обычной быстротой перескочила на другую тему.

– Прикинь, что странно, я типа скучаю по своим шипам. Я была, ну скажем, Дикой Дестини.

– А тебе нравится быть дикой? – спросила я.

Она ответила не сразу.

– Я имею в виду не буйной, а свободной, – улыбнулась она. – Раньше я просыпалась на Венис-бич. Солнышко там, океан. Я гуляла по пирсу… и была свободной.

Она имела в виду пирс Санта-Моники, и я рассказала ей об утонувшей девушке.

– Отстой, – заметила Дестини, не осознавая, что на месте утопленницы могла быть она. Что вместо разговора со мной ее ждал бы морг. Но Дестини снова переключилась на Мюриэль.

– В прошлую смену она нажаловалась, что у меня ногти черные, – сказала она. – Заявила Кэлу, что это отвратительно, типа у меня ногти грязные. Он заставил меня перекрасить. Вот, полюбуйся.

Она подняла руки и помахала пальцами.

– Как тебе?

Ногти были фиолетовыми.

Домой я вернулась к девяти.

В некоторых комнатах я не выключала свет и, подъезжая к дому, представляла, будто меня ждут внутри. Вот Макс читает на диване исторический роман, но, едва заметив меня, откладывает книгу. А вот Мелоди, делает домашнее задание за кухонным столом в надежде, что все верно. Макс помогает ей с математикой, а я с правописанием.

Моя прошлая жизнь.

Тогда у меня был муж, которого я целовала по ночам, и дочь, которую я обнимала перед уходом в школу. Те, с кем я ужинала и ходила по магазинам, те, кому я могла доверять, с кем могла делиться… чем угодно.

Теперь при одной мысли о людях в доме меня охватывает страх перед Саймоном, и я представляю громилу в мешковатом спортивном костюме – он приближается ко мне, постукивая резиновой дубинкой. Я поворачиваюсь к двери, мечтая сбежать, но путь мне перекрыл другой бандит. На его широченном запястье болтается, будто браслет, рулон черной клейкой ленты.

И хотя я понимала, что у меня просто разыгралось воображение, я заглянула в окна, прежде чем войти. Если меня застукает за этим занятием мистер Коэн, он насторожится, но тут уж ничего не поделаешь.

Я зашла и тщательно осмотрела все двери и окна.

Все в порядке. Никакой опасности.

Я прошла по коридору в спальню, оттуда – в ванную.

Я смыла макияж, умылась, почистила зубы, затем разделась и забралась в постель.

Вечерние новости шли по обычному расписанию – дорожные происшествия, пробки, пожары, постановления муниципалитета. Ни слова об утонувшей девушке.

Я выключила телевизор и схватила с тумбочки книжку о мумбайских танцовщицах. Каждую ночь мужчины пачками валят в бары в районе Мира Роуд. Обычно они просто размахивают перед девушками пачками денег, но иногда еще делают ожерелья из рупий и накидывают на шею любимым танцовщицам. «Мужчины думают, что я танцую для них, – говорит одна из девушек, – но на самом деле это они танцуют для меня». Едва ли она осознает опасность, которой подвергается, хотя в мутных водах реки Митхи то и дело находят тела танцовщиц.

Почитав с полчаса, я закрыла книгу и выключила свет. Я то засыпала, то просыпалась, то снова погружалась в сон.

В конце концов я сдалась и включила компьютер, чтобы проверить электронную почту.

Одно из писем, длинное и довольно бессвязное, было от Мехди – про жену, которая ему изменила.

Он часто называл ее «женщиной-вамп», хотя внешне этого не скажешь. Ему пришлось убедить себя, что она красотка, ведь некрасивая жена умаляла бы его достоинства как мужчины. Но есть объективная истина, и на тех снимках, что я видела, у нее острые черты лица, а взгляд чуть ли не враждебный и недовольный, словно ее бесит любопытствующий объектив.

В современном Иране, писал Мехди, такую «потаскушку» забили бы камнями до смерти. Он тут же оговорился, что он-то «цивилизованный человек» и не одобряет этого. Ха-ха, просто к слову пришлось.

К слову, ага.

Иногда я представляю его в толпе мужчин, закидывающих камнями изменницу – руки связаны по бокам, сама она по пояс в земле. Будет ли он ликовать, когда камень разобьет ей лицо или сломает кость?

Ближе к концу письма Мехди переключил внимание на меня. Он купил иранские фисташки и финики, чтобы угостить меня на следующем занятии.