Довольно быстро мы научились играть довольно сносно для мероприятий вроде Пасхи, Рождества или той же Жатвы, где и играли уже постоянно. Совсем скоро нас начали подтягивать на концерты городского и республиканского уровня. Нас помаленьку признавали. Кроме, конечно, Оксаны. Она в те времена была не лидером, а простой певицей, причем, как вы понимаете, никудышной, а о сцене мечтала с малых лет. Ей, конечно, концерты никто не доверял. А тут какие-то щеглы во всю идут ее дорогою и к такой умной тетке особо и не прислушиваются. Нашим тогдашним лидером была Лена. Классная певица, с музыкальным образованием, и как человек – прекрасный. Если и учила чему-то – то с любовью и улыбкой. Но природа берет свое, Лена ушла в декрет, как оказалось навсегда. Реально, она до сих пор сидела в декрете с очередным отпрыском. И тут неожиданно лидером сделали Оксану. Такое могло случиться только после слова пастора. В общем, новая метла, новые требования к музыкантам. Год мы пытались с ней сработаться, шло все туже и туже. А потом я уехал. Не из-за нее, конечно. А Толян-гитарист остался. Смотри-ка, какой прочный малый. И играет – же. Хотя, конечно, достается ему на орехи регулярно – в этом я уже убедился и, наверное, еще не раз убежусь. И, в который раз, мои мимолетные воспоминания оборвало что-то непредсказуемое. Музыка резко стихла, кто сидел – встали, кто стоял – подобрались как боевые офицеры, а Оксана, развернувшись лицом к залу, странно улыбнулась. Наступила гробовая тишина, отдаваемая звоном в ушах. Это означало одно. Я хорошо помнил такие моменты. Все говорило о том, что за моей спиной, лицом к хору, стоял, никто иной, как Аристарх Павлович Храмов. Можно было бы голову прозакладывать, если бы она кому-то, кроме меня, была нужна.

Я не знал, как себя вести с ним, чего ожидать или что даже думать. За моей спиной стоял лидер едва ли не мощнейшей организации во всем Южногорске. Бывший боксер, чемпион какой-то республики в юношеском разряде, но до Москвы не дотянул. Как он начал свой путь на поприще Христовом, я не знал. И до сего момента и не пытался выяснить. О нем слагали легенды, снимали фильмы, его наверняка, пытались убить и уж точно пытались угрожать. Но Храм играл на таком уровне, где игроки порой просто не будут опускаться до личного контакта, а пойдут какими-то одним им известными ходами. Но это оболочка. А внутренне это был человек неизменных принципов, он не делил церковь, дом, работу, политику, власть. Он везде был одним и тем же. Уровень игры, не забываем. Человек он настолько многогранный, что порой непредсказуем абсолютно. К нему мог приехать советоваться мэр или авторитет, а на следующий день, он мог спросить совета у пешки вроде меня, например, какой вам заказать у Хакима чай. Ну, послужить, вроде как. Не западло. И не игра в дешевом театре. Он такой и был всегда, сколько я его помню.

Мы с Герой оглянулись. На поверку оказалось, что в зал зашли двое: он и незнакомый мне человек с такими жесткими чертами лица, что сравнить это лицо можно разве что с кирпичом. Оба в дорогих пальто и дорогих туфлях. Оба серьезны. Хорошо, что я снял кепку. Вот бы оконфузился. Палыч был пониже своего спутника, он вообще не был высоким, а с годами, видимо еще и приосел. Да и седой совсем стал. Медиатором выступил Гера. Он подошел к вошедшим, оба чуть улыбнулись, обняли и поцеловали его (по очереди, конечно). Но было видно, что они чем-то озабочены – глаза не отпускала важная, очень важная мысль.

– Вот, Аристарх Павлович, привез блудного сына! (Вот заладили-то).

Босс взглянул чуть сбоку, как если бы я висел высоко в воздухе, и я заметил, что он в голове что-то одобрил. Спутник же его смотрел пристально и похлеще любого рентгена. Насквозь. О, товарищ, этак ты дыню за моей спиной прожжешь, ребятишкам не достанется. Я смущенно отвернулся к хору, окончательно поставив под удар несчастную дыню. Ситуацию энергетически спасла моя бабочка. Светка, видимо, ища и, наконец, поймав мой взгляд, улыбнулась так спасительно, что я легко улыбнулся в ответ. Красота спасет мир, и не спорьте, материалисты.

Палыч повернулся к своему безымянному спутнику, потом кивнул Гере:

– Через пять минут у меня, оба.

Все, что происходит у Палыча – остается у Палыча. В писании есть строки следующего содержания: «Имеющий уши да слышит»! Я всегда понимал эту мудрость так: каждый, у кого есть уши, услышит то, что ты говоришь. Это в свое время сам Палыч нам и привил. Вот и теперь, он принимал меня у себя в кабинете с глазу на глаз, Геру же оставил снаружи, как живое ограждение. Конечно, все, о чем мы говорили, я не расскажу, но результат разговора сводится к тому, что я заступаю на службу в роли бас-гитариста вплоть до праздника Жатвы. У них, вообще-то, есть молодой паренек, начинающий так сказать, но он неудачно покатался на велосипеде и теперь еженедельно посещает хирургический кабинет. Бывает. Молодо, зелено – покататься велено. Мне даже выделяют полставки оклада, чтобы я не тратил время на работу пока (а вот это что-то новенькое). А там, и горе-велосипедист, дай Бог, поправится. Я же в свою очередь поблагодарил за хороший прием и пообещал служить всей душой. Это если в двух словах. Очень даже неплохой исход. Очень.

Выйдя из кабинета, в котором пахло новыми книгами и старыми воспоминаниями, я щелкнул Геру сзади по уху щелбаном. Страж нашей с Палычем конфиденциальности стоял отрешенно, пока я его таким своеобразным методом не вернул к реальности.

– Ну что, теперь отдыхать? Я тебе в домике для гостей приготовил. У себя, в смысле.

– Да нет, слышал же Толяна, за гитарой в село надо ехать.

– Не вопрос, сейчас поедем, брат! – с плохо скрываемой усталостью сказал мой друг и размял ладонями глаза.

– Спасибо, но Аристарх Палыч сказал, что ты ему еще нужен. С Толяном и поедем, им же договариваться, что да как.

– Тогда как сделаете дело – ко мне, я на входе предупрежу. Домик для гостей открыт. Весь дом к твоим услугам. Поесть в холодильнике найдешь. Собаки будут закрыты. А я Палычу помогу, и спать – с пяти утра на ногах.

– Спасибо, спасибо, брат. Не ожидал такого приема. От души.

– Одно же дело делаем!

Мы снова громко пожали руками, и Гера осторожно постучал в покинутый мною кабинет.

Мы покинули Южногорск уже затемно. Ехали вдвоем, остальные остались готовиться к завтрашнему служению, в том числе и Авдей, который порывался – было, рвануть с нами, да злюка Оксана его не пустила. Ладно, поедут исключительно понимающие.

Невероятная белейшая луна освещала нам путь покруче фар Толиного черного крузака. Авто досталось ему от матери на двадцатипятилетие, и было большой любовью этого детины. Не новое, но было видно, что другу оно очень нравится. Мой амиго топил в пол при любом удобном случае, равно как и нарушал правила с завидным постоянством. Не хочет выделяться среди местных – подумал я и про себя улыбнулся. Само собой, в дороге речь зашла о старых друзьях, тему по местным обычаям начал хозяин авто:

– Ты же помнишь Кешу, что нас играть учил?

Кешу я помнил. В мои двенадцать ему было чуть за двадцать, и он казался идолом. Играл очень прилично и не стеснялся научить нас. Девушкам он нравился, а это нравилось нам, ибо могло отразиться и на нас.

–Помню, конечно! Как он?

– Пропал без вести.

– Как?

– Поехал с друзьями на море, в Крым, что ли, а оттуда вернулись только друзья. Он к тому времени года два как отделился, группу свою собрал, в «МиЛе» у нас играли блатату какую-то. Не вернулся, тело не нашли, вроде ночью пошли купаться, или что вроде того. Вот так.. – Толян тяжело выдохнул.

Так себе первые вести с полей. А дальше было еще интересней.

– А Даню-дыню помнишь?

– Что на барабанах Антоху учил? Конечно!

– Умер. Месяца два назад!

– А ты не говорил, когда звонил.