Мелкими ручейками секретные ходы бегут по утесу, ныряют и взлетают между каменных стен, и снова сливаются с главной улицей-рекой, превращая Стэйфс в хитрый лабиринт. Лестницы, спуски, арки – идеальное место для игры в казаки-разбойники или приключенческого квеста. Главное, не потерять в закоулках игроков, хотя все дороги в конце концов выводят к сердцу рыбацкой деревни и английской души – местному пабу “Треска и лосось”.

Но в это утро настроения бродить и теряться у Леры не было. Очень хотелось побыстрее согреть ладони о горячую чашку капучино, взбодриться и стряхнуть  наконец наваждение взволновавшего ее странного сна. Уже второго подряд.  Правда, на этот раз послевкусие было… хм… довольно приятным. Но Лера списала это на то, что у нее давно не было близости, и подсознание таким образом, видимо,  решило среагировать на желания тела.

Добежав до паба, Лера, однако, согрелась уже по дороге, да и на солнечной улице оказалось намного теплее, чем в остывшем за ночь доме. По набережной прогуливались несколько человек с фотоаппаратами, но столики возле паба пустовали. Завтраки здесь подавали только во время школьных каникул и праздников, поэтому большая часть посетителей обычно собиралась ближе к полудню, когда кухня начинала принимать заказы. На кофе с утра в основном забегали только местные.

Лера толкнула дверь и вошла внутрь. В “Треске” тоже было пусто. Столики полукругом огибали барную стойку и щетинились ножками деревянных стульев, которые еще не успели перевернуть на пол. На другом конце зала кто-то гремел шваброй.

– Один капучино, пли-и-из, – пропела она с наигранным вызовом.

Стук швабры тут же прекратился. Из-за барной стойки показался уборщик – взъерошенный молодой парень.

– А это ты, Валери. Привет! Сейчас сделаю.

– Да ладно, не суетись. Сегодня день самообслуживания. – Лера демонстративно брякнула на стойку две  монеты и направилась к кофемашине, возле которой уже примостился поднос с белоснежными чашечками.

– Спасибо, любимая! Можешь взять две печеньки вместо одной! – парень сверкнул благодарной улыбкой и вернулся к своей работе.

Лера в пабе считалась почти за свою, поскольку пела по пятницам, заставляя посетителей задержаться подольше и выпить побольше. Но она и сама пыталась всеми силами влиться в эту обособленную экосистему, сосредоточенную вокруг алтаря барной стойки. Тоскующая по родине эмигрантка здесь как будто возвращалась в свою привычную среду. Частенько в конце вечера, когда оставались только завсегдатаи и кухня отмечала смену пинтой, она на какой-то момент даже переставала замечать, что говорит на чужом языке. Будто бы попадала в какую-то вселенную, параллельную московской, где был точно такой же зал, стойка, персонаж, темы для диалогов и мизансцены. Только с небольшими нюансами. И вот тогда она чувствовала себя частью не только ресторанной внутрикорпоративной тусовки, но и всей английской жизни в целом. Переставала быть чужой.

Но длились такие моменты единения обычно недолго. Ребята разбегались по своим делам, нередко – продолжать в другом месте, подальше от бдительного Чарли. Леру с собой не звали. Не сказать, что ее это сильно расстраивало – в подруги она никому не набивалась, но какое-то досадное чувство отчужденности все же возникало. Словно ей негласно указывали на ее место, и она не была уверена, что когда-нибудь сможет чувствовать себя здесь так же легко и органично, как было дома. Англия приветливо улыбалась ей, называла “любимой”, не вкладывая, однако, в это слово никакого тепла и незаметно подталкивая к выходу, как гостя, которому не особо-то и рады.

Пару раз она подумывала устроиться в “Треску” на работу, понимая, что, скорее всего, ей светит только место помощницы на кухне или официантки. Ну а на что еще рассчитывать? Точно не на место менеджера. Специфики местного рынка она не знает – страшно. Да и у Чарли тут все было схвачено. Старшим барменом в “Треске” работала его младшая дочь, а управляющим – муж старшей. Семейный бизнес и английский консерватизм против ее опыта. Вот это действительно было обидно.

Она давно подметила, что англичане предпочитают держаться своих, даже если это идет в ущерб качеству. Читала в каком-то эмигрантском блоге, как русская девушка открыла тут свою кондитерскую. В городке было еще два конкурента, которые пекли совершенно примитивные бисквиты. Сама же блогер раньше работала в Питере в крутейшем ресторане и делала настоящие шедевры, причем, не только на вкус. Из мастики вытворяла такое, чего даже профессиональным скульпторам не снилось. Но торты у нее практически никто не покупал… Некоторые прямо говорили – извини, но мы уже 10 лет на все праздники обращаемся только к Бакстерам. Они не поймут, если закажем в другом месте… Может, конечно, той девушке просто не повезло с соседями, но что-то подсказывало Лере, что пробиться тут будет сложно. Как в плане работы, так и в плане каких-то человеческих отношений.

В баре с ней были любезны, но темы для разговоров ходили по кругу и оставались слишком поверхностными. А стоило выйти за дверь, для случайных собеседников она и вовсе переставала существовать. Соседки вежливо здоровались на улице или в магазине и даже перекидывались дежурной парой фраз, но ни одна из них не стремилась сблизиться, пригласить на чай, поболтать о чем-то более интересном, чем прогноз погоды на неделю. Репетиции с музыкантами ограничивались встречами раз в неделю и концертами. А теперь еще и для мужа она стала невидимкой. Наверное, если бы завтра утром она собрала вещи и улетела обратно в Россию, никто бы и не  заметил…

Налив себе кофе, Лера не стала больше отвлекать уборщика и пошла на улицу. Солнце там совсем пригрело, и она решила, что понежиться в его лучах будет немного приятнее, чем сидеть в прохладном зале, пахнущем мыльными мокрыми досками.

Вода потихоньку подбиралась к высокой стене, оберегающей набережную от прилива. Чайки лениво носились над бухтой, разрезая небо острыми крыльями и протяжными криками. На волнах покачивались несколько лодок. Какой-то мальчишка бросал палку шотландской овчарке, и та носилась по пляжу, с азартом взбивая лапами мокрый песок. Ничего нового. День сурка, но такой прекрасный и беззаботный. Так можно прожить всю жизнь, просто любуясь морем. И чего еще надо?

Приливная волна радостно ухнула о стену. Лера улыбнулась и слизнула с губ коричную пенку, поражаясь, как быстро вода отгоняет тревожные мысли. За спиной послышалась какая-то суета. Она обернулась.

Женщина лет шестидесяти, одетая в лучших традициях самых отвязных секонд-хэндов, пыталась пробраться к столику через расставленные в беспорядке стулья. На плече она тащила огромную сумку, в одной руке у нее был маленький складной шезлонг, в другой – увесистый деревянный планшет. Перемещение явно давалось ей непросто. Женщина выглядела изрядно утомленной своей ношей, но при этом лицо ее вопреки всему сияло детским восторгом.

Неловко обернувшись в поисках подходящего места для отдыха, она все-таки зацепила сумкой один из стульев и с грохотом повалила его. И тут же еще громче заохала сама, щедро осыпая невидимых собеседников самыми искренними  извинениями в чисто английском стиле.

Леру это умилило. Она подскочила с места и, добродушно улыбаясь, помогла гостье разобраться со своей поклажей и с несчастным стулом. Не переставая извиняться и благодарить, женщина наконец уселась, разложив вещи, и счастливо выдохнула:

– Стаканчик хорошего джина с тоником – вот, что мне сейчас действительно необходимо. Но боюсь, время не совсем подходящее, – она придирчиво посмотрела на небо, придерживая рукой широкополую лиловую шляпу, и поморщилась то ли от яркого солнца, а то ли от досады.

– Да кого волнует распорядок! Вы же на каникулах, не так ли? – Засмеялась Лера, с интересом разглядывая гостью.

– Откуда ты, милая? – женщина вдруг резко забыла о своих алкогольных планах и хищно уставилась на Леру, словно коллекционер, перед которым вдруг выпорхнула редкая бабочка.

– Из России, – устало выдохнула та, уже предвкушая разговор по известному сценарию.