– А как же «эффект бабочки»? Ведь не о какой-то бабочке речь, а о человеке, пусть и негативно, но засветившемся в истории, уж если мы о нём знаем.
– «Эффект бабочки» я рассматриваю как остроумную иллюстрацию к теории вероятности, не больше. Наступили бы вы, Судья, в 2558 году ненароком на бабочку-капустницу – ну и что? Их же ещё миллионы тогда летали! Шансы, что ваш поступок будет иметь последствия, на самом деле ничтожны. Если мы уже знаем секрет проникновения в прошлое (будущее такому не поддаётся, тут есть принципиальные заморочки), то он известен и учёным будущего. В таком случае они многократно уже появлялись в прошлом, оказываясь на временной шкале позади нас. По статистике, они не могли избежать случайного внесения изменений, но разве мы наблюдаем результаты, подобные придуманным Брэдбери? Но вы и сами должны тут поработать, подобрав кандидата на замену наиболее близкого к подсудимому – и по патологиям в психике, и по преступлению.
Судья насупился, крякнул. Заговорил грубо, но постепенно голос его смягчился.
– Фактически это смертная казнь, Разум. Старая добрая смертная казнь. Да ещё из самых жестоких – сожжение, хоть и мгновенное. Сознание преступника оно отрубит навсегда, как на гильотине. Что с того, что его набор хромосом повторится в другом теле? Ведь это будет уже иной человек, с заново сформированным сознанием.
– Судья, вы меня огорчили… Неужели вы думаете, что если вы почти сразу же об этом догадались, то и у преступника будут такие же мозги, как у вас? К тому же, если он не подаст апелляцию, то приговор будет тут же приведён в исполнение. Вы же помните, что мы пойдём на поводу у толпы.
– Хорошо, а как быть с апелляцией?
– Фактически вы же её и рассмотрите. Если окажетесь в затруднении, обращайтесь ко мне – но это только в самом крайнем случае, других забот хватает. Рекомендую, если подана апелляция, рассматривать её немедленно. Специальное зрелище одной казни, без суда с прениями сторон и судебным расследованием, устраивать нецелесообразно. Не в средневековье же пребываем. Если выяснятся серьёзные смягчающие обстоятельства, оперируйте сроком обычного наказания.
– Что вы имеете в виду?
– Мы с экспертами-юристами уже договорились, что это будет одиночное заключение в какой-нибудь брошенной колонии на планете без искусственной атмосферы. На срок от двухсот до пятисот земных лет.
– Понятно… Эх, если бы в Институте пространства и времени ухитрились перемещать сознание осуждённого прямо в голову древнего преступника! И чтобы не во младенчестве какого-нибудь Картуша, а когда злодей в тюрьме маялся перед казнью.
– Судья, я призываю вас к порядку! Ваше пожелание уже из области фантастики, мы же пытаемся найти подходы к проблемам реальным.
– Прошу извинить, Великий разум, – наклонил голову Судья. А сам исподтишка огляделся. Да уж, никакой фантастики. Полутёмная комната, чёрная тумба посередине и спрятанное устройство для проекции картинок. И голос древнего, сталинских времён радиодиктора, наговоривший сегодня столько нового, что вот-вот заболит голова. А если бы стены ушли в стороны, и пролетел бы верхом на драконе рыцарь в латах и с мечом– это была бы фантастика?
– Я ведь не забыл предупредить вас, Судья, что читаю мысли? По мне, так фэнтези относят к фантастике по недоразумению. Будто и в так называемой научной фантастике недостаточно нелепостей!
– Хотел бы я возвратиться к телепортации генома. Предупреждаю, что задам глупый вопрос. Поскольку никто не может проверить, отправилась ли смелая леди в прошлое или нет, удалось ли ей перенести куда надо пресловутый геном, или попытка закончилась неудачей, не проще ли и не отправлять её в рискованное путешествие?
В кабинете повисла тишина. Ненадолго. Раздалось хихиканье, потом голос Всемирного Разума:
– Вы ведь побывали в прошлом, просиживая в библиотеках и архивах, знаете потому прекрасно, что во все времена правители не гнушались обманывать своих подданных. Если во вполне демократическом государстве министр финансов уверял, что никакого обмена денег не будет, умные люди тотчас же начинали скупать иностранную валюту. На такой грубый обман я не пойду. Мы ведь и так обманываем осуждённых, на что вы сами проницательно указали.
– Иными словами, вы принимаете во внимание категорию совести?
– Вот именно, при всём моём цинизме. А в конце нашей беседы, Судья, я хотел бы вернуться к соображениям, благодаря которым выбрал на эту должность именно вас. Ведь юридическое образование и опыт следователя имеются у многих. Не редкость также нынче, что, придерживаясь моды, многие юристы заодно увлекаются и историей искусств. Вы выбраны, прежде всего, потому, что лишены опасных для правосудия пороков, увлечений и пристрастий, да к тому же в таком возрасте, что уже ничего нового из такого к вам не привяжется, я надеюсь.
– Благодарю покорно! – Судья неожиданно для себя самого обиделся. – Есть ли люди вовсе без грешков? И я отнюдь не исключение. И возраст мой не так уж плох, многоуважаемый Разум.
– Да, вы чересчур рьяно, быть может, увлекались противоположным полом. Но это ведь и не грех вовсе. А последние двести лет, настолько мне известно, не заводили романов, прежде же вели себя с партнёршами по-джентльменски. Я уверен, что если даже какая-нибудь из участниц процесса произведёт на вас впечатление… А почему бы и нет? Теперь все женщины столь кукольно-прекрасны, что даже подташнивает… Так вот, я уверен, что восхищение красотой не повлияет на вашу объективность. Или у вас другое мнение?
– Нет, я с вами согласен. Я всегда полагал, что старец-волокита смотрится комично. А женщины… Жду не дождусь, когда настанет мода на характерную внешность – как у Барбары Стрейзанд или Серафимы Бирман.
– Ну, этого не будет никогда, потому что дамы устроят саботаж. А вы мне импонировали также и русскими корнями. Русские изначально не знали расизма и мнения о своей национальной исключительности. Кроме того, обратил я внимание и на то, что при всём вашем увлечении прерафаэлитами вы так и не издали монографии и не имеете докторской степени. А раньше были вы толковым следователем прокуратуры, пока прокуратуры не исчезли, как сон, как утренний туман. Так вот, тогда весьма многие ваши коллеги бросились стряпать криминальные романы и давай ими терроризировать родственников и приятелей. А вы нет. Знаете, я сделал вывод, что вы человек не только без претензий, честный, скромный и уравновешенный, но и чётко понимающий свои ограниченные возможности в творческой сфере.
– Иными словами, вы считаете меня посредственностью? – набычился Судья.
– Посредственностью я вас не называл, – и тут Судье показалось, будто в бархатном голосе Всемирного разума прозвучало ехидство. – Но скажу с полной ответственностью, что гения на этом посту не потерпел бы. Отмечу также, что в разговоре со мной вы проявили достаточно быструю реакцию, рассудительность и при этом за словом в карман не лезли. Прошу вас завтра же наведаться в Институт пространства и времени, вам дадут прочитать секретный доклад. И поройтесь в Сети, познакомьтесь с материалами убийства в Хеллбурге. Похоже, что там вам придётся провести свой первый процесс.
Только оказавшись на солнечной московской улице, Судья почувствовал, что напряжение отпустило его. Одновременно измочаленный и непривычно возбуждённый, он криво улыбнулся. Что ж, время покажет, стоило ли ему покидать уютную и скучноватую душевную скорлупу, и не переоценил ли свои силы, согласившись вернуться на подмостки Межмирья.
Протокол 1. Жрица крови
Над планетой Kepler-62-e висели вечные лилово-чёрные тучи, верхушки неоготических небоскрёбов Хеллбурга скрывались за ними. Судья задрал было голову, но вскоре опустил. Он только что телепортировался перед въездом в Адский город, п почему-то ему хотелось думать, что никто и не знает, сколько в этих высотках на самом деле этажей, и не смыкаются ли они в тучах над единственной и главной улицей, образуя этакий туннель.
