Помню и рассказ комиссара артполка Сауткина о К. П. Подласе, его командирской твердости и человеколюбии, отваге и незаурядном боевом опыте. Вспоминаю о своем первом командире батареи Герасимове, о командире дивизиона Кабатчикове, о встрече с ними, когда, расспросив об устройстве с жильем, они первым делом повели на полигон и посмотрели, как умеет молодой командир решать огневые задачи. Это было испытание, после которого они, как бывалые мастера, решали: что можно доверить новому боевому товарищу.
Да, это было продолжение учебы, но только на живой практике, приближенной к боевой обстановке. И я через всю жизнь пронесу глубокую сердечную признательность этим первым своим военным учителям-практикам.
Надо сказать, что такое вот посвящение в армейскую службу в некоторой мере облегчило ее прохождение в последующие годы. Я всегда стремился помнить о первом уроке, полученном в 27-й стрелковой дивизии, об опыте, которыми она одарила меня прежде всего на своих полигонах, в поле, на стрельбище.
После окончания в 1935 году Ленинградских бронетанковых курсов усовершенствования комсостава РККА имени Бубнова я снова вернулся в Белорусский военный округ и стал командовать танковым взводом, а затем танковой ротой в 1б-й танковой бригаде. То было время активного развития стахановского движения, которое захватило и армию. И каждый из нас, командиров, стремился творчески решать задачу овладения боевой техникой. Каждый задумывался над тем, как выжать из нее максимум возможного, добиться превышения установленных нормативов. Помнится, готовились мы к тактическому учению. В ходе его предстояло форсировать водную преграду. Четыре танка соседнего батальона при попытке преодолеть брод затонули. Это ЧП не только насторожило, но и заставило всерьез подумать, как можно увеличить проходимость танков, а тогда у нас на вооружении были Т-26. На них разрешалось преодолевать брод глубиной не более 90 см. Стали мы искать способ превышения норматива. Подготовили приспособления, обеспечивающие герметизацию танка, нормальную работу двигателя, провели тренировки с экипажами. И нам "повезло". Брод глубиной 1 м 40 см покорился. Учение для роты было настоящим экзаменом. И нам удалось его выдержать. Шестнадцать танков из семнадцати благополучно форсировали реку и с ходу вступили в "бой".
Об этом опыте было доложено в Наркомат обороны. Наши бригадные умельцы высказали веские доводы о необходимости внести некоторые конструктивные изменения в новые образцы боевых машин.
Становление нас, молодых командиров, проходило в предгрозовую пору, когда на Западе уже сгущались свинцовые тучи войны. Это, безусловно, накладывало отпечаток на всю нашу армейскую жизнь, диктовало требование учиться военному делу с полным напряжением сил, не теряя времени. Частые подъемы по учебным тревогам были обычным явлением. Они постоянно держали нас под напряжением.
Осенью 1939 года для части войск Белорусского Особого военного округа прозвучала боевая тревога. По приказу Советского правительства войска Красной Армии выступили в освободительный поход в западные области Белоруссии, в котором мне довелось участвовать. А зимой 1939/40 года я получил первую боевую практику в ходе борьбы с белофиннами на Карельском перешейке, являясь командиром танковой роты 22-го легкотанкового полка.
Позднее наш полк перебазируется в Закавказье. Мне надолго запомнились гостеприимные селения и города Грузии и ее древняя столица Тбилиси, где наш полк 1 Мая участвовал в военном параде. В Закавказье я получил новое назначение: стал начальником штаба отдельного учебного танкового батальона 17-й легкотанковой бригады.
И вскоре - возвращение на родную белорусскую землю. Вначале в Пуховичи, в пехотное училище на должность старшего преподавателя автобронетанкового дела, а потом, в апреле 1941 года, под Минск, в Красное Урочище, где я принял танковый батальон в 26-й танковой дивизии, которой командовал генерал Виктор Тимофеевич Обухов. Ближайший наш полигон находился в районе населенных пунктов Малый и Большой Тростенец. Там, разбив лагерь в лесу, мы и занимались военной учебой вплоть до 21 июня.
Вечером того дня я приехал на побывку к семье в Красное Урочище. Трудно было представить себе, что шли последние часы мирной жизни. На рассвете сигнал боевой тревоги оборвал ее на целых четыре года.
В соответствии с планом развертывания войск вскоре мне было поручено приступить к формированию танкового полка в Красном Урочище. Личным составом полк был укомплектован за три дня. Танков и спецмашин мы почти не имели. Они должны были в ближайшее время поступить из Могилева, куда был направлен мой заместитель по технической части Ржевский. Однако новой техники - тяжелых танков KB и средних Т-34 - мы так и не дождались. Обстановка, очевидно, продиктовала другой вариант предназначения этой техники. На вооружении в полку были только 45- и 76-мм пушки, пулеметы и винтовки и несколько танков, Т-26. Все это мы незамедлительно привели в боевую готовность. Кроме того, в связи с надвигавшейся опасностью нами были приняты решительные меры по эвакуации оружия и боеприпасов, еще остававшихся на складах. За несколько дней и ночей, а работа шла непрерывно в течение суток, было отправлено 460 автомашин в формируемые части и соединения. Время торопило. С западных границ поступали тревожные вести.
В первые дни войны обстановка на западном направлении была сложной. Фашистское командование придавало этому направлению исключительное значение. Оно кратчайшим путем выводило к Москве, с падением которой, считал гитлеровский генеральный штаб, жизненная деятельность нашего государства будет парализована и сопротивление советских войск прекратится. Здесь наносила главный удар группа армий "Центр" фон Бока, наступая на своем правом крыле 2-й танковой группой Гудериана и основными силами 4-й армии фон Клюге, на левом - 3-й танковой группой Гота и основными силами 9-й армии Штрауса. Обе ударные группировки рвались к столице Белоруссии, стремясь окружить и уничтожить советские войска в районе между Белостоком и Минском. Враг в полосе всего Западного фронта имел более чем полуторное превосходство в силах и средствах и еще больше на направлениях главных ударов.
Находясь во втором эшелоне и резерве фронта, все мы стремились скорее попасть на передовую, где обстановка для наших войск с каждым днем становилась все тяжелее. Действовавшие на севере танки Гота заняли Вильнюс и повернули основные силы на Молодечно, Минск. Танковая группа Гудериана охватывала наши войска с юго-запада. Над Минском нависла угроза захвата.
Для защиты столицы Белоруссии была развернута в Минском укрепленном районе 13-я армия под командованием генерала П. М. Филатова. Наш 20-й механизированный корпус под командованием генерала А. Г. Никитина вошел в состав этой армии и имел задачу занять оборону между Минским и Слуцким укрепленными районами, южнее Дзержинска, и не допустить прорыва противника в направлении Столбцы, Минск.
26 июня начались бои на ближних подступах к столице Белоруссии. Враг бросил в Минск десанты. В этот день мне пришлось впервые вступить в схватку с фашистами. Наш полк вел бой по уничтожению вражеских подразделений, заброшенных в город. В мое распоряжение было выделено семь танков Т-26. После предварительной разведки я прибыл в район завода имени К. Е. Ворошилова. Гитлеровцы еще не успели просочиться сюда. Во многих районах Минска полыхали пожары, возникшие в результате налетов немецкой авиации и артиллерийского обстрела города.
Мы мчимся по направлению к площади Свободы, где, по данным разведчиков, обнаружен диверсионный фашистский отряд. Враг действовал нагло, стремился посеять панику, деморализовать население и гарнизон Минска, и наша задача состояла в том, чтобы как можно быстрее уничтожить этот отряд, дать возможность нашим войскам и жителям города оказать организованное сопротивление главным силам врага, рвавшимся к Минску с запада.
У перекрестка улицы Ленина и одного узкого переулка наш головной отряд устроил засаду. Проходившая по улице колонна немецких мотоциклистов была обстреляна нами и рассеяна. Уцелевшие гитлеровцы, напуганные дерзким огневым ударом, разбежались по ближайшим подъездам, бросив около пятнадцати мотоциклов. Наши танкисты довершили дело, раздавив гусеницами часть оставленной врагом техники. Бойцы шутили, что не так страшен черт, как его малюют.
