– Сможешь? – спросил Петька Анисью, кивая на крышу Танькиного дома.
– Дел-то, рукой махну и всё в порядке – ответила девочка без тени сомнений.
Петька одобрительно хлопнул Анисью по плечу и хитро улыбнулся.
Сначала Петька, а следом за ним Анисья со стеклом в руках, залезли на крышу дровяника, пристроенного к задней стене дома, а оттуда перебрались на крышу дома. Гибкая и тонкая Анисья, тихо ступая по дранке, добралась до трубы и закрыла её стеклом. Также бесшумно спустилась потом вниз и уже на земле злорадно прошептала:
– Вот, затопишь теперь утром печку, понюхаешь дымка.
– Будет знать, как Таньку дома держать. – добавил Петька.
По домам расходились довольные. Шумно обсуждали приведённое в исполнение наказание для тётки Фени, смеялись. Одна только Нюнька не смеялась, и вдруг негромко сказала:
– А ведь Аниська и влетит тебе за зловредство, ой, влетит. Не зря же тётку Феню зовут в деревне Колотихой.
Анисья осеклась на полуслове, удивлённо уставилась на подругу, потом пожала плечами:
– Ну и влетит! Зато за Таньку заступились.
За Таньку заступались вроде бы всей компанией, но влетело одной Анисье. Вечером следующего дня дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась Колотиха. Выражение лица у неё было такое, что Анисья сразу поняла – будет ей капитальная трепка.
–Ну что, Лидия Сергеевна, я к вам с жалобой.
– Что случилось? – испуганно спросила та, растерявшись от одного только вида воинственно настроенной Колотихи.
– Вот, мерзавка эта наделала мне дел! Печную трубу законопатила у меня в избе, так мы чуть не угорели. Я утром печку растопила, а из трубы-то чёрный дым в дом так и пустился. Пришлось дрова водой заливать. Пока разобралась, что к чему, страху-то натерпелась. Её за такое хулиганство надо в милицию сдать.
– Федосья Ивановна, как Анисья могла вам трубу закрыть? Может вы что-то путаете.
– А вы у неё спросите, как? Она, мерзавка, по крыше забралась и куском стекла трубу прикрыла, вот дым-то и пошёл в дом. – заскрипела Колотиха, не дав возможности Анисье и рта открыть. – Это же хулиганство!
– Анисья, это правда?
Выражение лица у Лидии Сергеевны было растерянное, она скомкала в руках кухонное полотенце и посмотрела на девочку так, будто надеялась, что та будет всё отрицать и окажется на самом деле не виновной.
– А почему она Таньку гулять не пускает? Это ведь тоже хулиганство.
– Да как я её с вами шантрапой гулять отпущу! Знаете, Лидия Сергеевна, что эта дрянь мне сказала?
И Колотиха слово в слово повторила угрозу Анисьи про возможную потерю.
– Анисья! – в ужасе ахнула Лидия Сергеевна разжала пальцы, и полотенце упало ей под ноги.
– Что я такого сказала! Что она пристала ко мне с этой целкой! Потерять-то каждый может, а она подозревает, что мы у Таньки её забрать можем. Всё твердит ей: «Не ходи Танька гулять, а то целку потеряешь». Я в жизни ни у какого ничего не брала без спросу, мне чужого не надо. Чтобы не потеряла её Танька – не давай на улицу, пусть дома прячет и карманы зашьёт, а то у неё там дырки.
Наступила тишина. Колотиха посмотрела на Лидию Сергеевну, та на Анисью и обе вдруг заулыбались.
– То ругаетесь, то смеётесь. – свирепо сказала Анисья. – Таньку не будете пускать гулять с нами, так я ещё что похуже придумаю.
– Угрожать она ещё мне будет! Моя Танька, хочу пускаю гулять, хочу не пускаю. – грубо оборвала девочку тётка Феня.
– Федосья Ивановна, вы простите Анисью, я обязательно с ней поговорю, она не будет больше безобразничать.
– Не будет! Да ей нахалке на всё наплевать. Я вот пойду в сельсовет и расскажу председателю, пусть её назад в Борки отправят. Там ей Щербаков быстро всё желание безобразничать отобьет.
Добрая Лидия Сергеевна уговорила Колотиху не жаловаться, а провинившуюся Анисью заставила извиниться и пообещать не приближаться близко к дому Федосьи Ивановны.
Колотиха успокоилась и в дверях уже более дружелюбно сказала Лидии Сергеевне:
– Вы извините, если что не так, Лидия Сергеевна. Может с горяча что-то лишнее сказала.
На Анисью же посмотрела строго и погрозила ей пальцем. После ухода тётки Фени в доме все притихли. Алёшка, испуганно смотрел то на мать, то на Анисью. Кошка, удивлённая поднятым шумом крикливой тётки, запрыгнула при появлении Колотихи на печку, теперь выглядывала из-за ситцевой занавески своими зелёными круглыми глазами. Анисья, с понуро опущенной головой, села на табуретку и скрестила босые ноги. Она захватила в пальцы клочок ткани на ситцевой юбке, смяла, скрутила в жгут и потом разгладила на коленке.
Лидия Сергеевна прошлась по комнате. Подошла к Алёшке, ласково погладила по голове сына, как бы успокаивая его. Женщина не смотрела на Анисью. Она села за стол, провела рукой по крышке стола. Вздохнула. Нахмурилась.
– Лидия Сергеевна, не справедливо всё это. Нас было много, а виновата я одна что ли?
– Виновата ты одна. – Лидия Сергеевна помолчала и добавила. – Я тоже виновата.
– Вы-то в чем?
– Я отвечаю за тебя. Значит, слежу за тобой плохо. Воли тебе много даю. Получается, воспитатель из меня плохой.
Чувство жалости к этой незлобной хорошей женщине захлестнуло Анисью. Она подошла к Лидии Сергеевне, положила на плечо ей руку и твердо сказала:
– Даю слово, что не буду хулиганить. Буду вас слушаться. Только не отправляйте меня домой. Слово моё крепко. А если только Танька эту чёртову целку потеряет, то я сама лично всю деревню перетрясу, но найду и верну ей её.
– О, боже! – Лидия Сергеевна схватилась за голову. – Ну и дуреха же ты Анисья.
Глава 5
Люди говорят: «Большая Федора, да дура». Это про Анисью. Ростом-то она высокого, но по уму дитя-дитём. Наивность её порой шокировала Лидию Сергеевну. Неразвитость девочки по многим жизненным вопросам ставили молодую женщину в тупик. «Как же так, – думала Лидия Сергеевна, – смышлёная девчонка, но таких простых вещей не понимает». Объяснить такой парадокс можно легко. Никто и никогда не занимался воспитанием и образованием Анисьи. Учитель начальных классов – Мира Васильевна, женщина не глупая, но ограниченного кругозора, так как на протяжении многих лет она не покидала Борки и разрывалась между учительством, большим хозяйством и многочисленными домочадцами, научила Анисью читать и писать. На этом образование девочки закончилось. Бабушка Маша, любившая Анисью до беспамятства, наставляла её на старый манер. Приметы и обычаи, поучительные истории про деревенских баб и мужиков, волшебные случаи, происходившие в деревне, не имеющие логического объяснения, но с точки зрения мистики понятные – вот чем наполняла бабушка молодой и пытливый ум Анисьи. Она бабушку слушала, верила каждому её слову и старалась поступать так, как учила старушка. Сказав однажды Анисье, что матерные слова произносить нельзя, потому они оскорбляют Бога, бабушка Маша на всю жизнь отбила у неё желание сквернословить. Но в любимых частушках Анисья мат не истребляла, говорила так: «Из песни слов не выкинешь».
Примерно в то же время, когда произошёл случай с заступничеством за Таньку, окончившийся, к слову, неожиданно хорошо, потому что Танька из затворницы превратилась в вольную птицу и гуляла как та кошка, когда хотела и где желала, случилась с Анисьей другая история, зашедшая в её память на долгие годы.
Однажды Нюня задала Анисье вроде бы простой вопрос:
– Аниська, а ты знаешь, кто такой Коля Анотик?
– Кто?
– Ни за что не догадаешься. А я вот знаю. – сказала Нюня и ковырнула пальцем в носу.
– А я и гадать не буду кто он. Пьяница горький – вот кто он.
– Не-а, не угадала, а если я тебе скажу, то ты прямо на этом месте и грохнешься. – Нюня погрузила палец глубже в ноздрю и несколько раз прокрутила. Вытащила палец и обтёрла его о подол юбки.
– Нюнька, кончай умничать, или говори, или я домой пошла.
– Ладно, слушай, только слово дай, что никому не расскажешь.
– Дел-то, рукой махну и всё в порядке!