Выражение "согласно его воле" покоробило меня, как-будто не родной брат Ральфа разговаривал со мной, а нотариус оглашал завещание. На самом деле никакого завещания не существовало. Мне вспомнился эпизод, произошедший полгода назад, когда мы с Ральфом посещали могилу его родителей. Мать и отец ушли друг за другом, сгорев от рака. Покидая кладбище, Ральф заметил: "Я бы предпочел кремацию после смерти". Что это было - предчувствие? Вот она - единственная веская причина наложить на себя руки - неизлечимая болезнь! Теперь все сходится: и то, что онкология передается по наследству и все признаки нездоровья у мужа - врожденная бледность, худоба, а в последнее время - потеря аппетита, депрессия. Узнав о страшном диагнозе, он решил ускорить событие, чтобы не мучить ни себя, ни своих близких. Даже не поделился ни с кем! Хотя есть один человек, который должен быть посвящен в тайну Ральфа - его лечащий врач. Кабинет доктора Мэннэра находился на соседней улице, до закрытия оставалось полчаса, можно было еще успеть на прием - не хотелось обсуждать подобные вещи по телефону. Доктор выслушал меня внимательно и в присущей ему чудаковатой манере, ответил: "Ваши опасения напрасны. У господина Шмидта, я ничего серьёзного не находил, а вот вам, милая моя, замечу - не мешало бы таблеточки успокоительные попить. Что касается вашего деликатного дела, скажу: с посмертным диагнозом суицид, было у меня, скажем, парочка пациентов, и все они, так или иначе, намекали родственникам об их намерениях или оставляли предсмертные записки, порой в самых неожиданных местах".
Последняя фраза доктора смутила меня: все это время я была уверена в том, что если бы Ральф написал, вернее, напечатал на компьютере, в чем у меня тоже не было никаких сомнений, предсмертную записку, то оставил бы ее на видном месте. Зачем ему путать следы? С другой стороны, адекватным, человека в такие минуты не назовешь, поэтому поступки самоубийц нельзя оценивать с точки зрения нормальной логики. Об этом я не подумала. Ошибку надо срочно исправить.
Возвратившись домой, я в растерянности начала ходить по комнатам, не зная, с чего начать. Мои дети, обнявшись, дремали на диване.
- Подъем! - раздалась моя команда - У вас новое задание!
Филипп вызвался осматривать кабинет. Сын не очень дружил с отчимом, который заставлял его носить тапочки, спать в пижаме, есть курицу с ножом и вилкой... Опасаясь, что неаккуратный ребенок нарушит привычный порядок вещей, педантичный до мелочей Ральф, запрещал ему заходить в кабинет. Теперь Филипп мог удовлетворить свое любопытство в полном объеме. Мы с Настей взяли на себя зал. Там было, где развернуться, один только стеллаж с книгами во всю стену, чего стоил! Когда мы добрались до фотоальбомов, которые занимали отдельную полку, я заметила, что одного не хватает.
- Кто брал альбом в синем бархатном переплете? - поинтересовалась я.
- Он в столе у Ральфа лежит, - ответил Филипп, который закончил с кабинетом и пришел к нам на помощь.
- Почему сразу мне не сказал? Я же просила, в первую очередь обращать внимание на вещи, которые находятся не на своем месте!
- Я и обратил сразу на него внимание. Кроме фоток ничего в нем не нашел, поэтому и не сказал, посмотри сама, если не веришь.
Вместо общей семейной фотографии на первой странице я обнаружила портрет Ральфа, который был запечатлен в кадре с толстой марлевой повязкой, намотанной вокруг головы.
- Ничего не понимаю, сынок. Когда ты успел перепутать фотографии? Недаром Ральф в свой кабинет не пускал, от тебя только один беспорядок!
- Ничего я не путал, все так и было! - возмутился Филипп.
- А откуда она взялась тогда? - докапывалась я. Настя, которая, ненадолго выходила из комнаты, вернувшись и услышав мой последний вопрос, объяснила:
- Как откуда? Мама, ты забыла, как когда-то Ральфу компресс ставила?
- Компресс? - встрепенулась я. - Ну, конечно, водочный компресс! Водочный компресс! - повторяла я в эйфории. Ральф специально все перепутал местами, это подсказка! Боже мой, какая досада... Почему я раньше не вспомнила этот случай, когда однажды у Ральфа разболелось ухо под вечер? К врачу и в аптеку мы уже не попадали, дома подходящих медикаментов не нашлось, и я поднялась наверх к соседке. Роза приехала в Германию по еврейской линии, и у нее всегда все было, поэтому она предложила мне бутылку водки для компресса, заверив, что лучшего средства не найти. Соседка также намекала, что помогает от чистого сердца, но не безвозмездно. Я отблагодарила ее впоследствии бутылкой коньяка, она осталась очень довольна. Будучи сторонником традиционных методов, Ральф не верил в старый русский рецепт и боялся испытывать его на себе. От предложения выпить для храбрости, отказался и продолжал сопротивляться, но, как и следовало ожидать, не выдержав русского напора, сдался. С повязкой на голове Ральф смахивал на раненного фрица из военного фильма и был очень смешон. Мы долго смеялись над ним и решили сделать фотографию на память. На утро муж удивился своему скорому выздоровлению и решил оставить водку для медицинских целей, спрятав ее в кухонном шкафу, где среди прочих банок-склянок она не бросалась в глаза.
Со временем про бутылку все забыли. Все, кроме Ральфа. Вывод напрашивался сам собой. Сделав его, я стремительно прошла на кухню и распахнула дверцы верхнего шкафа. Чтобы убедиться в том, что бутылки водки там нет, мне пришлось передвигать с места на место другие бутылки с уксусом, маслами и прочие, теснившиеся на переполненной полке. А ведь в день смерти мужа подобным образом я нашла здесь баночку с приправой и, возможно, при этом не раз трогала руками и бутылку водки, не концентрируя на ней внимания, потому-что искала совершенно другую вещь. Вот откуда на ней свежие отпечатки моих пальцев! Только радоваться рано, поди теперь докажи комиссару, что бутылка в шкафу, действительно стояла - рассуждала я уныло, вытаскивая с полки все ее содержимое наружу, чтобы основательно проверить свою гипотезу. Вдруг я наткнулась на лист бумаги, сложенный треугольником. В душе что-то екнуло молниеносной догадкой, и я с трепетом развернула лист:
"Наташа, если ты сейчас читаешь эти строки, значит я решился на поступок, который задумал, выжидая лишь подходящего момента. Конечно, мне страшно. Выпью водки по-русски - для храбрости. Ты говорила, помогает. Если мне все-таки не хватит духа и физических сил осуществить собственную казнь, я смогу забрать это письмо, которое намеренно здесь оставил. Не хочу, чтобы вы нашли меня мертвецки пьяным, вместе с письменным признанием в супружеской измене, о которой я при жизни скрывал, боясь тебя потерять, и о которой ты узнаешь только после моей смерти.
Не знаю, сможешь ли ты простить, но попытайся хотя бы меня понять. Свою карьеру в "МЕТРО"" я начинал еще мальчишкой и за тридцать лет безупречной работы добился немалых успехов и, чем особенно гордился, заслужил глубокое уважение среди коллег. Я наслаждался всеобщим признанием, и вдруг в одночасье мой счастливый мир рушится только потому, что я хотел улучшить условия труда, немного повысить заработную плату людям, которые возлагали на меня свои надежды. Меня решают выжить из коллектива, раздавить морально. Моим отчаянием воспользовалась Анита: пришла однажды после работы ко мне в кабинет, принесла вина, начала утешать, обещая замолвить словечко перед мужем; уговаривала сбросить стресс, нажимая не только на болевые точки моего сознания, но и тела. Опьянел, расслабился... сам не помню, как это произошло. Я и не подозревал, что работает скрытая камера. Руководство фирмы не побоялось установить за мной незаконную слежку, чтобы у них была возможность придраться ко мне. А тут такое! Разъяренный супруг Аниты, уличив ее в измене, пригрозил отсудить у нее детей при разводе, если она не напишет заявление, будто я до нее сексуально домогался. Она исполнила его волю. Я не ожидал от нее такой подлости! Самое страшное в том, что я сам предал женщину, которую люблю - тебя, Наташа. Дело придадут огласке и меня ожидает позор, в лучшем случае. И теперь я стою перед выбором: обрушить на тебя все эти унижения, финансовые и прочие трудности (разве ты о таком мечтала, приехав в благополучную страну и выйдя замуж за добропорядочного немца?) или избавить тебя от своего присутствия. Нет человека - нет проблем. По нашим законам вдова получает пенсию за мужа. По моим подсчетам, на эти деньги, пусть не богато, но можно жить, во всяком случае, тебе не придется тяжело работать. Может, это хоть как-то оправдает меня в твоих глазах, и в последствии ты будешь вспоминать обо мне с благодарностью. Прости. Прощай. Ральф. 25 ноября, 2002 год".
