Торговцы приходили из близкого от побережья, расположенного за сопками города Хунчуна. Туда рискнули отправиться вместе с Аввакумом для нанесения визита маньчжурскому начальству города двое морских офицеров. Городок стоял среди обширной плодородной равнины. Все жители его чем-нибудь торговали. Дешевизна необычайная. Быка продавали за несколько мексиканских долларов. Эту большую испанскую серебряную монету знали и ценили здесь, как и во всем Китае, предпочитая ее долларам и фунтам, которые, впрочем, и в маленьком Хунчуне, как и в Шанхае и в Гонконге, принимались торговцами. Карты залива Посьета у Муравьева были с собой. Карт описей «Винчестера» у него не было. А нужны были бы позарез. Англичане описали не только бухту Мей, но и все побережье страны, которую они назвали Maritime Province[7]. Его и наш Евфимий Васильевич намеревался описать, но из-за вспыхнувшей в 1853 году войны не довел дело до конца. Как и все моряки всюду, адмирал убежден, что британцы прошли по его следу. Обладая в этих морях сильной, так называемой Китайской эскадрой, помех войны они не чувствовали. Напротив, их военные морские походы в этих морях обрели второй смысл, принесли им новые географические, геологические и всякие другие открытия. Их виды на приобретение новых колоний очевидны.

А Путятин, снова отправившись в Китай морем для переговоров, помнил о южных гаванях. Получены сведения, что, проходя у берегов Приморья, капитан парохода «Америка» Чихачев открыл пролив между морским полуостровом и как бы отколовшимся от него островом. Выясняли, где тропы через леса, болота и горы, по которым, несмотря на запреты, сами китайцы – искатели наживы и хунхузы переправляются на острова и хищнически моют золото…

Николай Николаевич долго ходил по отмелям в одиночестве по широкому амурскому песку, напоминавшему пляжи Нормандии.

…А какой прекрасный климат в окрестностях Благовещенска, какая пышная трава, плодородная почва, как хороши коняги, работающие на участках подле деревни маньчжур. Муравьев обещал этих маньчжур не сгонять, оставить в своих владениях на нашем берегу. Это все маньчжурские крестьяне, населены правительством Китая после завоевания в позапрошлом веке тем же китайским способом, каким я сейчас селю семейных казаков.

Как цветут леса и как много обещает нам эта плодородная равнина между Зеей и Амуром, как ждет она земледельцев! Как привычен нам этот климат, куда привычней, чем где бы то ни было, не зря два века тому назад русские начинали тут пахать. Это наша прерия, и это наша Великая равнина, как в Америке. Сектантов сюда, гонимых староверов, крестьян из малоземельных губерний. Я должен заложить основу для тринадцати пуританских штатов. Всякое великое дело не стыдно начинать с подражания. Железную дорогу сюда, как в Америке, мыть золото здесь. Пароходную линию в новые южные порты Приморья из Одессы и Херсона! А пока – на лошадях через Сибирь. Мужик за волей на Зеленый Клин пешком Сибирь пройдет.

Выходя из глубокой задумчивости, опять глянул Николай Николаевич на реку в солнце, на пески отмелей, на острова вдали, на искрящийся песок под ногами и подумал: «По этому песку! По китайскому берегу надо провести границу». Он признавался себе, что боится европейцев, зная их силу и намерение вломиться в Китай. Границу надо вести по китайскому берегу Амура, чтобы вся река считалась нашей и чтобы никакая держава не смогла принудить Китай к уступке в пору слабости Поднебесной империи и получить своим кораблям право плавания на Амуре или право аренды островов. Спустя столетие Китай окрепнет, станет мировой державой. Самим китайцам проще и выгодней охранять границу по своему берегу быстрой и могучей реки, фарватер которой изменчив. Если какой-нибудь наш чиновник не превысит смысла договоренности и не испортит дела, навредив и нам, и им. Муравьев желал бы показать китайцам, что он деликатен, требовать лишнего не хочет. Можно подписать об этом соглашение потом, когда мы делом докажем им свое расположение.

Муравьев повеселел, и вновь мысль его вернулась на свою колею.

Но как быть теперь?

Ученые экспедиции находятся на особой барже. Они при деле с первых дней плавания. Ботаники, топографы, этнографы, знатоки почв, ископаемых высаживались на берега, делали описи, все осматривали, изучали, а потом на лодках догоняли свою баржу. Теперь стоят. Ждут, что губернатор, может быть, вместе с ними пойдет в экспедицию на Уссури и к южным гаваням.

Венюков наливает вино в стаканы. Запевает песенку, сочиненную лейтенантом Шлиппенбахом.

Венюкова сигналами затребовали на генеральскую баржу. Наскоро допил и сошел на шлюпку. Прибыл. Доложил, что все готово, лодки, оружие, припасы.

– Михаил Иванович, ждите распоряжения с часу на час!

Венюков ответил в досаде, что готов, что мог бы идти, не ожидая подписания договора.

Николай Николаевич сказал, что сам он на этот раз с экспедицией на Уссури не пойдет. Дело страшней, чем кто-либо может предположить. Открыл Венюкову секреты. В Петербурге зимой получены донесения из Лондона о намерении англичан и французов высадиться в Приморье. Планы ответных действий предусмотрены в Петербурге тайными советниками в прямом и переносном смысле слова. Китайцы подтверждают, что они опасаются того же, что и мы.

Венюков намеревался, как было назначено, перейти с экспедицией из бассейна реки Уссури через хребты к морю. А теперь возлагается новое поручение: занять гавань Ольгу этим летом. Передавать объявления иностранным судам о том, что гавани Приморья наши.

– А они с нас спросят: покажите-ка карты, где и что это за гавани, а их у нас нет. – Поначалу Венюков сопротивлялся распоряжениям губернатора, встречал в штыки его пылкость и свою сдержать не мог.

– Как нет карт? Да еще в 1849 году, десять лет назад…

Венюков сказал, что приказание выполнит. Проводники и толмачи есть с собой, топографы и бывалые нижние чины. И заявил заносчиво, но почтительно, что знает свое дело.

«В показательных картинках докладов, которые я представляю государю моему, я ни словом не смогу при нашем китаизме обмолвиться о подлинных планах и намерениях, о том, каков смысл моих действий, что есть во мне, кроме фанаберии и честолюбия. Другое дело, когда я пишу: “Настоять! Подкрепить силой! Указать! Потребовать! Разъяснить! Категорически отвергнуть!” Китайцы в душе считают меня за изверга, захватчика. В Забайкалье обучены казаки. Артиллерия. Пехотные батальоны. Пароход. Баржи с пушками для крепостей на океане… На коронацию присланы молодцы-забайкальцы! Завоевание Кавказа! Завоевание Средней Азии! Завоевания в Африке, в Индии. Война с Мексикой. Флорида. Война с индейцами. Экспедиции в Марокко, в Алжире. Англичане в прессе упрекнули Россию, что она создана захватами, экспансией, а что, по сути дела, сама Россия – это только московский уезд. Чем я хуже? Герцен в Лондоне ответил, что все на свете создано захватом, что Россия начиналась не с Московского уезда, а с Новгородской волости. А что Англия начиналась с одной рыбацкой деревушки, а все остальное приобретено грабежами и захватами. Вот дошло до Китая, где, может быть, и придется встретиться. Такой мой довод все примут! А что я есть на самом деле?»

У Муравьева, как ему кажется, благородный замысел, он должен держать цель свою в тайне от властей и общества.

«Мы до того дотянули, что китайцы теперь сами призывают нас на Амур, чтоб на нас опереться как на верных соседей, а теперь я делаю вид, что упираюсь. И Шань это заметил и дает мне острастку».

«Но как на самом деле будет в наш новый век действовать Николай Муравьев? – думалось на утренней прогулке, когда из шлюпки опять вышел на отмель. Задумчиво и мрачно глядел под ноги из-под бровей, чуть наклонившись над белоснежными амурскими песками. – Муравьев противник захватов и в Азии, и на Балканах. Эти захваты когда-нибудь нас захватят. Игнатьев говорит: что это за государства – Румыния, Болгария? Зачем они нам, ну, мол: Румынская губерния, Болгарская губерния, Сербская, Черногорская – куда ни шло. С нищетой азиатских базаров, со зловонием на толчках, среди лачуг в центре города, с толпами торгашей и разбойников на дорогах и в городах, с народами, на просвещение которых уйдет наше сибирское золото. Мы им построим города и университеты, а они рожу будут от нас воротить. Получится по-путятински: всех учить, а своих губить. Не губите свой народ ради желания походить на англичан и французов, которые цивилизуют и обучают, приобщают Китай и Африку, но знают, что делают, и всюду получают выгоды из завоеванных стран! Они заставляют колониальные народы производить богатства, им же для церквей и школ отдавая часть доходов. Они не начинают предприятий, не сулящих барыша! России нужны выходы в океан, торговля с Америкой и новая государственная система, но с умным диктатором во главе. Не с дураком».