Навстречу попадаются верховые с желтыми повязками и с сумками казенных бумаг.
Переночевали в городке Тунчжоу в гостинице. Стены комнат были исписаны, как и у нас на российских подворьях и станциях, стихами и заметками путников, выражающих то грусть по оставленной столице, то жалобы на тоску по любимым, с которыми слезно расставались. Насмешками над грязью выражали скуку в ожидании погоды для плавания по реке. У ворот гостиницы на ночь была сооружена баррикада из мебели, зажжены свечи в фонарях и всю ночь орали сторожа, лупили палками в доски и не давали спать.
Утром за полями среди серых глинистых берегов стало видно мутную речку, исчерченную отмелями. Несколько лодок идут под парусами. Десяток бурлаков, накинув на левые плечи по короткому коромыслу, тянут вверх по течению сампунку с пассажирами в мандаринских шапках, которые сидят на корме, покуривая трубки.
– Неудивительно, – признался Сучжанча усмехаясь, – расстояние от Тяньцзиня проходят они за пятнадцать дней…
Это река Байхэ. По ней грузы на север Тяньцзиня идуг в Пекин. А в Тяньцзине окончание Великого Канала при его соединении с рекой Хай Хэ. Там великий перевал, перегруз.
Завиделись удлиненные дуги береговых плотин. Это защита от наводнений, которые тут часты. Проезжая дорога отошла в сторону, самой реки не видно, но течение ее можно угадать по множеству парусов, которые кажутся идущими посуху извилистым рядом.
Опять проскакал курьер с желтыми перевязями сумки, в которой возят депеши. Ясно, что в Пекин с морского берега. Уловил Кафаров презрительные взгляды крестьян вслед всаднику. После полудня доехали до местечка Ян Цун. Это крайний предел, куда доходят морские приливы. Повеяло морем, илом, морской грязью. До моря еще далеко, еще надо проехать в Тяньцзинь, а оттуда дорога пойдет слегка возвышенным берегом реки. А до Тяньцзиня ехать среди болот и посуху и рисовыми полями, через деревни, меж садов и пашен. В отдалении искривленные линии морских лодок на реке, там как сплошное шествие в белых одеждах. Сучжанча велит погонять, поскорее проезжать через селения, чтобы поменьше жители смотрели на необычайного путника; народу не следует прознать про путешествие иностранца к морю.
С большой тревогой, но и с охотой ехал отец Палладий на встречу с соотечественниками. На корабле у Путятина служит переводчиком старый приятель и сослуживец по Пекинской миссии архимандрит Аввакум. Там же и другой знаток китайского языка доктор Алексей Александрович Татаринов. Много новостей придется услышать и от адмирала, и от друзей. Какими соображениями руководствуется Путятин, явившись сюда? Все ли им обдумано как следует? Не упускает ли сам Палладий каких-то важных соображений, обусловленных высшей политикой? Не много ли берет на себя, намереваясь давать советы Путятину? Каков собой Путятин? Как он все воспримет? Очевидно, что пришло время Китаю открываться и принимать у себя в столице посольства других государств. В том числе и наших дипломатов. Православная духовная миссия за двести лет существования свое дело сделала, и узы, связывающие Россию с Китаем, ее заботами были все эти годы крепки.
Была и своя беда у Кафарова. Временами сильно болели ноги. Застужены смолоду; семинаристам жилось нелегко. В Пекинской миссии годы проходят в низких каменных домах. Лекари не помогают. Бога молить грешно об исцелении. Не поминай имени господа бога твоего всуе. Хотелось бы пожить в сухом бревенчатом доме.
В дороге Кафарову хочется слезть, пройтись пешком, Сучжанча все велит кучерам погонять, надо спешить, раз император дозволил такую поездку. Сучжанча старается показать, что не надо позволять иностранцу присматриваться, есть опасения, ненароком увидит что-либо среди возделываемой в эту пору плодородной равнины, что потом пойдет на вред Китаю, окажется как обнаруживание секрета, и Сучжанча может за это поплатиться. Особенно торопит он проезжать мимо запасных рисовых складов, которые здесь построены издревле.
Ноги пока не болят, сказываются новые впечатления. А больные ноги вызовут болезнь сердца, что, видимо, излечить невозможно, чем и бывает озабочен Палладий.
А весенняя равнина вокруг становится все прекрасней; при всей своей бедности крестьяне превратили ее в сплошной обработанный покров земли от горизонта до горизонта, со множеством каналов для орошения. При таком богатстве труда и природы сами деревеньки бедны. Часто попадаются кладбища, обсаженные деревьями. На полях кое-где уже видны ранние всходы. Дул теплый ветер, и заходили тучи, обещая поливку посевов и награды за труды и счастье этому народу, на который даже смотреть запрещено.
Может ли мнение богдыхана произвести сильное действие на Путятина? Ведь в чем суть? Богдыхан дает понять Путятину, что ему нечего и незачем ломиться в Пекин, что договор будет заключен на Амуре, а не с Путятиным. По сути, и Петербург, и богдыхан желают одного и того же.
И еще китайское правительство просит взять на себя посредничество в улаживании спора с западными державами. От Кафарова ждали, что он убедит Путятина, который дружит, как узнали в Пекине, с дипломатами Англии и Франции.
24 апреля за равниной завиделось множество деревянных крыш, некоторые ярко окрашены. Видны сады, богатые кумирни, стены и башни, рощи среди города, давно, видно, вышедшего за крепостные пределы. Открылась величественная река Хай Хэ, со множеством джонок, пришедших по каналу, а также военных с рисунками на бортах и с пушками на палубах. Вон и сам Великий Канал, мельком на другом берегу видели узкое его устье, стрелку, где Канал соединяется с Хай Хэ, и там много торговых судов, можно пройти по их палубам через реку. Всюду перевозчики на лодках, и есть, говорят, мост… В городе каждый дом торгует, торгуют все предместья, базары всюду, товаров множество, тут и овощи, капуста горами, мясо, баранина, магазины шелков, хлопчатых материй, чего тут только нет, одних хлопушек можно на многие тысячи долларов продавать в Европе и Америке для праздничных карнавалов, для детей на елку. Пойдут нарасхват.
Кафаров, желая призадержаться в Тяньцзине, сказал, что ему придется разменять серебро в слитках на монету; перечить ему в делах Сучжанча не смел. Пусть попробует тяньцзиньские пирожки и поглядит на магазины, в которых выставлены изделия лучших в мире тяньцзиньских ремесленников… И ножи, и фарфор, и душистое дерево, скобяной товар… масла… Сбежался народ, всем хотелось посмотреть на иностранца. Кафарову кивали головой, показывая, что желают угостить, завести с ним разговор. Один из чиновников, одетый в кафтан красного цвета, залез на лошадь и обратился к толпе с речью, убеждал, что не следует проявлять внимание к иностранцу. Ему помогал кучер повозки Кафарова. Забравшись на мула, он также пояснил в свою очередь, что вся вселенная находится под властью и покровительством Хуанди, как называл он богдыхана, и что все самое лучшее находится в Китае, и что нигде на свете, кроме как у нас, нет ничего хорошего, нигде нет людей, заслуживающих внимания и любопытства, у которых можно было бы чему-то поучиться. Но толпа продолжала расти. «По-человечески говорит!» – восхищались тяньцзиньцы, слыша китайскую речь Кафарова. Серебро разменяли. Не устояли перед соблазном. Поели известные на весь Китай тяньцзиньские пирожки. В ресторане под названием «Только собака не оценит вкуса тяньцзиньских пирожков» Сучжанча дал волю аппетиту, как голодный волк.
Деньги теперь были. Сучжанча велел гнать мулов; поспешно выехали из города. В Тяньцзине задерживаться нельзя. Да, не велено иностранцу. А ехать еще порядочно.
Река Хай Хэ шла прямо к морю. Дорога к устью, теперь уже к фортам крепости Даго, защищающей вход в реку и путь по ней сюда, к огромному торговому городу, где стык Хай Хэ с Каналом и пути начинаются на север, на Пекин, водой и сушей.
Великий Канал прорыт через весь Китай с юга на север, соединяет его реки, издревле избавляя великое торговое движение Китая от капризов моря. Великий Канал кончается в Тяньцзине. Не зря Тяньцзинь называют воротами Пекина. Любо было бы англичанам занять Тяньцзинь, взять в свои руки все вожжи управления движением товаров и снабжением столицы. Но китайцы утверждают, что европейские корабли никогда не войдут в Хай Хэ, она мелка, годна только для китайских судов. Форты Даго на устье Хай Хэ прикрывают также подступы с моря к сухопутным дорогам на Тяньцзинь и в глубь материка.
