— Мы не проявляем милосердия к предателям.

Ланс лежит на металлическом столе, совсем не похожий на человека, которого мы когда-то знали. Я подумал о каждой гребаной банде, которая знала бы о местонахождении Элайны, и пошел к ним, но никогда не думал, что нужно было только взглянуть на своих.

— Я узнал от гребаного мексиканского наркомана, что один из моих отвернулся от нас?!

Сначала я разыскал Фернандо – не только для того, чтобы закончить оставшуюся работу, но и потому, что понял, что он замешан в том, что произошло в Нью-Йоркских делах. Я и не подозревал, что, прежде чем прикончить этого гребаного ублюдка, он раскроет, кто был крысой в нашей организации, и кто все это время работал с русскими.

— Прости, Карсон, я не хотел, чтобы это случилось! Я не думал, что они будут похищать и пытать беременную женщину!

Упоминание слова «беременная» приводит мой мозг в действие. В одну секунду я стою с дрелью, а в следующую она уже в бедре Ланса.

— А-а-а! ПОЖАЛУЙСТА, КАРСОН!

Мой мозг прокручивает больное воспоминание о том, как Элайну пытали ножом, и как она кричала, что беременна, а Дмитрий называет моего ребенка своим.

Моя дрель нацелена в его глазное яблоко, всего в нескольких дюймах.

— Подожди! Пожалуйста! О, черт, подожди! Я тебе все расскажу, все расскажу!!!

Я бросаю дрель на пол, с силой хватая его за подбородок.

— Я хочу всю гребаную правду.

Я откидываю его голову назад, чуть не расколов ему череп. Глаза Ланса налиты кровью, жалкие слезы текут по его предательскому лицу.

— Она… она пришла ко мне однажды ночью после пробежки.

— Кто?

— Нина.

У меня голова кругом идет.

— Клубная шлюха? — Джейс говорит рядом со мной.

— Не называй ее так!

Джейс хватает его за раненое бедро и крепко сжимает. Ланс шипит от боли.

— Я могу называть ее как угодно, если она замешана в похищении моей сестры, понял?

— Продолжай, — требую я.

— Она сказала, что ей нужна помощь. Что она связалась с парой парней, которые хотели причинить ей боль, если она не даст им информацию.

— Значит, ты решил, что было бы неплохо украсть наши запасы и поделиться информацией с Ниной, чтобы она рассказала это нашим гребаным врагам?

— Они хотели убить ее, если она этого не сделает!

— И ты поверил в эту чушь?

— Конечно… конечно, я поверил. Она никогда бы не солгала мне, мы любим друг друга!

— Ты бредишь, мать твою! Эта сука была одержима Карсоном, а он ей отказал.

— Я… я…

— Где, черт возьми, сейчас Нина? — спрашиваю я, становясь смертоноснее с каждой секундой.

— Я не знаю! Она исчезла, как только услышала, что вы сошли с ума и убиваете всех подряд, чтобы получить информацию!

— Куда, черт возьми, они увезли Элайну?

— Я не знаю!

Моя рука снова тянется к дрели.

— Она где-то в Макино! Макино-Сити! Пожалуйста, Карсон, прости, я не хотел, чтобы все так получилось! Вы, ребята, моя семья, вы же знаете, что из-за любви мы делаем хреновые вещи!

— Да, это так. Передай от меня привет Нине, когда найдете друг друга в аду.

— ДА ПОШЕЛ Т…

Он так и не успевает закончить фразу, потому что мой пистолет выстреливает, безжалостно его убивая.

====== Глава 40 ======

Комментарий к Глава 40

Элайна

Замешательство заполняет туман в моем мозгу, когда кто-то срывает с моих глаз повязку. Первое, что сразу бросается в мозг, – это запах плесени. Я смотрю вверх, потому что эта вонь находится только в одном месте, где недавно происходили мои кошмары. Вонь плесени и сырости настолько въелась в мою память, что я точно знала, где мы находимся.

Однако на этот раз не я заперта в клетке, как бешеный зверь, а Нина. Мои глаза расширяются от удивления. Она выглядит почти неузнаваемой. Вся в синяках, избита и голодна. Лишь оболочка женщины, которой она когда-то была. А теперь – слабый ягненок, окруженный голодными взглядами худших в мире хищников.

Я сижу так тихо, как только могу, на деревянном стуле перед клеткой. Тот самый стул, в котором сидел Дмитрий, когда снимал меня и позволял своим людям… Боже, я даже не могу закончить это воспоминание без сильного чувства тошноты, подступающего к горлу. Ужас наполняет меня при мысли о том, что я делаю здесь внизу, в этом богом забытом подземелье, и в какую больную и извращенную игру Дмитрий планирует сыграть с Ниной. Не говоря уже о том, почему именно она здесь?

Нина медленно, почти болезненно поднимает голову. Оба ее глаза потемнели и распухли, и она сидит совершенно голая, прислонившись к решетке. Ее голова слабо качается, и когда ее глаза видят меня, кровавая усмешка пробегает по ее лицу.

— Я предупреждала тебя о том, что случится, если ты перейдешь мне дорогу, Элайна.

Я хмурю брови, вспоминая слова, которые она сказала мне, когда мы виделись в последний раз.

«Это не меня ты должна бояться.»

— Ты не думала, что я прослежу за тобой до мотеля той ночью?

В моей голове вспыхивает воспоминание о человеке, говорившем по телефону. Это была она.

Прежде чем я успеваю ответить, рука широкоплечего мужчины пробирается сквозь прутья решетки и больно сжимает шею Нины. Она корчится, царапая его запястья.

— Не разговаривай с ней, сука.

Он отпускает ее, и она, дрожа, падает на пол, втягивая в легкие как можно больше воздуха.

Внезапно по цементной лестнице раздаются шаги, заполняя тишину, и все головы поворачиваются к арке, включая мою.

Дмитрий появляется в поле зрения первым, его глаза останавливаются на мне. Я не обращаю на него внимания, так как мой взгляд прикован ко второму мужчине.

Напряжение в воздухе сгущается, и даже мужчины в комнате почтительно замолкают, когда огромный мужчина наконец входит в комнату.

Именно тогда происходят две вещи, которые заставляют меня укорениться в ледяном страхе. Во-первых, Нина издает кровавый, пронзительный вопль при виде Максима Васильева, а во-вторых, он смотрит прямо на меня, и в его угрожающе расширенных глазах ясно читается убийство.

— Привет, Элайна, знал, что увижу тебя снова. Однако я думал, что это будет в объятиях твоего парня, печально известного Карсона. А не в объятиях твоих врагов.

Его суровый взгляд задел меня за живое, особенно при упоминании имени Карсона вслух.

Дмитрий трясется от гнева позади него.

— К черту этого итальянского идиота. Я позабочусь о том, чтобы он умер медленной и мучительной смертью.

Макс поворачивается к нему, хватая его за плечи. Его черные глаза расширились еще больше.

— Ты достаточно сделал. Тебе повезло, что я не раздавил тебя голыми руками и не убил за то, что ты начал войну без моего разрешения!

Дмитрий съеживается от страха, и во мне поднимается отвращение. Он не мужчина. Дмитрий – трус. Трус, который использует других, чтобы внушить страх и накормить свое уязвленное эго.

— Но он… он убил моего отца!

Макс издает невеселый смешок, от которого даже самые мерзкие мужчины братвы чувствуют себя неловко.

— Твой отец был еще большим мудаком, чем ты. Он заслуживал смерти, и я тоже начинал терять терпение. К счастью, кто-то добрался до него раньше меня.

Дмитрий краснеет от гнева, и я вижу, что он изо всех сил старается не огрызнуться.

— Давай. Скажи, что хочешь сказать, — хватка Макса становится крепче, и его глаза блестят от тошнотворной потребности покончить с Дмитрием, но тот кланяется в поражении.

— Ты дурак, — сплевывает Макс, опуская Дмитрия на колени и бросая в его сторону уничтожающий взгляд. — Дурак, который из-за своей наивной глупости убьет себя и своих людей. За что? За шлюху? За беременную шлюху? Она – испорченный товар в глазах мафии. Теперь она – собственность братвы.

Я хмурю брови, вспоминая, что Макс сказала Карсону в ночь Рождественского гала-концерта. Они в итоге встретились?

Нина издает на заднем плане какой-то звук, похожий на рыдание, привлекая внимание Макса. Его пристальный взгляд заставляет ее дрожать от страха.