Райнер кивнула, а я прикусила губу. В своей немногословности он не изменен, но постепенно я начинала к этому привыкать. Принимала и любила его таким. И чувствовала то, что не могли бы раскрыть ни одни слова.

Почему-то понимала, что он никогда не скажет «Я тебя люблю», но так же осознавала, что в жизни возникнет множество моментов, когда я это почувствую.

Постепенно проблемы решались, но, тем не менее, их еще было много. И, самая главная — то, что меня до сих пор считали дочерью Ланге. Сразу после нашего возвращения в Мюнхен, по новостным каналам пустили репортажи о том, что это не так. Включая телевизор, я слушала, что говорили ведущие, а они сообщали о том, что, к сожалению, изначально эта информация была не проверенная и, как оказалось, я не дочь Ланге. Об этом стало известно давно, но представители Райнера только сейчас сделали официальное заявление. После этого с меня был снят статус дочери Ланге, но я понимала, что все равно могут возникнуть недопонимая. Особенно, если люди сопоставят срок моей беременности и то время, когда для всех я все еще была дочерью Ланге.

Все это волновало меня по той причине, что я переживала за репутацию Райнера, но его подобное не волновало и со временем я стала успокаиваться. Но все же задела эту тему, когда в очередной раз разговаривала с Юргеном, а он лишь приподнял бровь и сказал:

— Хайди, ты просто не представляешь, сколько грязи в людях и, поверь есть много тех, у кого в жизни происходят более интересные вещи для обсуждения и сплетен.

Кроме этого, Юрген сказал, что переживать нечего. Ланге видел мое волнение и, чтобы это пресечь, сказал своим людям сгладить все углы. Ему же возможность возникновения слухов была полностью безразлична. Райнеру было настолько плевать на сплетни, что можно было сказать, что для него их вообще не существовало.

И мне нравилось это в нем, когда безразлично абсолютно все, кроме того, что действительно важно. Постепенно я перенимала это на себя и на первое место ставила Райнера и нашего ребенка. Все остальное было второстепенно, а что-то вообще незначительно.

Хотя, нет, все же имелось то, что меня очень сильно волновало. Я уже была на пятом месяце беременности и Ланге, несмотря на то, что мы спали на одной кровати, все это время не заходил дальше поцелуев и легких прикосновений. То есть, ровно столько времени между мной и Райнером не было близости. А это настораживало и, может, на меня влияли гормоны, но я начала думать, что Райнер мне изменял.

С женой он уже развелся, но я не думала, что Ланге так долго мог быть без секса. Возможно, имелись любовницы. Поэтому, я стала страдать паранойей. После того, как он возвращался домой и шел в душ, я рассматривала его рубашку и пиджак, на наличие женских волос, но ничего не находила. Принюхивалась к его рубашкам, думая, что уловлю на них аромат женских духов, но и этого не было.

Вот только, паранойя становилась все сильнее. Райнер был на работе, а я думала, что он с любовницей. В итоге, не выдержала и решила поговорить с Юргеном.

— С кем сейчас спит Райнер? — спросила у него прямо. Не увиливала, а мужчина на мой вопрос лишь приподнял бровь.

— С тобой? — спросил он.

— Нет, меня он не трогает, но я уверена, что Райнер так долго не сможет без женщины, — мне было неловко нечто такое обсуждать с Юргеном, но вопрос был настолько острым, что все смущение я решила отодвинуть на второй план.

— Ревнуешь? — мужчина улыбнулся.

— Немного, — буркнула. На самом деле, очень сильно ревновала.

— Знаешь, мне со стороны забавно наблюдать за вашей ревностью.

— Вашей?

— Ты думаешь, что Райнер тебя не ревнует? Только его ревность более жесткая. Телохранители по его приказу в оба смотрят, чтобы тебе никто из мужчин не уделял знаки внимания. Сами телохранители тоже постоянно проверяются. И Курту запрещено не то, что близко подходить к тебе — даже находиться с тобой в одном городе, — Юрген наклонил голову набок. — Знаешь, с одной стороны за вашей ревностью действительно забавно наблюдать. Особенно за тем, как ты воздействуешь на Райнера, но я не думаю, что так может дальше продолжаться. Вам бы поговорить и объясниться, что ревновать нечего. Если бы Райнер хотел другую, он бы уже давно изменял бы тебе и этого не скрывал.  Более того, если бы он изначально чувствовал, что ему хочется дальше иметь любовниц, он бы не давал тебе ложных надежд и сразу все сказал. Но, нет, после всего, что между вами было ты все еще думаешь, что он тебе изменяет. Неужели не можешь поверить в то, что Райнер может влюбиться и хотеть только тебя одну? Считаешь, что он не способен на подобные чувства?

— Нет, я… — запнулась.

Понимала, Юрген прав. Райнер ни разу не дал мне повод усомниться в нем, а я все равно себе надумывала лишнего. И кому от этого было легче? Понимала, что Ланге человек с хладнокровным мышлением, но, после моих слов про понравившегося телохранителя, я не удивлялась тому, что он их продолжал проверять.

Мы такие разные, но все же в нас было нечто идентичное, а все остальное не отталкивало. Наоборот, пусть это и звучало странно, но мы друг друга дополняли.

В этот вечер я особенно сильно ждала возвращения Райнера с работы, хотя, и так каждый день считала часы до того, как вновь его увижу.

Ланге вернулся в восемь часов вечера. Уже сейчас это время стало привычным, поскольку он ограничил часы работы. Из дома уезжал не раньше чем в восемь утра и возвращался не позже, чем в восемь вечера. Исключением были мероприятия, но уже на несколько из них он брал меня с собой и, придерживая за талию, представлял, как свою будущую жену. Свадьба у нас была запланирована на апрель. Я тогда буду на седьмом месяце и платье уже сейчас выбиралось с учетом этого. Но, наблюдая за тем, как широко раскрывали глаза те, кому меня представлял Ланге, как свою будущую жену, я чувствовала счастье. Не из-за реакции этих людей, а потому в такие моменты особенно сильно ощущала то, что Ланге считал меня своей. И показывал это.

Когда Ланге вошел в комнату, я сидела на кровати.

— С возвращением, — я подошла к Райнеру и, приподнявшись на носочки, подняла голову, а он наклонился и поцеловал. Одно прикосновение его губ к моим, а у меня тут же тело начало покалывать и щеки покрыл румянец.

Райнер, отстранившись, ослабил галстук, после чего вовсе снял его. Начал расстегивать пуговицы на рубашке, а я некоторое время стояла и смотрела на него. С того момента, как меня похитил Кох, прошло уже два месяца. У Райнера была еще одна операция, но, клянусь, я ни разу не видела, чтобы он хоть как-то выражал боль. Казалось, что Ланге ее просто не чувствовал.

Он оставался все таким же строгим, холодным и безупречным. Мощным и для многих пугающим, а я любила Ланге и время проведенное вместе с ним. Казалось, что только после его возвращения оживала и чувствовала волнующее предвкушение. И совершенно неважно, что мы делали и как проводили время. Главное, что вместе. Даже если мы просто лежали в кровати. Я что-то рассказывала, а он слушал.

— Я хотела с тобой поговорить, — сказала, опять садясь на кровать.

— О чем?

— О том, что происходит между нами. Почему ты не прикасаешься ко мне, как к женщине? — опустила голову и немного застенчиво призналась: — Я разговаривала с доктором и он сказал, что у меня нет противопоказаний к сексу, — пробормотала. — Ты ведь хочешь? Между нами давно ничего не было.

Я почувствовала то, что Ланге подошел ближе, вплетая пальцы в волосы, мягко заставил приподнять голову:

— Хочу, — он поцеловал меня, а я вся задрожала и прижалась к нему, правда, из-за живота обниматься было как-то непривычно. — Но подожду.

— Не нужно ждать, — прошептала, когда поцелуй был прекращен, и провела ладонями по торсу Райнера. Он уже был без рубашки  и я прекрасно ощущала, как напряглись его мышцы под моими ладонями. Я вновь приподнялась на носочки и потянулась к нему, а Ланге наклонился и поцеловал. Долго и жадно, но я ощущала в каждом его поцелуе и прикосновении сдержанность. Хотела такую близость как раньше — безумную и дикую. Ту, в которой сходила с ума, но прекрасно понимала, что Райнер прав. Это даже не обсуждалось. Сейчас только осторожно, а уже после рождения нашего сына, мы оторвемся. В спальне наверстаем все, что упустили.