Людмила читает донесение. Ну, вот все и прояснилось.
В кафе на Старом Арбате пусто. Миладинова сидит в уголке, поглядывая на часы. Влетает Рита, походка от бедра, улыбка до ушей, хороша девчонка, не поспоришь. Извиняется за опоздание, – пришлось с лекции сбежать. Людмила понимающе кивает. Как учеба? Все норм. Как родители? Вроде, в порядке, вчера с мамой разговаривала. Пауза.
– Людмила Вадимовна, что-то случилось?
Миладинова кладет перед Ритой листок. Пока она читает, нам с вами ничего не мешает зайти с тыла и тоже ознакомиться с содержанием, оно того стоит. И тогда вместо успешной студентки московского вуза на свет явится раздолбайка, отчисленная со второго курса Краснодарского педагогического училища. Папа-главврач преобразится в санитара психбольницы, сильно пьющего и отбывающего условный срок за дебош. Мама, впрочем, сохранит статус предпринимателя, только сеть продуктовых магазинов сузится до размеров одного овощного ларька. Три года назад родители со скандалом развелись и, если верить источнику, а у нас нет оснований ему не верить, продолжают вдохновенно гадить друг другу.
Теперь о самой леди. В Москве два года. Образ жизни беспорядочный. Числилась в третьеразрядном эскорте. Водила дружбу с криминальными пацанами, кое с кем из них состояла в отношениях. В качестве свидетеля привлекалась по уголовным делам. В настоящее время снимает с двумя подружками квартиру в Бирюлеве. Короче говоря, личностные характеристики, добросовестно собранные службой безопасности, не обещают интеллигентному юноше счастья в совместной жизни.
Рита собирается с духом и поднимает глаза на Людмилу. Страх натыкается на лед.
– Обсуждать нам с тобой нечего. Исчезаешь сегодня же, немедленно, и никаких звонков, никаких эсэмэсок. Будто тебя и не было. Откажешься – подбросят наркоту, будут менты, обыски, колония, не взыщи. Но лучше по-хорошему.
Людмила кладет перед девушкой конверт с логотипом банка. Пять тысяч евро, достаточно для экстренной эвакуации. Рита бросает конверт в сумочку и уходит, не оборачиваясь.
Миладинова долго смотрит ей вслед, и злость гаснет. Ей даже жалко эту девчонку, в которой она почти видела свою невестку. Людмила была бы хорошей свекровью, не совалась бы в их с Владом отношения, не учила бы Риту, как надо заботиться о муже. Они могли бы стать кем-то вроде подружек. Зачем надо было так бессовестно врать?
Но, с другой стороны, а как же ей не врать? Кому она была бы нужна с ее-то правдой? Ни с одним стоящим парнем у нее бы не срослось. А жить хочется, и хорошо жить, в столице, вкусно есть, сладко спать, а перед сном обниматься с богатым и добрым мужчиной.
В чем она, собственно, виновата? В своем происхождении? В вечной бедности? Но ведь как-то научилась выживать, производить благоприятное впечатление, при минимуме возможностей казаться стильной и ухоженной, нравиться мужчинам. И, вполне возможно, эскорт научил ее искусству любви, которым не владеют многие добропорядочные дамы. Говорят, из шлюх получаются верные жены. Возможно. Однако слишком велик риск, что из шлюхи получится шлюха.
В общем, оказалась не подходящая. Нажимаем delete. Но остается опасность: если Влад узнает об их встрече, может взорваться. Скажет, что мать сломала ему жизнь. Не простит. Но и Людмила не простила бы себе, если бы не сделала того, что сделала. Так что все правильно. Она заказывает апельсиновый сок.
А в другом заведении, в трактире «Семеныч», Юлиан Юрьевич встречается с неким господином, лица которого нам с вами не видно, зато голос слышен отлично.
– Прекрати психовать, – говорит голос, – соберись, осталось всего ничего. В понедельник утром будет официально объявлено об отзыве лицензии. ЦБ сразу же пришлет в банк временное управление. Тебя там уже не должно быть. Все контакты сверни, кроме моего, симки уничтожь. Вкладчики побегут по твоему следу; люди они, сам знаешь, с характером.
– Да уж знаю. Закажут, как пить дать.
– Что значит «закажут»? Схема ухода отработана, найти не смогут. Да и многие из випов уже не в силе. Бывшие. А бывшие не могут приказывать, могут только просить. И просьбы их к исполнению не обязательны. Работают только прямые приказы: выполнить, доложить, свободен. Нет, уголовное дело, конечно, будет, и розыск объявят, но со временем все утихнет, ресурсов у нас достаточно.
– У них тоже ресурсов хватит, чтобы меня в лучший мир переправить.
– А смысл? С кого тогда бабки требовать? Уж это они понимают. Я тебе больше скажу: они тебя беречь должны!
– Самым опасным надо все же отдать деньги, хотя бы часть…
– И думать не смей! Как только одному вернешь три рубля, все остальные тут же узнают, и вот тогда тебе писец. Наш путь иной: стыринг и свалинг. Ты понял? Стыринг и свалинг!
Голос смеется и, судя по звукам, его обладатель выпивает и закусывает. Юлиан молчит. Он помнит размеры вкладов всех своих випов. Одному нужны деньги, чтобы лечиться в швейцарской клинике и лежать в итальянских термальных ваннах. Другому – чтобы скупать недвижимость. Третьему – чтобы спать с красивыми телками. Четвертому – чтобы стрелять львов, слонов и носорогов… И вот все они разом лишатся своих возможностей, а кое перед кем замаячит нищая старость.
– Понимаю, тебе тошно, но ты ведь знал, к чему все идет, – снова звучит голос. – За это время мог бы морально подготовиться.
Голос прав, Сокольский действительно готовил себя к тому, что однажды все дружбы, симпатии, привязанности, пьянки и беседы по душам – все это разом закончится, останется в герметичном отсеке прошлого. Но оказалось, когда наступает «время Ч», самогипноз не в силах купировать спазмы совести.
Легко тырить из какого-нибудь регионального бюджета или пенсионного фонда, взял – и никаких угрызений. А тут кидаешь совсем не чужих людей, искривляешь и ломаешь их жизни. Оставляешь без будущего их самих и их детей. И теперь кто-то будет рыдать по ночам, биться в истерике, кого-то ждут тяжкие болезни и преждевременная смерть.
С другой стороны, ты можешь им сочувствовать, но при этом должен помнить, что все они – старые, молодые, здоровые, больные, худые, толстые, православные, иудеи, мусульмане – буквально все в одночасье станут твоими лютыми врагами. И, значит, нужно возненавидеть их так же, как они возненавидят тебя.
Хорошо, хоть Людмила будет с ним. Надо срочно встретиться, пусть собирает вещи в дорогу.
– И, кстати, – голос словно читает его мысли, – валить будешь один. Не вздумай прихватить свою Людмилу прекрасную. Вкладчики возжаждут крови, вот пусть ее и грызут.
Судя по удаляющимся шагам, владелец голоса уходит.
Юлиан Юрьевич понимает, что именно сейчас, в эту минуту, он становится подлецом. Мог ли он ожидать такого поворота? Врать себе нет смысла: мог. Ослушаться куратора опасно, невозможно, и это обстоятельство слегка разбавляет концентрацию подлости. Но все равно игла колет в сердце, и боль придется перетерпеть, чтобы в итоге принять как факт, что все устроилось к лучшему. В бегах любовница-партнерша станет обузой, риски с ней возрастут в разы. Спасаться надо одному. И нет тут никакого предательства. Просто разошлись интересы.
Людмила получает сообщение о том, что у «Экономного» отозвана лицензия. Она мчится в банк. Там уже работают временные управляющие из ЦБ. Юлиана нет, зато один за другим прибывают перепуганные вкладчики. Миладинова принимает на себя их первый удар.
Проходит два дня. Сокольский не выходит на связь ни с кем, в том числе с Людмилой. Вип-клиенты трубят сбор. На экстренную сходку в трактир «Семеныч» собираются два десятка разъяренных мужчин.
Наш бывший дружок не понимает последствий, уж мы сумеем испортить ему жизнь, сотрясают воздух випы. Прокрутил наши деньги и засунул себе в карман? И все его гарантии возврата псу под хвост? Да это самый настоящий грабеж! Теперь, значит, на наши бабки жировать будет? Поменяет имя-фамилию, получит новый паспорт и новое гражданство? Сделает пластическую операцию, изменит отпечатки пальцев и сетчатку глаза? Слиняет на остров Борнео греть пузо на пляже? Нет, мил человек, номер не пройдет. Достанем и распилим на донорские органы.