Бен приблизился ко мне и широко улыбнулся.

— Итак, Рей… Как считаешь, теперь ты готова поговорить со мной по душам?

Ладони мгновенно вспотели. Я сжала пальцы и уткнулась взглядом в пол. Нет, говорить мне не хотелось вообще… но это был первый шаг к исцелению.

Почувствую ли я себя лучше? Перестану видеть тьму в каждом встречном мужчине, избавлюсь от тайного неизбывного страха?.. Чем это кончится для моей семьи, сколько еще контузия будет ограждать меня от истины и притуплять боль? Однажды память вернется, и тогда… разобраться с последствиями не сможет никто, кроме меня.

— Рей.

Я подняла глаза и не удивилась, заметив, что выражение лица Бена смягчилось. Всем своим видом — без галстука, без начищенных ботинок — Бен располагал к себе, но я понимала, что он меня оценивает. Все меня оценивали. Я чувствовала: он собирается разобрать меня на части, как своего очередного пациента.

Бен протянул мне руку, слегка согнув красивые пальцы. Все в нем буквально кричало: «Пожалуйста, доверься мне», — но все внутри меня приказывало: «Не позволяй себе так рисковать». Я моргнула и стиснула зубы.

— Ты ведь ничего не скажешь папе, правда? — на всякий случай уточнила я.

— Ну конечно же нет. Разговор строго конфиденциальный.

В Эсперансе нет ничего конфиденциального. Но придется смириться и пойти на этот шаг — ради папы и Райана. Чем быстрее я вернусь домой, тем быстрее наша жизнь войдет в привычную колею.

Поэтому я сдержанно кивнула.

— Хорошо. Я согласна.

========== Часть 19 ==========

Для «беседы» мы спустились в подвал — обстановка там более содействовала рабочему настрою, чем диван в гостиной. Бен захватил с собой блокнот и, едва мы оказались на месте, надел очки — я с удивлением отметила, как язык его тела, сама манера держаться мгновенно изменились. Губы сложились в плотную линию, плечи стали неподвижны — он явно собирался применить ко мне тот же подход, что к прочим своим пациентам.

Бен опустился в бежевое кресло, а я уселась напротив, на диван, медленно откинувшись на мягкие подушки спинки. Было тихо, Бен записывал что-то в блокнот, не произнося ни слова. Цвет стен его подвала напомнил мне о маминой больничной палате.

— Итак, Рей, — начал он наконец, не отрывая глаз от своих записей, — что бы тебе хотелось обсудить в первую очередь?

Я почувствовала, как ладони внезапно вспотели. Я незаметно вытерла их о джинсы и пожала плечами, старательно изображая равнодушие. Почему я так нервничаю? Ведь здесь нет ничего страшного.

Бен терпеливо ждал — минуту за минутой. Он слегка наклонил голову, но не улыбался и явно не собирался меня торопить. Карие глаза пронизывали меня насквозь — в ожидании, пока я сама заговорю… Но я не представляла, с чего начать…

В конце концов он встрепенулся и неопределенно повел рукой.

— Мы можем обсудить что угодно. Необязательно похищение… Возможно, ты хочешь поговорить о матери, бывшей школе, работе, ну и… о мальчиках.

— Ты же знаешь, нет у меня времени на парней. Я тяну папу и брата.

Слова, слетевшие с моих губ, отдавали горечью. Смутившись, я отвела глаза и вытерла рот кончиком указательного пальца. Не надо так, Рей. Это не их вина.

— Необходимость взять на себя роль сиделки тебя раздражает? — спросил Бен. — Необходимость выполнять обязанности матери?

— Ничего меня не раздражает, — проворчала я, чувствуя, как зачастил пульс, но не смогла сдержаться: — Да, бесит иногда всем этим заниматься, но я хочу, чтобы папа и Райан были счастливы!

— Но какой ценой?

Я ощетинилась и нахмурилась.

— Никакой! — огрызнулась я. — Они — моя семья, и я люблю их!

Бен вскинул бровь, глядя на меня поверх очков.

— Никакой? А как же твоя молодость? Свобода? Личностный рост? Женственность? Или твоя индивидуальность?

— Я не жертвовала ничем важным. Папа и Райан для меня не обуза.

Бен черкнул что-то в блокноте.

— Ладно, — кивнул он. — Тогда перейдем к следующему вопросу. Почему бы тебе не поведать мне о том, к чему ты стремишься в жизни?

Один вопрос сменял другой. Бен спрашивал, я раздражалась все сильнее, периодически, вспылив, отказывалась отвечать. Однако он не выглядел раздосадованным и не перебарщивал — переходил к следующей теме или давал мне передышку.

После очередной долгой паузы я неуклюже поднялась на ноги и поспешила вверх по лестнице, охваченная сомнениями насчет принятого решения пооткровенничать с Беном.

К счастью, он не пошел за мной. Я вернулась в спальню и упала на кровать, стискивая зубы, чтобы не дать волю гневу. В доме, как всегда, стояла мертвенная тишина. Только простыни шуршали, пока я обустраивалась, забираясь под одеяло.

Наверное, я пролежала так целую вечность. В маленьком уютном коконе было тепло, краем уха я слышала смех из телешоу — внизу работал телевизор. Я не шевелилась, уставившись в темноту, в тысячный раз мечтая, чтобы это все просто закончилось, а я вернулась домой и превратилась в себя нормальную. Я скучала по папе и Райану больше всего на свете.

По щекам покатились слезы, едва я отважилась вспомнить семью, но я быстро вытерла лицо о подушки и поклялась себе больше никогда не плакать. Я не позволю Кайло победить. Я буду сильной, даже если сейчас это кажется…

— Ты в порядке, Рей?

От неожиданности я резко села, испуганно вскинув глаза — хоть и знала, что это Бен. Сунув руки в карманы, он смотрел на меня из коридора — со своей неизменной легкой улыбкой. Он успел переодеться в серые штаны и темно-бордовую футболку с желтой надписью «Гарвард» на груди.

— Все хорошо! — отозвалась я, запоздало протирая глаза. — Просто устала сегодня.

— Можно мне войти?

— М-м… Конечно. Это же твой дом.

Он рассмеялся и, приблизившись, присел на кровать у моих ног.

— Я не настолько территориальное существо. Мой дом — твой дом.

По стеклу застучал дождь. Я вежливо улыбнулась и сжала пальцы, лелея надежду, что Бен не заметил моих опухших покрасневших глаз. В комнате было темно.

Его улыбка чуть померкла.

— Надеюсь, однажды ты найдешь в себе силы поговорить со мной, Рей. Мне больно смотреть, как ты страдаешь.

По какой-то причине его слова вогнали меня в дрожь.

— Хочу домой, — прошептала я. — Я скучаю по семье.

— Я знаю, — Бен положил руку мне на лодыжку и с нежностью сжал. — Но прямо сейчас это для тебя не самый благоразумный выход. Вдруг ты напугаешь Райана, или того хуже, у тебя случится приступ, когда будешь дома совсем одна.

Он умел говорить о плохом так, что оно не казалось настолько беспросветно дерьмовым, как на самом деле. Вероятно, все психиатры такие?

Я пожала плечами, но безмолвно согласилась с ним и снова протерла глаза. Бен по-прежнему держал пальцы на моей ноге — ладонь казалась горячей — и не отрывал от меня взгляда. Спину нервно покалывало, внутри все трепетало. Так необъяснимо странно я чувствовала себя всего пару раз в жизни. В Эсперансе никому нет дела до романтики.

Выведенная из равновесия, я отринула непривычные чувства и подобрала ногу под себя. Но сердце продолжало громко колотиться, а щеки неумолимо краснели. Вот дерьмо… Да я не в себе. Это же Бен! Он качал меня на руках, когда я была маленькой. Что со мной не так?!

Во рту пересохло, и я прочистила горло.

— Папа… звонил?

— Да, недавно, — Бен сложил руки на груди и пожал плечами. — Я сообщил ему, что у тебя все хорошо и что вам лучше пока повременить с общением.

— Почему?..

— Потому что иначе разлука будет ощущаться гораздо тяжелее.

Он вновь оказался прав. Я притянула колени к груди и уперлась в них подбородком. Рано или поздно я все равно вернусь домой, напомнила я себе и закрыла глаза. Мне надо на свежий воздух — чтобы очиститься от глупых мыслей…

Мы с Беном помолчали, а потом он встал с кровати. Я взглянула на него — он рылся в кармане. Вдруг что-то звякнуло, и от этого звука я прищурилась.

— Меня гложет беспокойство, что сегодня тебе будет трудно уснуть, — сказал Бен. — Попробуй принять это сегодня перед сном. Должно помочь.