— Никакого спаривания! — выпаливаю я. — Всё должно быть безупречно!

— По-моему, неплохо, — бормочет он, широко раскрыв глаза. — Ладно, Рей, какого хрена тебе ещё надо? Может, чёртову люльку? Ошейники? Блядские капли от блох и клещей?

Бен не понимает, а я не обязана ему что-то объяснять. Он сам должен знать. Он самец, и от него требуется обеспечивать меня всем до тех пор, пока щенка не отлучат от груди, только тогда он возьмёт всю заботу на себя. Малолетние дети, которые только начинают ходить, — уже не моя забота, а его.

Не дождавшись моего ответа, Бен стискивает зубы. Он наклоняется ко мне, отчего я напрягаюсь, бросая на него пронзительный взгляд. Я быстренько переползаю через одеяла, сгибаюсь, довлея над ним стоя на коленях, и не спускаю с него глаз. Он сдвигает челюсть, как будто снова о чём-то думает, а потом хватает меня за затылок и впивается мне в губы.

Тело и мозги перестают друг с другом ладить окончательно. Сперва я вцепляюсь в рубашку Бена, выкручивая её, но потом наклоняюсь ближе и просовываю язык ему в рот. Я хочу его. Он такой огромный и сильный, и только мой. Но рациональную часть меня, Альфа-разборчивость, видимо, тошнит при мысли о бесполезной трате времени и сил на слабую вязку и мёртвых щенков. Я притягиваю его ближе, и он стонет, толкая меня на спину в мягкие одеяла.

Здесь темно и тихо — идеально для спаривания, но совсем не идеально для того, что случится после. Я девственница, но мой расчётливый ум слишком уж об этом запаривается. Я удерживаю бёдра Бена своими бёдрами и коленями и целую его так крепко, как только могу, просто наслаждаясь вкусом. Он хватает меня за икру, чтобы убрать её с дороги, и я отползаю назад.

— Ай-ай-ай, — отчитывает меня Бен сиплым голосом. Он подползает ко мне и целует в шею. — За подарочки придётся заплатить.

Это так приятно. От его влажных и мягких губ покалывает кожу, и порыв уступить ему слишком силён. Но я всё же предупреждающе рычу, уворачиваясь от его губ, и стискиваю зубы, когда он пытается расстегнуть мои джинсы.

В бешенстве я пытаюсь ударить его по лицу, но он со зловещим рычанием переворачивает меня на живот. Цепляясь за задний край моих джинсов, он наваливается на меня. А потом протискивает грубую ладонь под блузку и нежно проводит кончиками пальцев по моему позвоночнику. Я впиваюсь ногтями в одеяла и дрожу от ярости. Это место для щенков, и допустить спаривания здесь нельзя — тем более с парой, которая не в состоянии обеспечить меня всем необходимым.

Бен наклоняется ко мне и лепечет на ухо, медленно проводя пальцем по внутреннему краю моих джинсов.

— Похоже, малявка, мне придётся уложить тебя на лопатки.

Я изворачиваюсь и даю ему звонкую пощёчину, и в шоке Бен лишь хлопает глазами. Я одной рукой хватаю его за щёки и, сдавив их, рывком притягиваю его лицо ближе.

— Убирайся из моего гнезда.

Бен наблюдает, как я встаю на колени, отодвигаясь от его лица, и смотрю на него снизу вверх. Когда мы подходим к двери гардеробной, я пихаю его, и он падает на ладони. Его грудь тяжело вздымается, пока мы друг на друга смотрим. Я упираю руки в бока, прекрасно осознавая, что моя футболка задралась выше пупка и демонстрирует подтянутый загорелый живот.

Бен сглатывает.

— Что ещё тебе нужно?

— Ты должен знать это сам! — рявкаю я и обвиняюще тычу в него пальцем. — За это ты отвечаешь! — Я опускаюсь на пятки и резко киваю. — Никаких щенков, пока всё не будет безупречно.

— У меня для тебя плохие новости касаемо детей, потому что твоя течка превращает тебя в бешеную и безрассудную суку.

Я фыркаю и высовываюсь из гардеробной, чтобы подтащить письменный стол к двери. Он практически полностью блокирует её, но всё же оставляет немного места, чтобы можно было выползать из-под него. Бен встаёт над ним и, приподняв бровь, опирается на поверхность. Я натягиваю простынь поверх пространства, откуда можно вылезать, и мурлыкаю, довольная результатом. Для Бена здесь слишком узко, он не пролезет.

— Что, чёрт возьми, всё это значит? — смеётся он. — Я могу просто…

Я вскакиваю на ноги и, стоя перед Беном, рычу на него, цепляясь за стол. Он оступается и сваливается на край кровати, широко раскрыв удивлённые глаза.

Моё горло вибрирует от предупреждающего рыка. Я сердито смотрю на него и впиваюсь ногтями в деревянный стол.

— Пошёл. Вон.

Бен что-то бормочет, но делает что ему сказано. Я не спускаю с него глаз, пока дверь спальни не закрывается, и только потом возвращаюсь в гнездо, чтобы устранить нанесённые Беном повреждения. Никудышный Альфа-самец. Только для одного и годится.

====== Ferae Naturae (Неприручаемая) ======

— Эй, Куджо*, я тебе кое-что принёс.

В ушах звенит, и я начинаю стонать, услышав голос Бена. Уф… я чувствую себя так, как будто меня поезд переехал. Я хватаюсь за голову и натягиваю на себя одеяло, свернувшись в мягком и уютном гнезде, которое соорудила, и надеюсь, что он просто уйдёт. По правде говоря, я лучше сяду в тюрьму, чем буду жить с ним. Он мудак, и к тому же слишком взрослый.

Ко мне возвращаются недавние воспоминания о нашем поцелуе, и щёки начинают пылать. Отстой! Вот как мне становится понятно, что я была не в своём уме.

— Уходи! — кричу я сквозь одеяло.

Что-то заскрипело.

— Разрешите ступить в Храм Беспорядка?

Я нахохливаюсь, выглядывая из-под одеяла, и вижу Бена, склонившегося над столом, чтобы заглянуть ко мне в гардеробную. Он иронично машет мне рукой и опускает подбородок на ладонь, подняв брови. Пахнет едой… Цыплёнок и стейк, жирненькие и свежие, приправленные травами и специями. В животе урчит, и я несчастно сижу в полутьме. Я ещё не окончательно сошла с ума, но по-прежнему чувствую смутное беспокойство, окружающее Бена. Это, наверное, просто мой грёбаный здравый смысл.

Бен манит меня длинным пальцем, самодовольно улыбаясь.

— Ты, похоже, голодная.

Как бы я ни убеждала себя, что это не так, живот всё же напоминает, что я проклятая врушка, выписывая болезненные кульбиты. Я сбрасываю одеяло и ползу на четвереньках к столу, за чем Бену слишком уж нравится наблюдать, и становлюсь перед ним на колени. Я пытаюсь держать себя в руках, но самая примитивная часть моего мозга счастлива, как свинья в помоях, что он принёс мне еду. Я обдумываю, не принять ли ещё один супрессант, и выжидающе смотрю на Бена.

Он поджимает губы и смотрит на меня, выгнув бровь. Я присаживаюсь на корточки и скрещиваю на груди руки, как всегда всем недовольная, но не настолько сумасшедшая, чтобы шипеть и плеваться. Спустя минуту он ставит на стол белый полиэтиленовый пакет и кивает в сторону гнезда.

— Впусти меня.

— Зачем? — спрашиваю я, не моргнув и глазом.

Бен закатывает глаза.

— Господи боже, Рей. Просто, блять, впусти меня. Я принёс твоему упрямому высочеству поесть.

— И что? Это твоя обязанность.

— Богом клянусь, я буду стоять здесь и жрать всё это у тебя на глазах. — Он открывает пакет, как будто собирается выполнить угрозу. — Я тебе, блять, не «Грабхаб»**.

Мы оба упрямимся, поэтому с минуту пялимся друг на друга, а потом Бен открывает в пакете пенопластовый контейнер. Я так и сижу со скрещёнными на груди руками и делаю вид, что мне всё равно, пока он, глядя мне в глаза, запихивает в рот целое куриное крылышко. В комнате воцаряется тишина, и пассивно-агрессивное жевание Бена только усиливает напряжение. Я постукиваю пальцами по руке, испытывая жгучее желание съездить ему по морде.

А ещё я голодная как волк. Я отодвигаюсь назад и коротко киваю, разрешая Бену войти. Мне всё равно, что он сделает; теперь я буду злить его как можно больше. Мы «равны» в том, чего так отчаянно хотят Омеги, а Бен — один из отвратительнейших Альф-женоненавистников, которых я когда-либо встречала. Я буду мучить его. За… гражданские права. И всё такое.

Он отодвигает стол в сторону, бормоча себе под нос: «Вау, это было сильно», но я предпочитаю не обращать внимания. Бен бросает передо мной пакет, и я налетаю на него, словно дикое животное, которое кормят в зоопарке. Втиснувшись в угол, я запихиваю в рот кусок цыплёнка, пока Бен возвращает заграждение на место. Что-то во мне заставляет оценивающе наблюдать, как напрягаются мышцы на его спине, но я об этом не думаю. Наверное.