— Виктория, ты знаешь откуда взялась традиция наряжать ёлку? – она лишь отрицательно помотала головой, возвращая свой взор на маленького Берти, который так забавно причмокивал губами во сне. Интересно, что же творилось у него в голове и что он видел.

— Мартин Лютер блуждал по лесу в ночи, поднял взор и увидел зимние звёзды, сияющие сквозь ветви. И подумал: «Срублю дерево и поставлю его в своём доме, украшу его свечами. Так мои дети будут смотреть на него и воображать звёзды над Вифлеемом в Святую ночь». И в этом году, Виктория, наш сын будет поступать также. – Альберт поцеловал ребёнка в нос и тот недовольно сморщился, но потом успокоился, а Виктория тихо засмеялась, счастливо смотря на своего супруга.

— Берти очень повезло с отцом, надеюсь, однажды, он это поймёт. – она наклонилась и поцеловала своего супруга, а он ответил ей на поцелуй, приподнимаясь и садясь рядом с ней, ведь он так успел соскучиться по своей супруге за всё то время, что они были не вместе.

***

Признаться, честно, возвращение Альберта и Берти в жизнь Виктории очень благосклонно повлияло на неё, она стала намного счастливее. Конечно, она запретила им выходить на улицу, сама постоянно ходила по магазинам, а в особенности носилась по всему Мюнхену, чтобы реализовать затеи собственного супруга. И, разумеется, как и любая хорошая жена, вечно причитала Альберту об этом, но его объятия, поцелуи и их сын были приятным вознаграждением за все эти хлопоты. Девушка полностью оградилась от мира, не выходя ни с кем на контакт, и даже осознать не успела, как наступило 24 декабря 1943 года.

Альберт как глава семьи занимался украшением праздничной ёлки вместе с маленьким Берти, что лежал на огромном количестве подушек и наблюдал за отцом, пока мама хлопотала на кухне, стараясь в этот раз разобраться с этой адской плитой и не сжечь столь дорогое для себя суфле. Когда она закончила и подошла к супругу, то засмеялась, крепко его обнимая, счастливо рассматривая украшение. И всё же он был прав, хоть она и не любила соглашаться с мужем, но идея отпраздновать Рождество не казалась ей теперь такой плохой, ведь вышло всё действительно волшебно.

Раздался настойчивый звонок в дверь, от которого маленький Берти горько заплакал, испугавшись, а Альберт, взяв сына на руки, ушёл в другую комнату его успокаивать. Виктория подошла к двери и посмотрела в глазок, недовольно мотая головой, но всё же открыла дверь, ведь иначе было никак нельзя.

— Джон, какая неожиданность. В такой поздний час. – перед ней стоял сам оберстгруппенфюрер, который был одет в довольно обычную одежду, более того, Виктория могла видеть снег, что ещё не успел растаять в его волосах. Погода действительно была волшебной.

— Я хотел навестить тебя, Клара, всё никак не выдавалось случая. – она лишь приподняла брови, широко улыбаясь ему и кивая, благодаря таким образом за заботу, проявленную к ней, ведь они не виделись больше месяца, с тех самых пор, как он проводил её домой после их душевного разговора.

— Что ж, со мной всё хорошо, не волнуйся. – она зажмурилась, поджав губы и оборачиваясь назад, слыша сильный вопль своего сына, который никак не успокаивался, она так сильно переживала из-за этого, потому что боялась, что чрезмерный плач навредит её малышу.

— Ты нервничаешь. Всё в порядке? – не выдержав, Виктория громко выдохнула и просто сдалась, решив всё ему рассказать. Глупо было прятать слона в комнате.

— Да, просто… Обещай никому не говорить.

— Даю слово. – в этот момент она заметила, что Берти перестал плакать, отчего она облегченно выдохнула и даже расцвела улыбка на её устах.

— Мы празднуем Рождество, сейчас ведь сочельник.

— «Мы»? – в недоумении поинтересовался Джон, а она лишь радостно закивала, сообщая ему, что её семья приехала. Разумеется, он сразу вызвался с ними познакомиться и она пустила его внутрь. В какой-то момент он даже замер от красоты, что оказалась перед ним, девушка действительно постаралась на славу, он словно попал в настоящую сказку.

— Дорогой, у нас гость! – громко прокричала Виктория, подходя на минуту к плите, а Джон проводил её взглядом, замечая краем глаза, что она готовила суфле, а праздничный стол был накрыт на двоих. Когда её супруг вышел с уже абсолютно спокойным малышом на руках, то она широко заулыбалась и прошла назад к мужчинам.

— Джон, познакомься, это Альберт, мой муж, а у него на руках спит наш сын Берти. Альберт, это оберстгруппенфюрер Джон Смит, я много тебе о нем рассказывала. – Альберт лишь кивнул головой в знак приветствия их гостю, а Виктория подошла к Альберту, смотря уже на спящего Берти, улыбаясь и хихикая с этого малыша, целуя чувственно его щёчки. Ей Богу, Берти был настоящим актёром погорелого театра, броситься в слёзы и тут же успокоиться, а порой и заснуть, для него не составляло никаких хлопот.

— Клара, для тебя они реальны, ведь так? – столь неожиданный вопрос мужчины вынудил её оторваться от малыша и посмотреть на него в полной растерянности.

— Что за глупый вопрос, Джон? – в этот момент он достал из внутреннего кармана своего пальто папку и протянул её девушке, которую она приняла и раскрыла, обнаружив внутри много фотографий.

— Клара, мне ужасно жаль, но здесь никого нет. Как и не было почти весь месяц, что ты выписалась из больницы. Я наблюдал за тобой. Всё это время ты была одна. – Виктория стала изучать множество фотографий, которые были сняты за ней со скрытой камеры, из её окон, и, судя по датам и времени, в квартире она должна была быть не одна, а со своей семьей, но никто из них не был запечатлён на плёнке.

— Что за вздор, Джон?! Как ты смеешь?! Альберт, ангел мой, скажи же ему хоть что-то! – девушка сильно разозлилась и стала зло убирать фотографии в конверт. Молчание супруга её поразило и она вновь обратилась к нему, закончив с конвертом.

— Альберт?! – он лишь смотрел на неё и улыбался, а она совершенно не понимала его реакцию, ведь как можно было быть таким спокойным при такой клевете?

— Альберт мёртв, Клара, он погиб в 1940 году, ты сама мне об этом говорила, помнишь? Я так полагаю Берти был ребёнком, что ты носила под сердцем, и которого потеряла, получив эту новость. Именно поэтому у тебя больше никогда не будет детей, ведь ты бесплодна. – её гнев тут же сменился на молчание, и она уже растерянно уставилась на супруга, вспоминая свой разговор с оберстгруппенфюрером тогда в машине. Верно, она сама сказала, что Альберт был мёртв, это было правдой, она отчётливо помнила это, но почему тогда…

— Боюсь, он прав, Викки. – от ответа Альберта она лишь громко вздохнула, ощущая сильный ком, что подступил к горлу, а на глаза навернулись слёзы, папка с фотографиями выпала из её рук.

— Я сошла с ума? – она стояла спиной к Джону и лицом к Альберту, ощущая, словно земля ушла из-под ног и она совершенно на ней не стояла. Она вспомнила, что Альберт и Берти мертвы.

— У тебя обострённая форма галлюцинаторно-параноидального психоза, который был вызван сепсисом от огнестрельного ранения, полученного в плечо. – комментарии Джона по отношению к этой ситуации были ударами реальности по тому состоянию, в котором она прибывала почти месяц, отчего становилось ещё больнее и невыносимее.

— Но вот же ты, рядом со мной, и Берти тоже, мы же разговариваем прямо сейчас. – слёзы стали катиться по её щекам, а её голос дрожал, ей так не хотелось, чтобы это было правдой. Она сделала несколько шагов вперёд к Берти, накрывая руки Альберта своими и утыкаясь в малыша, горько плача. Как же это могло быть нереальным? Вот же, она чувствовала их. Чувствовала сильные тёплые руки своего супруга, чувствовала нежный аромат своего сына и его тихое сопение.

— Мне жаль, Викки, но мы лишь защитная реакция твоего сознания на новость, которая так сильно тебя потрясла. Штаб велел тебе стать любовницей Уильяма и ты, считая, что тем самым оскверняешь память обо мне и Берти, закрылась в самой себе. А также потому что боишься саму себя, признайся ведь, любовь моя, у тебя есть к нему чувства, несмотря на всё плохое, что он сделал, тебя тянет к нему. – от слов Альберта ей стало ещё больнее и она вскрикнула, падая к его ногам, отчего Джон на миг испугался и захотел было помочь ей, но остановился на месте, не вмешиваясь в её внутренний конфликт со самой собой.