— Так значит вас нет рядом… – она отрицательно замотала головой, задыхаясь, а Альберт аккуратно присел на колени рядом с ней, целуя трепетно в макушку, его глаза были наполнены болью к ней, её страдания приносили и ему агонию.

— Мы всегда подле тебя, дорогая, и всегда слушаем, потому что живём в твоём сердце. Ты не представляешь, как сильно мы гордимся тобой и всем, что ты делаешь, чтобы скорее остановить эту войну. Наши судьбы нам не принадлежат. Ты должна это сделать, ради всеобщего блага. – и вновь, он говорил о том, что правильно, о том, как надо было поступить, но кому лучше от этого стало?

— А как же наше благо, Альберт? Наша семья. Ты всегда думаешь о других. Ты бросил меня одну, беременную, хотя знал, как я тяжело переносила беременность, и ради чего? Тебя убили и даже собственной могилы у тебя нет. Наш сын родился мёртвым. Его вырезали из меня. Его хрупкое тельце не дышало, я так и не услышала никогда его плача, не ощутила аромата и тепла. – в ярости она несколько раз ударила его обеими руками в плечо, а затем согнулась пополам над ребёнком, всматриваясь в черты лица Берти, у неё началась самая настоящая истерика.

— Зато миллиарды людей будут жить в мире, когда эта война окончится и ты сама это прекрасно знаешь. – он был её разумом, её совестью, всегда, даже после смерти, напоминая ей, что интересы мира стояли куда превыше их собственного счастья.

— Прошу, Альберт, не покидай меня вновь, не забирай Берти. Я не могу вас вновь потерять, забери и меня с собой, прошу. – она умоляюще посмотрела на него, а он одной рукой коснулся её щеки, вытирая слёзы любимой. Если она думала, что это разрывало только её сердце, то глубоко заблуждалась. У них было оно одним на двоих.

— Мы любим тебя, Виктория. – на её устах заиграла улыбка, полная боли и она продолжила рыдать навзрыд, а он стал расцеловывать её щеки, пытаясь успокоить свою Королеву.

— Что мне сделать, чтобы они исчезли, Джон? – он присел молча рядом с ней и достал ампулу с жидким лекарством, демонстрируя его ей в своей ладони.

— Врачи прописали лечение. Если ты регулярно будешь принимать лекарства, то скоро поправишься. – не глядя на него, она забрала ампулу из его рук и крепко сжала в руках, смотря на любимого, в последний раз, собираясь с силами. Она была очень смелой девушкой, Альберт ей всегда об этом говорил.

— Научи меня прощаться. Я не умею. – замолила Виктория и уткнулась в его лоб своим, а он лишь грустно ухмыльнулся, глубоко вздыхая. От неё всегда пахло орхидеями.

— Мне знаком только один способ. Ради нашей любви, скажи это так, будто нам вновь суждено встретиться. – он крепко сжал одну её ладонь в своей, помещая их на спящего ребёнка, отчего она улыбалась сквозь слёзы.

— Что ж… Увидимся, Альберт. – Виктория сломала пальцами другой руки верхушку ампулы и выпила это безвкусное лекарство, отбрасывая пустую ампулу прочь.

— До скорой встречи, Виктория. Смотри, чтобы суфле не подгорело. – ей было страшно, очень, а потому она прикрыла глаза, прощаясь с супругом и ребёнком, а его комментарий лишь её рассмешил, отчего она всхлипнула.

— Ах да, ещё одна деталь. – она лишь грустно закивала и ощутила трепетный поцелуй в шею, а затем шёпот в своём ушке.

— Вечно эти детали. – Альберт обожал поправлять Викторию. В их спорах он всегда был правым, всегда. Когда девушка раскрыла глаза, перед ней больше никого не было, лишь Джон сидел рядом и смотрел на неё с болью в глазах, он ненавидел себя за то, что она переживала по его вине. Если бы её не похитили из-за интриг рейхсмаршала, то ей бы не пришлось вновь хоронить любимых, уже в своём сердце. А девушка лишь отметила, что у неё перестала так страшно болеть голова и шуметь в ушах, эти симптомы были её спутниками всё это время, но она совершенно не придавала этому значения.

— Мне жаль, Клара. – она лишь опёрлась о пол руками и глубоко вздохнула, облизывая солёные губы, слыша звонок кулинарного будильника. С его помощью она встала с места и молча медленно направилась в сторону плиты. Девушка достала идеально приготовленное суфле с варёной сгущенкой и положила его прямо на стол на противне, разглядывая его ещё некоторое время. Джон подошёл к столу и сжал руками спинку стула, обеспокоено смотря на неё. Он и понятия не имел, чего от неё было ожидать. Как и она сама от себя.

— Ты правда хочешь помочь? – она подняла на него свой взгляд и ему стало не по себе от него, потому что он впервые, несмотря ни на что, видел в ней столько отчаяния и агонии, в которой находилась её душа сейчас, а вернее то, что от неё осталось.

— Больше, чем ты можешь себе это представить. – девушка лишь кротко кивнула и снесла всё со стола, потянув резко на себя скатерть, отчего он отпрянул, а затем стала проходить через всю квартиру к главной ёлке, по пути срывая все украшения, что она так старательно развешивала под чутким руководством любимого. Подойдя к дереву, она посмотрела на него некоторое время, а затем опрокинула его на пол ногой, разворачиваясь к мужчине, что молча наблюдал за её безумием.

— Помоги мне сжечь Рождество. – конечно, он не мог ей отказать, у него не было на это права. На её глазах Джон стал срывать остальные украшения, а затем выволакивать их на улицу, погода разбушевалась, на улице была страшная метель. Лишь когда все декорации были вынесены, девушка спустилась к мужчине, держа в руках бутылку алкоголя, она полила ею вещи, а Джон протянул ей молча зажигалку. Она бросила её в вещи, даже не колеблясь, а затем сделала несколько шагов назад, когда яркое пламя загорелось, стремительно их охватывая.

— Ты в порядке? – девушка посмотрела на Джона, ему не нравилось то, что она больше не плакала, больше никаких эмоций не было на её лице, глаза были стеклянными от пустоты внутри.

— Нет. – холодно произнесла Виктория, не сводя собственного взгляда с пламени, которое уничтожало её прошлое навсегда и навечно. Всё то, что любил Альберт, чем дорожил, все те ценности и устои, которые они так сильно хотели передать своим детям. Ничего из этого уже не будет, этому не было суждено сбыться. Она осталась совершенно одна, сломленная, но не побеждённая, для того чтобы изменить исход войны.

— Хорошо, было бы странно, будь ты в порядке. Если хочешь, мы можем уехать отсюда. – она перевела на него свой озлобленный взгляд, а затем подошла к нему, внимательно рассматривая его черты лица. Ему было некомфортно от такого её взгляда, поскольку его не покидало ощущение, что она ненавидела его. Виктория влепила Джону сильную пощёчину, которую он молча принял, не решаясь вновь посмотреть на неё.

— Это всё твоя вина, Джон, твоя. – разумеется, она не собиралась никуда уезжать с ним, более того, Виктория даже не могла спокойно смотреть на него сейчас, не испытывая отвращения. Она так сильно устала от всего, что навалилось на неё, у неё совершенно больше не осталось ни чувств, ни эмоций, чтобы бороться. Ей хотелось умереть. Но такую роскошь сейчас она не могла себе позволить, до этого было ещё далеко. Виктория развернулась и по-английски вернулась к себе в полностью опустошённую квартиру, где еще меньше часа назад так и веяло атмосферой самого волшебного праздника в году. А сейчас ничего не было, лишь пустота. На столе она заметила пачку лекарств, видимо те самые, которые он принёс ей в качестве лечения, что ж, хотя бы и на этом спасибо. Джон же молча направился к себе, потому что понимал, его общество могло причинить ей куда больше вреда, чем пользы, чего он так отчаянно не хотел.

***

Немцам не было чуждо чувство праздника и развлечения, даже в военное время, а потому руководство страны приняло решение, что в честь нового года обязательно будет торжество. Ещё один год войны, которую они вели, на этот раз привёл к успешному началу реализации плана, который должен был оказать решающий фактор, позволяющий нацистам выиграть. Выбор руководства пал на чарующий и удивительный Максимилианеум, который был выполнен в стиле неоренессанса.

Был объявлен бал, на который было приглашено огромное количество гостей, в том числе и оберстгруппенфюрер Джон Смит. Разумеется, он не мог не пойти туда, и потому явился на торжество, но в полном одиночестве, что было недопустимо для столь важного мужа СС, ведь Рейх относился крайне серьёзно к своей политике укрепления роли семьи в обществе. Но выбора у него не было, а потому он просто приукрасил действительность и для всех Хелен вместе с дочерьми уехала на помощь своему единственному брату, который оказался в затруднительном положении из-за своего состояния здоровья, попав в аварию.