Девочка вырвалась, побежала вперёд, по её бесстрастному лицу лились капли слёз, она занесла над Никитой руку, тот скорчился…

Но Юля не ударила. Она остыла, отошла на пару шагов. Потом серьёзно, грубо буркнула:

– Ты поступил с нами нечестно. Но бить я тебя не хочу. Дядь Коль, пойдёмте отсюда.

Тот пожал плечами с видом «я ничего не сделал» и пошёл к двери, уводя за собой огорчённую до глубины души Юлю.

Когда они подошли к их комнате, Коля сразу почувствовал что-то неладное. Он ключом открыл дверь, заглянул внутрь, и его сердце с болью разбилось, ударившись о горло.

Проход был закрыт.

Тут был тот, кто способен закрыть дверь из Обители. Но зачем?

Коля попытался открыть проход, но у него не вышло. Он ходил из угла в угол, рубил воздух на все лады, но ничего не получалось.

Юля, следившая за моими махинациями, стояла с пакетом в руках, всё больше тревожась от моего раздосадованного вида.

– Дядь Коль, – она прикусила губу, испугавшись. – Что происходит?

Её широко распахнутые от ужаса глаза вынудили его всё ей объяснить.

– Придётся побыть в этом измерении, пока я не найду причину того, почему не могу создать проход, – хмуро доложил он, строя догадки. У него не было сильного детективного ума, но всё равно Коля считал, что в этом деле как-то замешан тот вампир-альбинос и Изецль.

Да, он помнит Иза. Если говорить честно, он совершенно не показался ему враждебным в их первую встречу, и Колины догадки его немного смутили.

Однако упырь ломал все стеотипы о партнёрстве преступников. Такое ощущение, что он хотел предупредить проводника про Изецля, но всего не сказал. И теперь Колю успели облапошить. Ничего, он найдёт этих двоих, и они поговорят о том, с какого такого хрена они не хотят его выпускать из Обители.

Мужчина и девочка спустились вниз в столовую. Коля встретился глазами с Ирой, протиравшей книжные полки. Она приветливо улыбнулась ему и помахала рукой-лапой. Ну вот как её можно не любить!

– Ира, пойдёшь с нами есть? – спросил он.

– Давайте, – охотно согласилась кошка. Она положила тряпку на книгу и скромно засеменила за ними.

Юля отреагировала на ситуацию с надеждой. Она верила, что они найдут выход. Да ей было даже интересно денёк погулять по чужому измерению.

Они втроём сели за стол, и Ира начала готовить нам бутерброды. Коля загляделся на неё, понимая, насколько же мало её знает.

– Ир, а ко мне никто не заходил? – спросил он настороженно, подпуская в голос нотку намёка.

– Нет, – легко ответила девушка, преданно взглянув лучезарными зелёными зрачками ему в глаза. – А что-то случилось?

– Да так, закрыли дверь из Обители, теперь ищу, кто, – устало вздохнул тот.

– О, я надеюсь, у вас получится, – она подбадривающе улыбнулась. Потом задумчиво прикусила клычком губу и выдала: – Я думаю, он пролез через окно.

– Умел летать? – продолжил её мысль Коля.

– Ну да, призрак какой-нибудь.

Проводник обрадованно хлопнул себя ладонью по лбу. Чудесно, что у них одинаковые мысли на этот счёт.

Он тронул грудь в поисках своего амулета, и…

И не нашёл его.

У него украли источник силы.

Так вот где собака зарыта!

Коля оставил его в комнате, когда они с Юлей уходили в ТЦ, и его стащили!

Ира переняла его волнение. На её мордочке выступило лёгкое выражение страха.

– Что?

– Да так, ничего… – проводник сжал зубы в бессильной злобе. Обернулся за спину в поисках Юли и…

Её не было.

Он и её потерял.

Юля лихорадочно искала знакомую дорогу. Тут всё было несколько иначе, чем в реальности, допустим, вместо заржавевшей одинокой качели перед подъездом соседнего дома располагался ряд лавочек.

Девочка подошла к своему дому и, часто дыша, побежала по лестнице наверх. Между лопатками у неё было мокро, а виски неприятно сжало нетерпение.

Дверь квартиры оказалась открыта, причём настежь. Изнутри раздавались истерические вскрики, от которых холодело предсердие, звон разбиваемой посуды и лихорадочные шаги.

– Никита! – позвала Юля, сама испугавшись собственного голоса. Она вошла и встала перед входом в квартиру, немного дезориентируясь в пространстве.

Комната была перевёрнута. Одинокая лампочка, разбитая, лежала на полу, сверху, как в вакууме, зависли предметы. Посреди этого бардака стоял Никита, схватившись за голову, рвал на себе волосы и рыдал, и от его душевных терзаний, буквально почти выворачивающих его на изнанку, помещение тряслось и противоестественно вращалось, будто на него не действовала сила тяжести.

– Никита! – погромче позвала Юля, но вышло всё равно сипловато от страха. Сердце учащённо бухало в кончики пальцев и в живот.

Ман внезапно замолк. Его красные, полные разрывного отчаяния глаза на миг уставились на девочку, а потом комната начала медленно приходить в норму. Дух отнял руки от головы и, упав в кресло возле лакированного шкафа, притих.

На пол опускались обрывки и осколки, по пути собираясь обратно в предметы и становясь по бокам комнаты. Пыль вихрилась, оседая на пол, подсвеченная серым светом.

Никита схватил со стола бутылку, уныло глядя в одну точку, приложился к ней, после чего махнул рукой Юле, распаковывая таблетки с обезболивающим.

– Ты зачем пришла?

– Поговорить, – Юля справилась с первым испугом, хоть у неё и дрожали коленки, она сумела проглотить комок в горле.

Лицо духа медленно бледнело, красные пятна исчезали. Только влажные глаза ещё напоминали о его недавних душевных терзаниях. Вблизи он оказался совсем молодым, хоть и измученным, всего лет семнадцать-шестнадцать. Ман проглотил пару горьких капсул, от чего его лицо страдальчески сморщилось, крякнул и, положив ноги на стол, наконец взглянул на Юлю.

– Валяй.

– Я хотела спросить, – девочка коротко отдышалась, подняла глаза на духа с неким вызовом. – Почему же ты… Мне не помог?

Затянулось молчание. Оно особенно неприятно в этом доме, будто слышишь из соседней комнаты, как плачет дорогой сердцу человек.

– У меня… – Никита запнулся и опустил голову, – … не было семьи.

Юля выжидающе смотрела на него, давая этим понять, что знает, что он ещё не закончил.

– Наш с тобой отец и его любовница сдали меня в детдом, – продолжал сухим, безжизненным тоном Никита. – И с самого детства я был без понятия, что такое семья. Что такое любовь. И как её можно сохранить. Не я выбирал, – тут он резко запрокинул голову и воинственно, со знамением несправедливости, сверкнул глазами, – своё будущее. В тот день, когда я разбился на самолёте, мне просто сказали: «Иди служи, с…!» И я пошёл! Ведь кроме меня из родственников нашей прекрасной семьи ещё никто не умер!

Он всё повышал голос, даже привстал в кресле. Волосы вздыбились и стали похожи на красные солнечные лучи.

– Конечно, ведь только моя душа ни в верх, ни в низ! – у духа застучали зубы. От ярости на его шее проступила жила, а кости выступили через кожу, он весь напрягся, натянулся, как провод. – И только меня, того, кто рос без семьи, можно поставить на эту должность!

– Но это же не значит, что… – попыталась вставить напуганная Юля. Она сжалась в комок, пытаясь не упасть на пол, в висках застучало, а в глазах расплылся чёрный дым.

– Вот скажи мне, как можно объединить то, что разбилось?! Всё, никак! Как я могу заставить твою тётку перестать пить? Да никак! Это не мой профиль! Я вообще принципиально не могу действовать на людей! Моя задача – охранять людей от чужеродной ереси, а если семья сама хочет, чтоб к ней порча прицепилась – пускай, я ей не помощник! Я не виноват, что семьи распадаются! Я не виноват, что не могу помочь! Да я и не нужен никому!

На этой фразе по лицу Никиты пробежал спазм боли – он схватился за грудь и до крови закусил губу.

– Вы… – простонал он. – Я от вас завишу, а не вы от меня… Выживайте как хотите… Сами разгребайте свои…

Тут он замолчал. По его подбородку покатилась красная капля. Он откинулся обратно на спинку кресла и, вздрогнув, расслабленно опустил руки.