Странник неподвижно наблюдает. И снова под плащом его бьет детская ножка. Перед ним продолжается драка. Руки уже расцепились, и настала очередь ног: они врезаются первому мужчине в ребра, удар за ударом, будто страстные любовники дарят друг другу поцелуй за поцелуем.

Человек перестает бороться.

Победители делят жалкие остатки липкой мякоти, слизывая бо´льшую ее часть с пальцев, и после раздосадованно уходят украдкой в сторону захудалых строений, составляющих основную жилую зону Блажи.

Странник идет дальше, уставившись на плотно утоптанную пыль под ногами. Третий удар вынуждает его втянуть воздух через зубы. Он оглядывается вокруг – на него смотрит только коза. Игнорируя ее злобный взгляд, Странник раскрывает плащ, чтобы заглянуть внутрь. Малыш не спит. Их глаза встречаются, проходит несколько секунд. Странник запахивает плащ и идет дальше.

Избитый человек позади него жалобно стонет.

Следующий удар оказывается более энергичным. Оттянув полу плаща еще раз, бродяга сурово смотрит на ребенка. Младенец перестает бить ножкой и поднимает на него взгляд. Странник вскидывает брови, и малыш улыбается. Так повторяется несколько раз, и с каждым детская улыбка немного ширится.

Странник останавливается и вздыхает. Он прикладывает палец ребенку к губам и накрепко закутывается в плащ. После он разворачивается и идет обратно к пораненному мужчине, лежащему на земле. И поскольку они уходят в сторону от полей, коза возражает против такой смены направления.

Она тянет привязь в сторону от бродяги.

Тот тянет обратно.

Коза знает, что ей не победить, но все равно пытается еще раз. Секундный бунт вознаграждается еще более резким рывком за привязь. В этот раз коза признает поражение.

– Пожалуйшта, не надо больше! – умоляет избитый, закрывая лицо руками. – Вы уже вше жабрали. – Ему только что выломали зубы, так что он шепелявит.

Странник ждет, не обращая внимания на исступленную дробь, выбиваемую по его груди и животу.

Человек робко опускает ушибленные руки, открывая на лице гармоничный коллаж из красных и фиолетовых пятен.

– Ты новый глаж Надшмотрщицы? Прошу прощения, – несмотря на возраст побитого, его голос из-за шепелявости звучит по-детски. Мужчина с трудом набирает воздуха, затем продолжает: – Я отлучилфя вшего на минутку, пожалуйшта, не говори ей нифего. Вшего лифь на минутку. Я шейчаш пойду… Я шейчаш… – Он приподнимается на несколько сантиметров, но тут же снова падает, скорчившись от боли.

Странник дважды обвязывает поводок вокруг запястья и протягивает избитому руку.

Человек смотрит на нее, как будто это бомба или змея. После недолгого промедления он вцепляется в ладонь, его пальцы дрожат в хватке Странника. Из-за ранений незнакомца и ноши бродяги движения выглядят неловко, но в конце концов мужчина встает и тяжело опирается на козу, которая стоически терпит это оскорбление.

– Шпашибо тебе, нежнакомец… Мне нужно… немного подлататься, прежде фем я шмогу быть полежен… хоть кому-то. Не поможешь добратьшя до Мелкой? Это… вон там, – он показывает на осыпающийся дом, взрывом выбитый из цельной каменной глыбы. Вывеска, на которой недостает части букв, высвечивает остатки воспоминаний о первоначальном названии здания.

Странник кивает и начинает идти в его сторону.

Всего через несколько шагов у человека едва остаются силы дышать.

– Оштановишь… на минутку, дух… перевести.

Они ждут, тишина треплет нервы обоим.

Отдышавшись наконец, избитый говорит:

– Кажетшя, я тофьно штал бы покойником, не покажишь ты в нужный момент. Шлушай, у меня не было… особых поводов поговорить… уже довольно давно. Я жнаю, что таким не кажушь, но… было время, до того как все это… ну, раньше, когда меня жнали как своего рода оратора, ешли ты понимаешь, о чем я. – Он кашляет, вытирая кровь и слюни тыльной стороной ладони. – В общем, когда имена еще хоть какого-то щерта да жначили, люди жвали меня Вентриш. А как тебя жовут, нежнакомец?

Странник отворяет плохо подогнанную дверь, покоробившийся металл царапает по камню, на мгновение укрывая внутренние помещения здания занавесом пыли. Друг за другом вся группа входит внутрь – диковинная процессия из бродяги, избитого мужчины и козы.

Внутри комнаты установлен шатер из пластика, некогда белый, но со временем превратившийся в крапчато-кремовый. Все указывает на то, что за этот островок чистоты было проведено много сражений с посягающей на него грязью. Снаружи небольшого дочиста отмытого круга, вдоль периметра комнаты расставлены столы и верстаки, перемежаемые колоннами из тесаного камня. Между входом и шатром стоит женщина, и в руке у нее пистолет. Тоже до блеска начищенный…

– Ни шагу дальше, – в голосе женщины еще слышится былая молодость. Лицо ее уже давно утратило.

Странник отходит в сторону, позволяя раненому попасть в поле зрения. Даже от такого короткого пути он побледнел, из-за синяков на щеках он кажется призраком.

– Полегще, Мелкая, – хрипло отвечает мужчина. – Он прошто… помогает штарику.

– Вентрис, это ты, что ли? Солнца, да на тебе живого места нет! – Она окидывает мужчин властным взглядом и не дожидается ответа. – Хватит уже стоять и истекать кровью у меня в дверях. Давайте проходите и дверь закройте. Не хочу, чтобы кто-то подумал, будто ко мне можно вот так завалиться в любое время суток!

Ее приказы не встречают сопротивления, и минуту спустя Вентрис лежит в шатре, а Странник сидит у стены. Обоих предупредили, чтобы они ничего не трогали.

Шатер дает только иллюзию уединения, и голоса проникают наружу, секреты разлетаются на крыльях шепотов.

– И что на этот раз произошло?

– Я был неошторожен.

– Ты всегда неосторожен, и это чудо, что ты при этом так долго протянул. Скажи мне то, чего я не знаю.

– На меня двое работников напали, жаштали врасплох. Брофили меня на корм червям, ублюдки.

– Не шевелись. Похоже, у тебя ребро треснуло. Что за работники? Нет, дай угадаю, кто-то из группы, что пришла с севера, Келл или один из его… Я так и поняла. И что ты мне недоговариваешь? Давай, Вентрис, не заставляй меня делать то, о чем ты пожалеешь.

– Я штащил небольшую пешу и припрятал ее. Кажетшя, не флишком хорошо припрятал.

Следом за звуком щелчка по уху слышится недовольное ворчание.

– Чертов идиот! Тебе повезло, что это Келловы ребята тебя спалили, а не кто-то из бригады Надсмотрщицы, а не то, чтобы тебя собрать, нескольких швов бы уже не хватило.

– Я был не наштолько бешпечен, никто иж них не видел. – Еще один щелчок. – Ой, полегще, Мелкая!

– А если они заметили пропажу, то что тогда? Я уже подумываю тебе швы распустить и наружу вышвырнуть, к падальщикам.

– Ты хороший друг, Мелкая. Таких, как ты, мало ошталошь.

– Не испытывай судьбу. Это в последний раз, слышишь? Еще одна глупость, и я тебя сама пристрелю, а что уцелеет – пущу на продажу.

Никем не замеченная коза стягивает со стола перчатку и начинает жевать.

– Итак, – продолжает Мелкая, не больно-то стараясь говорить тихо. – Что это за парень, что приволок твою жалкую тушу к моей двери?

– Да будь я проклят, если жнаю. Он не иж любителей поболтать. Ни шлова мне не шкажал, прошто по-

явилшя иж ниоткуда и привел меня шюда. Может, он иж полукровок? Я шлышал, что некоторые иж этих нещщаштных и говорить-то по-человечешки не умеют.

– Мне он не кажется похожим на полукровку. – Что-то металлическое со звоном отправляется в поддон. – Я не знаю, на кого он похож, и это меня беспокоит. Не думаю, что тот, кто не умеет кричать, может быть торговцем. И еще он не раб.

– Какие-то шредштва у него есть.

– А по одежде и не скажешь.

Смех Вентриса прерывается шипением:

– Проклятые ребра!

– И ты заметил, как он двигался? Он пытается что-то спрятать. Я не знаю, изуродован он или вооружен, но знаю, что от него будут неприятности.

– Тебя бешпокоит, что у мужчины под плащом? Не похоже на тебя, Мелкая.