– Я это поняла.

Ненашева уже закончила мыться и теперь комкала в руках полотенце.

– Как вас коллеги приняли? Все нормально?

– Да…

– Тогда идемте в административный корпус, я передам вам истории. Вы курите, Ульяна Борисовна?

– Что? А, нет-нет, я не курю, – выбросив, наконец, полотенце в корзину, поспешно ответила она.

– Я это не к тому, что считаю подобную привычку неприемлемой – сама курю.

– Нет, у меня нет вредных привычек, – каким-то ученическим тоном сказала Ненашева. – Я веду здоровый образ жизни, занимаюсь спортом.

– Спортом? Каким?

– Фехтованием. У меня первый взрослый разряд, я чемпионка области и серебряный призер первенства страны.

«Надо же… а нервы у тебя гуляют, вон и сейчас побледнела, на щеках румянец, как с мороза. Странно для спортсменки».

– С вами все в порядке, Ульяна Борисовна?

– Да… со мной все в порядке. – Сказав это, она выпрямилась, подняла подбородок и предложила: – Я готова, можем идти. – И у меня возникло ощущение, что идти она никуда не хочет, а делает это потому, что так надо.

Всю дорогу по длинному подземному переходу до административного корпуса я пыталась понять, почему меня нервирует эта девица. В ней не было ничего отталкивающего, наоборот – мягкая, почти неприметная внешность, светло-русые волосы, аккуратная короткая стрижка, плавные движения, негромкий голос. А я иду рядом с ней и буквально ощущаю, как во мне что-то переворачивается, а внутренний голос говорит: «Не верь ей, она не та, кем хочет казаться».

– Ульяна Борисовна, а вы уже переговорили с Иваном Владимировичем? – спросила я, когда мы уже подошли к лестнице, ведущей в корпус.

– С кем?

– С психологом.

– А… нет, пока не успела, знаете, как-то не было времени, я сразу историю взяла, пока все просмотрела, пока прикинула план… – И снова мне показалось, что она будто оправдывается, нагромождает словесную кучу, чтобы за ней скрыть явное нежелание идти на разговор к Иващенко.

– Ну, вот как раз сейчас у него перерыв, – бросив взгляд на часы, сказала я, – он наверняка пьет кофе в ординаторской, так что сможете договориться о времени посещения.

– Да… конечно, – без особого энтузиазма согласилась Ненашева.

Передав ей истории тех клиентов, которыми она будет заниматься, я вдруг вспомнила, что время уже обеденное, а Матвей так и не позвонил. В ординаторской его тоже не было.

– Кто видел Мажарова? – спросила я, обращаясь к врачам, и Филипп Басалаев откликнулся:

– Он вроде в приемное ушел.

– Что же мне не позвонил? А не сказал, что там?

– Кого-то привезли из городской.

Это была нормальная практика – городская больница часто отправляла к нам своих пациентов, кому требовалась пластика, потому не было ничего удивительного в том, что Матвей, дежуривший сегодня по приемному отделению, ушел туда не отзвонившись.

Но где же эта семенцовская протеже? Черт бы подрал этих «позвоночных», ведь назначили же время…

Сейчас разозлюсь и отошлю ее, пусть в Москве клинику ищет.

Руки тряслись, колени подгибались, по спине сбегали струйки пота – именно так она чувствовала себя, когда впервые в карьере вошла в операционную в роли хирурга, а не ассистента, и это ощущение Ненашева помнила очень долго.

Сегодня ничего подобного не было, Ульяна чувствовала себя собранной, уверенной и точно знала, что и как делать.

Поздоровавшись со всеми, она посчитала в голове до десяти и шагнула к столу, ощущая затылком, что за ней наблюдают.

Подняв слегка голову, она увидела, что потолок операционной стеклянный, там находится купол – такой же, как в больницах, где она проходила практику, учась в институте. И наверняка там сейчас сидит Аделина Драгун и наблюдает за тем, как она, Ульяна, будет работать.

Она отлично понимала, что это не от недоверия, не от желания проконтролировать – владелица клиники хотела посмотреть, как поведет себя в первый операционный день новый хирург, в этом нет ничего странного или обидного.

«Я не облажаюсь, – сказала себе Ульяна, протягивая руку сестре и чувствуя, как в ладонь лег скальпель. – Я отлично владею этой техникой, сейчас все сделаю в лучшем виде».

После первого разреза она и думать забыла о Драгун, об испытательном сроке, обо всем вообще – только о каждом своем следующем движении, о каждом следующем шаге в ходе операции.

Объем вмешательства был небольшой, девушку не устраивала довольно заметная горбинка, исправить это оказалось просто.

Накладывая послеоперационный бандаж, Ульяна подумала, что действовала по четко намеченной утром схеме, и после снятия всех повязок по мере того, как спадет отек тканей, лицо девушки станет миловидным и не будет больше причиной ее каждодневного стресса.

Именно так клиентка охарактеризовала свое состояние сегодня утром, когда Ульяна осматривала ее перед операцией.

– Вы просто посмотрите на этот крюк, доктор, – повернувшись к Ульяне в профиль, с досадой произнесла девушка. – Я же при желании могу бутылки открывать…

– Вы преувеличиваете, – спокойно отозвалась Ненашева, пальпируя спинку носа. – Но я согласна с тем, что эту горбинку лучше убрать, раз она причиняет вам такой дискомфорт.

– Дискомфорт! – фыркнула клиентка. – У вас вон даже горбинка на носу симпатичная, и сам носик маленький…

– У вас немного другое строение лицевого черепа, потому такая форма носа, как моя, сделает ваше лицо невыразительным, он для вас мелкий. А мы устраним имеющийся дефект, и ваше лицо станет вот таким. – Ульяна взяла планшет, с которым, как ей уже объяснили, здесь принято ходить на обходы, и показала девушке два варианта фотографий, совмещенных в одну картинку – до и после. – Видите? Мы это аккуратно уберем, и ваше лицо изменится. Нравится?

Девушка, едва дыша, взяла планшет двумя руками и долго всматривалась в фото, с которого уже исчезла ненавистная горбинка.

– Ой… надо же… – возвращая планшет Ульяне, произнесла она. – Вообще другое лицо…

– Еще не поздно отказаться.

– Да что вы, доктор! – живо возразила клиентка. – Я в эту клинику еле попала! Ни за что не откажусь!

– Тогда до встречи в операционной. Через пару часов проснетесь уже с другим носом.

– Удачи нам, доктор, – сказала девушка, глядя на Ульяну с благодарностью.

– Спасибо, она нам пригодится.

Выйдя из палаты, Ульяна почувствовала, как ей стало чуть легче, как будто беседа с будущей клиенткой сняла напряжение, охватившее Ульяну в тот самый момент, когда она вышла из машины на парковке.

Ненашева всегда волновалась. Иногда ей казалось, что она родилась, волнуясь, и умрет, тоже охваченная волнением. Это чувство стало постоянным ее спутником по жизни.

Сегодня причиной волнения была предстоящая встреча с новыми коллегами. Она знала, что работают хирургами здесь мужчины, исключая только владелицу клиники; а женщин, кроме медсестер, кухонных работниц и врачей отделения реабилитации, больше не было.

Хирургия – традиционно мужская территория, женщины стали заходить на нее сравнительно недавно, и многие добивались больших успехов.

Ульяна выбрала специализацию как раз потому, что профессия считалась мужской. Могла пойти в терапию, в кардиологию, но это ее не интересовало. Она знала себе цену, но почему-то жутко смущалась, если об этом начинали говорить вслух – о том, что Ненашева талантлива, что у нее золотые руки, что она накладывает потрясающе аккуратные швы, что она делает экономные разрезы. Ей казалось, что она не заслуживает таких похвал, хотя работает хорошо.

«Зачем хорошо, когда ты должна делать идеально?» – звучал голос в ее голове, и Ульяна снова чувствовала, что не дотянула, не достигла…

Но, против ее настроя, ординаторская встретила ее хорошо и приветливо, и до планерки Ульяна успела со всеми познакомиться.

Особенно заинтересовал ее высокий, широкоплечий мужчина с открытым лицом. Ульяна силилась вспомнить, где раньше слышала эту фамилию, и голос в голове вдруг выдал фразу «а Мажаров молодец, не растерялся. Никогда Аделина никому в рот не смотрела, а тут даже дышать, кажется, боится. Кто бы мог подумать, что он на нее вообще внимание обратит… Хотя ради перспективы и Драгун не самый плохой вариант».