– Да. Хочу.

– Хорошо. Вы пытаетесь найти красоту или идеал – не знаю, что именно, что-то особенное – в окружающих, а должны искать в себе, как всегда это делали.

– Откуда ты знаешь, как я всегда делал? – удивился Слава.

– Вижу – по Вашим картинам это понятно.

– Это даже не все критики замечают.

– Просто многие из них оценивают вещь, а не смысл, и судят по формальными признакам, а не по своим ощущениям.

– Почему? – заинтересовался мастер.

Девушка пожала плечами:

– Наверное, им так удобнее. Гораздо проще составить список требований и потом только ставить галочку: «подходит/не подходит», чем пытаться почувствовать и понять каждое произведение. К тому же их мнения могут не совпадать, а отстаивать свою точку зрения способен не каждый, потому что не каждый в ней уверен. Кстати, по той же причине для людей так важны громкие должности и «почётные» звания. Хотя, если задуматься – это просто несколько слов, которые они могут ставить рядом со своей фамилией, и которые не всегда используются заслуженно. Но люди относятся к ним с трепетом, даже с подобострастием, потому что эти слова отражают – или должны отражать – мнение общества, мнение большинства. И они признают его как истину, потому что не доверяют себе и своему суждению, да и не у всех оно есть. Немногие имеют свою точку зрения, но ещё меньше тех, кто имеет смелость в этом признаться.

– Где ты нашла такие выводы? – поражённо спросил Вячеслав.

– В своих размышлениях, – ответила Елена.

– Необычные размышления для 20-летней девушки.

Она мягко улыбнулась:

– Возраст измеряется не количеством прожитых лет, а количеством приобретённого и, главное, понятого опыта.

– Тогда, видимо, ты даже старше меня, раз так много понимаешь, – усмехнулся художник.

– Ошибаетесь. Я почти ничего не понимаю.

*****

«В этой девушке есть что-то удивительное, чего я никогда не встречал раньше в людях, – думал Вячеслав после её ухода. – В ней поразительно сочетаются мягкость и решительность, открытость и замкнутость. Елена словно создана из противоречий, и в то же время она – самый гармоничный человек, которого мне доводилось видеть».

Художник размышлял, гуляя по берегу реки и глядя на кристально чистую воду, играющую солнечными бликами. В этот день он не брал в руки кисти. Он не мог сидеть дома, ему просто необходимо было куда-то выйти, чтобы остаться наедине с собой: так бывает после встречи с некоторыми людьми – в душе вдруг появляется нечто необъяснимое, важное и очень хрупкое, что хочется непременно сохранить, потому что мы чувствуем – именно это станет для нас новым источником силы, когда все остальные иссякнут. Именно это поможет нам продолжать идти вперёд и покорять новые вершины. И именно этого нам обычно так не хватает…..

Солнце начинало опускаться за неровный горизонт леса, окрашивая небо в кисельно-сиреневые цвета. Воздух словно замер, вобрав в себя все переливы уходящего дня, и природа застыла в таинственном ожидании ночи. Вячеслав очень любил такие минуты – тогда он особенно тонко ощущал всё, что его окружало, и в звенящей вечерней тишине прислушивался к себе, стараясь уловить каждую новую грань эмоций, которую потом неизменно переносил на холст. Он не знал и не понимал, как это работает, да и не пытался понять – он просто нашёл для себя особое время, когда появляются особые идеи и зарождаются особые чувства…..

Домой он вернулся уже за полночь. Спать ему совершенно не хотелось. Художник вошёл в свою мастерскую, залитую лунным светом и подошёл к мольберту. На нём был всё тот же холст с недописанной картиной. Несколько мгновений Вячеслав смотрел на него в задумчивости, и вдруг резким движением отбросил в сторону. Схватив первый попавшийся белый лист, он начал работать – страстно и увлечённо, не останавливаясь ни на минуту, забыв про всё и полностью погрузившись в творчество. В этом отчаянно счастливом порыве слились воедино все душевные волнения и терзания, бессилие и вдохновение, спокойствие и яркие эмоции, не дававшие ему покоя последние несколько месяцев…..

Когда Вячеслав отложил кисть, за окном уже загорался рассвет. Первые лучи солнца коснулись холста, и только в этот момент он понял, что всё это время даже не осознавал, что именно пишет. Художник отступил на шаг от мольберта и взглянул на картину. Это была летняя гроза.

*****

– Делай, что хочешь, но найди мне её!

– Как я это сделаю, если ты ничего не рассказал мне об этой девушке? – удивлённо возмущался Эдуард.

– Елена. Её зовут Елена.

– Исчерпывающая информация.

– Не издевайся! – раздражённо сказал мастер, но через несколько секунд успокоился. – Извини. Просто я места себе не нахожу.

С того дня прошла уже неделя, но Лена больше не появлялась. Вячеслав ждал её прихода каждый день, бросался к окну при малейшем шорохе, доносившемся с улицы, но девушка так и не пришла.

– Неужели я её чем-то обидел? – мысленно ругал он себя. – Почему она ничего не рассказала про свою жизнь? Самолюбивый эгоист! Я весь день говорил о себе, о живописи, но не задал ни одного вопроса о ней. Где теперь её искать?

А найти Елену стало для него необходимостью. Ему нужно было увидеть её ещё раз, ещё раз с ней поговорить. Зачем, он и сам не знал, но без этой встречи уже не мыслил себя как художника. Его «Летняя гроза» за несколько дней стала самой обсуждаемой картиной, и её фотографии не сходили с первых полос газет. Журналисты теперь не донимали его вопросами, как ему удалось написать новый шедевр – они привыкли, что он ничего не хочет им рассказывать. Но в этот раз он не смог бы им ответить, даже если бы захотел – Вячеслав сам этого не понимал. Может быть, для этого он и искал встречи с Еленой – где-то в глубине души художник надеялся, что она сможет ему это объяснить. И, кажется, он наконец-то нашёл идеальную натурщицу для воплощения своего замысла об идеальном портрете.

– Сдалась тебе эта девушка! Что ты к ней привязался? Влюбился, что ли? – хитро подмигнул Вячеславу Эдуард.

– Дурак! – бросил тот. – Ты ничего не понимаешь!

– А что я ещё должен думать, если всю неделю ты только о ней и говоришь? – обиделся его знакомый.

– Есть чувство, больше, чем любовь, – задумчиво глядя в окно, ответил художник.

– Интересно! Это какое же?

Вячеслав повернулся к нему:

– Не знаю. Узнаю – скажу, – и, помедлив, добавил, – найди её. Пожалуйста.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – еле слышно сказал Эдуард, закрывая за собой дверь.

Вячеслав остался один. Он не сводил глаз со своей новой картины – она чем-то притягивала и пленяла даже его самого. Десятки коллекционеров хотели купить её, но художник не соглашался и даже слышать не хотел о подобных предложениях.

– Он просто набивает себе цену, – ворчали несостоявшиеся покупатели, – совсем зазнался!

Но для мастера эта картина вообще не имела цены – она была единственной вещью, связывающей его с Еленой, и продать работу значило бы навсегда порвать эту и без того тонкую нить.

Художник ходил кругами по мастерской, теряясь в догадках, что могло случиться и что ему теперь делать. Он больше не мог работать, но и сидеть без дела тоже не мог – это был какой-то замкнутый круг.

– Пойду прогуляюсь, – решил наконец мужчина.

….Вячеслав сидел на берегу реки, перебирая мелкие камешки и глядя на стремительный поток, несущийся вдаль. День был в самом разгаре: ярко светило солнце, в высокой траве стрекотали кузнечики, а над водой тут и там летали разноцветные стрекозы. Всё вокруг было наполнено таким радостным восторгом, что художник невольно улыбнулся – ему нравилось это торжество жизни, которое царило в эту минуту в природе.

– Даже если мне не удастся её найти, эта мимолётная встреча навсегда останется самым незабываемым и счастливым мгновением в моей жизни, – размышлял он, – но тогда придётся отказаться от своего замысла: ни с одной другой женщины я не смогу написать такой портрет. Хотя, может, это вообще была бессмысленная затея? Она ведь и возникла как-то сама по себе. Конечно, все великие идеи, впрочем, как и великие глупости, рождаются спонтанно. Проблема в том, что в ослепляющем свете тщеславия мы иногда принимаем одно за другое. Видимо, в этот раз и меня ослепило, – грустно улыбнувшись, подумал Вячеслав, хотя прекрасно знал – в чём его нельзя было упрекнуть, так это в тщеславии.