– Слава богу! – Роман провёл грязным, серым запястьем по такому же грязному, серым запачканному лбу. – Слава тебе, хосподи!

И только тут взгляд его упал на образовавшийся беспорядок, до того почему-то не замечавшийся. Словно он прятался, но вот вдруг взял и выпрыгнул! Оглядев кучу ужасно неприглядного мусора Роман содрогнулся.

– Вот чёрт…

Убив на уборку ещё с час новый хозяин квартиры оглядел кухню – ну, вроде всё чисто – и наконец-таки поплёлся в ванную. Умывшись через силу он еле как вытерся и почапал, шаркая подошвами, сразу в спальную. Кровать приняла в нежные объятья. Подушка убаюкала, одеяло согрело. Глядя в блаженную тьму Роман снова долгожданно заснул…

…Что-то шкварчит… И запах такой… жаренный. Сонно, медленно и неспешно капитан Птачек поднял веки. Взгляд упёрся в темень, скользнул к усеянному звёздами окну…

– Й-й-о-о моё… – Роман зевнул и растёр кулаками глаза. – Чё?.. Уже вечер что ли?..

Шкварчит на кухне. И запах, назойливый запах подсолнечного масла на сковородке. Там горит свет – ура, работает! – и голоса, как в какой-то телевизионной студии.

Гоня сон Роман встал и сладко потянулся. Чавкая, словно уже чего-то съел, он надел тапочки и побрёл в ванную. Проходя мимо кухни Роман глянул краем глаза: дочь жарит яичницу и смотрит что-то по телефону. Когда умывшийся, взбодрившийся и разрумяненный отец переступил порог, Настя уже накладывала на стол.

– Яйца кончились. – Она разрезала яичницу на две неравные части и скатила на отцовскую тарелку бо́льшую. – И масла тоже на донышке.

– Ничего, купим. – Роман уселся за стол и с наслаждением внюхался в дочкину стряпню. – Достань, пожалуйста, колбасу и дай мне нож. Ага, спасибо…

Когда Настя приблизилась Роман хотел поцеловать её, но она отстранилась, сделала вид, что не заметила. Оба уселись поудобнее, стали кушать.

Вилкой и ножом дочь орудовала бездумно, всё её внимание в телефоне, где то ли прямая трансляция, то ли ролик. В шоу обсуждают мужчину, который ушёл из семьи и отказывается платить алименты. Студия свистит, улюлюкает, а наглец требует генетического теста…

Прожёвывая кусок за куском, Роман всё ждал: взглянет ли дочь на него?.. За десять минут ужина она так глаз и не подняла. Когда тарелки опустели Роман с сожалением почувствовал, что не наелся.

– Доченька! – Чтобы заглушить электронику ему пришлось повысить голос. – У нас хлеб остался?

Не отвечая Настя встала и, оглядываясь на мобильный, сунул руку в хлебницу. Перед отцом на разделочную доску лёг батон. Роман поморгала… хмыкнул; сделал бутерброд, зажевал… Настя вернулась за стол и продолжила ковыряться в тарелке. Из своей и так не большой порции она съела половину и сейчас просто отщипывает по чуть-чуть, вся целиком в шоу. Роман поразмыслил и сказал, будто ни к кому не обращаясь:

– Вот нахал, а?..

– Что?.. – Настя подняла глаза… и тут же опустила.

– Вот прохвост, говорю. – Роман указал на экран. – Дитё заделал, а теперь увиливает.

– Ещё не ясно… – Дочь снова подняла глаза… и вновь снова же опустила. – Может он и не его вообще…

В студии разгорелся скандал, кто-то полез в драку. Пошли грубые выкрики и запикивания. Роман поёрзал на стуле, откусил от бутерброда ещё, прожевал. Минуты две он сидел, ожидая, что дочь, может быть, скажет что-то ещё… Настя молчала.

– Ты уже созванивалась с подругами? – Прикончив закуску Роман опять взялся за нож.

– С подругами?.. – С великой неохотой оторвавшись от экрана дочь прищурилась. – В смысле?..

– Ну… звонила им? Рассказывала, что уже переехала?.. Как доехала?.. То да сё… – Роман покрутил ладонью.

Какое-то время Настя осмотрела на отца молча, потом поджала губы и снова опустила взгляд.

– Нет, пока не звонила… Потом позвоню… Или напишу… Друзьям…

Роман отрезал ещё батона, ещё колбасы. Намазал маслом и укусил получившийся шедевр. Прожёвывая он то смотрел на дочь, то опускал взгляд и морщил лоб, размышляя.

– Ну, думаю, здесь у тебя тоже друзья появятся… Когда пойдёшь в школу, я уверен, ты убедишься, что здесь вовсе и не плохо…

Настя взглянула на родителя, как глядят на идиотов. Снова опустив взгляд и поджав губы она обронила:

– Мне было достаточно прежней школы… и прежних друзей…

Роман почавкал и вздохнул.

– Доченька… Какая-то ты слишком мрачная. – Сделав паузу он натужно прибавил бодрости: – Я тут, кстати, насчёт местных школ узнавал. Представляешь – тут одна как раз поблизости!.. Двадцать третья, на Ставропольской девятнадцать. Пешком от нас минут за десять добраться можно. Ещё ближе, чем была твоя в Самаре…

– Папа! – Настя не выдержала, отложила телефон. Глаза её превратились в раскалённые угли. – Лучше не напоминай! Лучше не говори! Начал тут… Дома я всех знала! Дома всё было привычно! Все друзья мои дома остались, а я теперь здесь! – Роман бутерброд отложил; взгляд его полностью прикипел к дочери, ставшей вдруг необычайно словоохотливой. – Мы уже с подругами договаривались, куда пойдём учиться, чтобы вместе! А что теперь?! – Настя округлила глаза. – А что теперь?! А теперь всё! Пуфф! – Она развела руки. – Пшик! На ноль помножено! А тебе плевать!

Забыв о яичнице дочь вдруг поднялась и, старательно закидывая голову и отворачиваясь, заспешила к себе. Роман хотел ухватить её за руку, но в последний момент передумал. Глядя на уносящуюся фигуру он громко вставил:

– Доча! Но ведь и не учиться ты не можешь! Школу-то всё равно тебе надо заканчивать!

Дверь в Настину комнату в очередной раз с грохотом захлопнулась.

– Красота какая… – Роман протянул руку, но дотронуться не посмел. – Это что всё, настоящее?.. Не бутафорское?..

– Обижаешь! – Понятовский подошёл к стеллажу, его рука ухватила саблю, потянула – к капитану обратилось полированное навершие. – Возьми. Взмахни.

Начальник отступил. Преодолевая вдруг напавшую, как из-за угла, робость Роман поднял руку… и с глухим выдохом махнул! Полоска стали свистом рассекла воздух и сердце тут же восхищённо зачастило, словно играешь лучшей на свете игрушкой! Капитан сжал эфес удобней, расслабил запястье и поводил клинком вправо-влево, парируя воображаемые выпады.

– Нравится? – Понятовский самодовольно улыбнулся. – Ручная работа! Эту я с Кубани привёз, есть там у них такой известный кузнец, Рыбников фамилия… У меня ещё его кинжал имеется. Вон там, в углу висит…

Бережно, как драгоценность, Роман поднял саблю на ладони. Клинок последний раз сверкнул в свете ламп и повис на законном месте.

– Да-а-а… Красиво, конечно… – Отойдя от стеллажа, Роман ещё раз оглядел стальное многоцветье. – В первый раз вижу человека, коллекционирующего оружие…

Понятовский поднял указательный палец, поправил:

– Холодное оружие!.. Но будет, товарищ капитан… Присаживайтесь. В ногах правды нет.

Он указал на стул и Роман уселся возле начальственного стола, задрав ногу на ногу.

– Это ты молодец, что так рано пришёл. – Полковник вернулся в кресло. Его ладони, как у школьника, скрестились на столе, словно на парте. – Лично я в отделение позже, чем в половину седьмого не являюсь. Считаю это признаком профессионализма.

Стараясь держать лицо умным и внимательным взглядом Роман фиксировал нового руководителя в анфас: опрятный, причёсанный, форма выглажена идеально – ниточка не торчит. Седина прокралась в виски, но Понятовский явно не стар. И усы. Небольшие, немного комичные усы. Хотя ему идёт.

Роман оглянулся на окно – на улице темень теменью, даже можно, если поискать за облаками, угадать ещё не скрывшуюся луну.

– Да я не специально. Просто я же здесь ещё не был. Вот решил, чтобы наверняка успеть, выйти пораньше.

Понятовский прищурился:

– А где ты поселился?..

– На Советской, семьдесят четыре. – Роман кивнул через плечо. – Тут, оказывается, и недалеко…

– Да тут, приятель, совсем близко! – Понятовский покачал головой, его брови удивлённо вспорхнули. – Эх, дружок! Повезло тебе! А я чуть-ли не с другого конца города езжу…