Надо было идти в магазин, но прежде - побриться. Видимо, я все еще был не в себе, потому что сделал то, чего не делал уже давно - порезался. От вида крови на лице я побледнел и, чтобы не грохнуться, поторопился осторожно лечь на пол, подогнув колени к подбородку. Ох ...

  Я снова был далеко отсюда и переживал ужас того момента, когда очнулся и почувствовал, что весь в крови: и лицо, и руки... Откуда-то я знал, что это кровь. Очень медленно и с большим трудом смог ощупать свою голову, приоткрыть глаза и посмотреть на руки. Они и вправду были в крови, как, видимо, и лицо, но я не был ранен. Тогда я осторожно повернул голову вправо. Старлей лежал рядом на спине, а вместо лица у него было сплошное месиво. С тех пор я с большим трудом стал переносить вид крови, а на себе - особенно.

  Так мы и лежали рядом. Долго, молча, без обычного зубоскальства. Лежали, пока нас не нашли свои. Я еще не знал, что тоже не выйду отсюда невредимым.

   Отчего-то вспомнилось, как в самом начале, когда стало ясно, что мы напоролись на засаду, старлей, уже лежа на земле, перекрестился со словами:

  - Господи, помоги!

  Я видел много смертей, но в такой близости - первый раз. Еще после увиденной первой задумался над тем, почему же так происходит, что одним Бог помогает, а другим нет? И, чтобы не надеяться понапрасну, сказал Богу:

  - Господи, я знаю, что ты есть, но никогда ни о чем тебя просить не буду, потому что ты слышишь так много просьб, что не успеваешь всем помочь. Я это понимаю, Господи, поэтому и не обижаюсь.

   Так я решил свои отношения с Богом, я его и вправду с тех пор ни разу не побеспокоил.

   Эй, старлей, когда ты уже оставишь меня в покое?

  Дурнота постепенно прошла. Я осторожно сел, а потом и встал, и, хотя руки еще заметно дрожали, смыв кровь, заставил себя добриться. Магазин находился через дорогу. Тот самый, в который Аля почему-то не любила ходить.

  На свой третий этаж я поднимался медленно. У двери Али стояла Ивановна и о чем-то размышляла. Я никогда не разговаривал с ней кроме единственного раза, когда просил ее заняться моим хозяйством, деньги предпочитал оставлять на столе. Но сегодня я явно был не в себе, потому что спросил, что случилось. Оказывается, она собралась к мужу Али, который жил рядом, в доме с магазином, но боялась, что Аля этого не одобрит.

  - К какому мужу? Где живет? - я ничего не понимал.

  - Ну, как к какому? - Ивановна явно обрадовалась, что нашла собеседника. - Мужа она уж года три, как выставила, когда он ребеночка с другой прижил. Все с работы возвращался с молодой девицей, вроде как страшно было зимой ей одной идти. Он не хотел уходить, да Аля и слушать не стала, вещи враз собрала. Так он как выпьет, так к ней и бежит, плачет, назад просится, они ведь со школы вместе. А сыночек поехал на лето к ейной матери, она в Белоруссии у своей сестры живет, да назад не вернулся, сказал, что стыдно ему здесь жить. С тех пор Алевтина одна и мыкается, Никитка - приблуда только и приходит.

  - Почему приблуда?

  - Да потому что родители его пьют, а она его жалеет, компьютер дает, пирогами кормит.

  - Ну, а к мужу-то зачем? - я начинал терять терпение.

  - Так мне к внукам надо, а я целый день туда-сюда мотаюсь. Она все плачет и плачет...

  Я начинал злиться. Какого черта мне пришло в голову заговорить с этой бестолковой старухой?

  - Отчего плачет?

  - Ну, так я и говорю... Пришла я к ней утром проведать, чайку попить... Она в другую комнату зашла, а вышла белая вся, посмотрела на меня как на чужую, да в обморок и брякнулась. Потом ничего, вроде оклемалась. Я уж три раза к ней заходила, а она все лежит и плачет. Спрашиваю, что случилось, молчит. Может и вправду к Виктору ее сходить, посидел бы с ней, поговорил... Мало ли что...

  Я пожал плечами, зашел в свою квартиру и закурил, убеждая себя, что мне там делать нечего, что это не мои проблемы. Выдержал чуть больше часа...

   Ни на что, собственно, не надеясь, позвонил. Аля открыла дверь. Глаза были заплаканы.

  - Как хорошо, что ты пришел, - тихо сказала она, - проходи.

   Зайдя в комнату, я сел в кресло и выдал домашнюю заготовку:

  - Аля, я - дурак, конечно, но не женат. Это была глупая новогодняя шутка.

   Уверенность в том, что она расстроена из-за вчерашнего приезда Ирины, была полной.

  - Она приехала по делу и вот так глупо пошутила. Вчера вечером и уехала.

  - Вы любовники? - спросила Аля по-прежнему тихо, не поднимая головы.

   Я мог бы соврать, но не захотел.

  - Сто лет назад, может, что-то и было, но уже давно ничего нет.

  - И вы не... - она замялась, не зная, как сказать.

   Ах, Аля, святая ты простота, да Ирина бы за минуту двадцать слов назвала, чтобы

   обозначить то, о чем ты спрашиваешь.

  - Нет, - заторопился я, - я бы не смог, даже не смей так думать.

  - Я так и не думаю... но должен же ты был когда-нибудь уйти? Вот и ушел. Все нормально. Я плакала не из-за этого.

  - Тогда почему?

  Я ничего не понимал.

   ОНА

   Я махнула рукой в сторону компьютера, он подошел и нажал на клавишу. На экране высветилось письмо от сына Павла, Генриха. Он вполголоса прочитал: