Они поженились лишь после рождения дочери. Он не звал ее замуж, а она не отвечала согласием, просто это было нужно, чтобы ребенок не рос безотцовщиной. Настя опять чувствовала себя уязвленной, но заботы о малышке оттеснили мрачные мысли на второй план. Иван полюбил дочь с первой минуты, как увидел, мог часами забавлять ее, разговаривая при этом на каком-то лишь одним им понятном языке. Вот кому достались все слова о любви! Оказывается, он знал их... Настя же была только той, кто всегда был рядом. Он тепло относился к ней, ночи были полны нежности, она знала, что желанна, но чувство какой-то неправильности не оставляло ее. Она гнала его, убеждая себя, что слова не значат ничего, главное - дела, но так и смогла освободиться от этого чувства совсем.
Три года спустя она поняла, что опять ждет ребенка. Иван был этому рад, а Настя была рада еще и тому, что рад был Иван. Мальчик умер при родах. Муж постоянно находился рядом, помогал ей во всем, но она, выслушивая слова утешения, жаждала среди них услышать все те же три несказанных, заветных, жаждала, потому что думала, что они смогут что-то изменить, как-то облегчить их боль, но так и не дождалась. Казалось бы, чего проще спросить обо всем у него и разом покончить со всеми сомнениями, но Настя не сумела заставить себя начать этот трудный для обоих разговор, потому что странно было, как ей казалось, в это время говорить не о маленьком мальчике с насупленными бровками и светлым пушком на головке, а о любви, однако, мысль о том, что ребенок не захотел жить там, где любви не было, по-прежнему не давала Насте покоя. Они отдалились друг от друга, лишь чувства к дочери не дали им разойтись совсем. Она понимала, как призрачно ее счастье, но ничего не могла сделать для того, чтобы он начал относиться к ней иначе. Не лучше, но иначе... Оставалось жить с этой болью и ждать, но чего и когда... она не знала, поэтому смирилась со всем происходящим в их жизни и стала незаметной мышкой как в мыслях, так и в желаниях.
Время шло, все как-то утряслось, все как-то улеглось, и жизнь не казалась уж такой безрадостной, тем более что подрастающая дочь оставляла мало времени для ненужных мыслей. Страшные девяностые семья пережила тяжело: муж потерял место, а она, работая учительницей начальных классов, приносила домой, если не задерживали в очередной раз зарплату, такие копейки, что приходилось проявлять чудеса смекалки, чтобы хоть как-то прожить месяц.
Однажды дочь, видя, как мать второй раз пересчитывает деньги, с которыми должна была пойти на базар, заявила, что было бы здорово, если бы в месяце было двадцать дней, тогда бы и денег хватало. И тут Настя вспомнила, как ее приятельница, тоже учительница, которой жилось еще труднее, потому что после развода она поднимала детей одна, рассказала, как однажды вечером двойняшки объявили, что знают, что нужно сделать, чтобы масла хватало до конца месяца. Оказывается, все просто, надо было только не класть его в холодильник, потому что, когда оно мягкое, его можно намазать на хлеб более тонким слоем и, следовательно, расходовать экономнее.
Слезы покатились сами собой, дочь заплакала тоже, не понимая, чем она могла обидеть мать.Настя почувствовала себя такой уставшей, такой униженной, такой опустошенной, такой брошенной своей страной с ее много и нудно, но без толку говорящими лживыми правителями, что пришла к мысли о невозможности жить этой жизнью и к решила ее как-то круто изменить.В результате ночью в постели, рассказывая мужу о незначительных событиях прожитого дня, попросила его подумать о том, чтобы уехать из страны.. Через полтора года они уже сидели в купе поезда, уносившего их в новую жизнь, и неизвестно было, будет она счастливее или нет, но в том, что она будет иной, супруги не сомневались.
Первые годы были нелегкими, потому что тяжело было найти работу, тяжело общаться с местными на чужом языке, тяжело принимать не всегда понятные правила новой жизни, тяжело слушать по телевизору о своей стране часто только негативные новости, но было и нечто хорошее: муж в конце концов нашел неплохо оплачиваемую должность, дочь - новых друзей, а она стала обучать желающих русскому языку. И потекла неспешно довольно сытная жизнь, где самым страшным было потерять место. Дочь, едва ей исполнилось восемнадцать, неожиданно выскочила замуж и жила теперь в другом городе, а Насте, так и не сумевшей избавиться от тоски ко всему русскому, пришлось смириться с гнетущей тишиной пустых комнат и ждать мужа, приезжавшего домой лишь на два дня в неделю.
Она и не заметила, как одиночество оплело ее тысячью нитей, заставило тяготиться обществом других людей, научило долгие часы проводить на диване, свернувшись калачиком, и не думать ни о чем. Однако, пришло время, когда надо было решать, как же жить дальше, потому что исчезла Настя, женщина, которая всегда была с мужем рядом, но еще не появилась та, другая, одинокая, которая смогла бы начать жизнь с чистого листа.
Прошел месяц, а Настя все еще не сделала ничего, что могло бы приблизить ее к жизни брошенной жены: не обменяла квартиру на меньшую, не нашла постоянную работу, не сказала дочери правду об уходе отца, не бросила курить, не начала сносно питаться, не перестала часами смотреть на дерево под окном, не переборола свое нежелание выходить на улицу... Перечислять можно было до бесконечности, и она честно каждый день назначала час, когда она встанет и... И не происходило ничего, потому что тут же находилась причина, по которой она не могла этого сделать именно сегодня. Оставленные мужем на общем счету деньги быстро таяли, так как надо было оплачивать многочисленные счета и кредит за новый холодильник, но хорошо было хотя бы то, что сделать это можно было по интернету не выходя из дома..
Итак, через месяц она поняла, что денег при самой жестокой экономии осталось всего на пару недель, поэтому решила с утра встать и... И тут появился Роман. Он был их давним знакомым, первым русским, с которым они познакомились в этом городе. На местном базаре он имел небольшой магазин, торговал одеждой и обувью, поставляемой местными умельцами-армянами. Богатым он себя не считал, но жил не бедствуя, имел множество знакомых и любил приглашать их в гости. Настя и Иван тоже были не единожды приглашены и даже познакомились с его женой, умной, нервной и энергичной Катей, открывшей модный парикмахерский салон. Однако, знакомство с ней было недолгим, так как вскоре она нашла себе нового состоятельного мужа, как говорил Роман, подстригла наконец-то того, кого надо.
Увидев на пороге старого друга, Настя ойкнула, мговенно представив, как выглядит в старом, неопрятном, неизвестно когда в последний раз стираном халате, без прически и очередной сигаретой в зубах, пулей залетела в спальню, выхватила из шкафа первое попавшееся платье, а затем опять так же быстро пролетела мимо гостя в ванную переодеваться. Когда минут через двадцать она вышла, то увидела, что времени он не терял: пепельница была пуста, пыль со стола вытерта, на нем лежали несколько яблок именно того сорта, который она любила, и коробка конфет, а так же стояли два чисто вымытых бокала и бутылка вина.
Роман посмотрел на нее и покачал головой: торопливо нанесенный макияж не мог стрыть ни похудевшего лица, ни темных кругов под глазами. Ему стало жаль всегда такую милую, женственную, явно не заслужившую того, что с ней случилось, женщину. Он разлил вино, подал ей бокал и начал рассказывать, как вчера в кафе неожиданно встретился с Иваном и от него узнал, что уже месяц, как они расстались. Настя хотела его поправить, сказать, что она не расставалась с мужем, это он бросил ее, но промолчала, подумав, что Роману, наверно, и так было все ясно. Потом он извинился, что пришел без звонка, но это случилось лишь только потому, что он случайно проезжал мимо.
