Видимо, пришла пора надежнее спрятать в самых дальних уголках памяти, а еще лучше навсегда забыть, как без любви, только ради крыши над головой для себя и своего ребенка, окрутила она молодого парня, расстроила его свадьбу, а в результате осталась одна с двумя детьми на руках. Те несколько месяцев, что они прожили вместе, счастливыми назвать было трудно. В будущем муже ее раздражало абсолютно все. Чего стоила одна только привычка подолгу молча сидеть перед печью и смотреть на огонь! Женщина чувствовала, что ей никогда не достучаться до его сердца, что даже рождение ребенка не изменит ничего в их отношениях, и это выводило ее из себя. Ее недовольству не было конца.

   А он винил за все произошедшее только себя, однако не находил ни сил, ни желания хоть что-то изменить, смотрел в пол и молчал. Оставалось лишь надеяться, что после родов отношения с этой чужой и нежеланной женщиной изменятся к лучшему. Не зря ведь мужики рассказывали о чудачествах своих жен, когда те были в таком же положении. Вот так и получилось, что за то прожитое вместе время ни он, ни она не нашли друг для друга ни одного доброго ласкового слова. Вполне вероятно, что именно поэтому женщина и перенесла неприязнь с без пяти минут мужа на дочь, родившуюся уже после его смерти.

   Если посмотреть со стороны, то их небольшая семья казалась абсолютно нормальной. Обе девочки были одинаково одеты и накормлены, мать никогда не поднимала на них руку, но все же было нечто, что их разделяло. Старшая могла часами крутиться возле обожаемой мамочки - младшей это не дозволялось. Не то чтобы мать, не выслушав ребенка, гнала его от себя. Нет, такого не было. Но ее постоянно демонстрируемое равнодушие в конце концов дало свои плоды: младшая постоянно чувствовала себя нелюбимой, всегда в чем-то виноватой и обращалась к матери лишь в случае необходимости.

   Старшая в их семье всегда была для Юли эталоном для подражания. Ее постоянно хвалили, ставили младшей в пример. И Юле мало-помалу пришлось свыкнуться с мыслью, что она по какой-то неизвестной ей причине не достойна любви сестры и матери. Тогда она сделала то, что чаще всего и делают нелюбимые дети: замкнулась в себе. И не появись в ее жизни Сергей, кто знает, как бы сложилась судьба Юли: нелюбимые дети редко бывают счастливыми и успешными.

   Женщина неторопливо отвела глаза от стены, на которой остался лишь сиротливо торчащий и потемневший от времени гвоздь, и подумала, что теперь в этом доме уже никогда не будет ни так не похожей на нее младшей дочери, ни ненавистного портрета. Она медленно покачала головой, словно отгоняя ненужные воспоминания, потом пожала плечами и вышла из комнаты, почему-то осторожно прикрыв за собой дверь.

   А в это время дед Никодим суетился на своей кухоньке, ожидая приезда внука, и размышлял о том, как воспримет Юля известие о женитьбе Сергея. Да еще на ком! На ее старшей сестре. Вчера он решился-таки с Юлей об этом поговорить и, может, попытаться ее успокоить. Все-таки не чужая она ему, считай, на глазах выросла. Когда поменьше была, частенько забегала, сейчас вот реже, но все равно старика не забывала.

   Подкараулил, когда Юля кормила кур, окликнул через забор, попросил зайти. Она согласно кивнула головой, но так и не пришла. По всему выходило, что знала уже о свадьбе, поэтому и не захотела ненужных теперь разговоров. А по лицу ничего и не увидишь, это она с детства такая скрытная. Мать, бывало, начнет за что-то ругать, а она ни слова в ответ не скажет, все молчком да тишком, даже в лице не переменится. И от сетрицы-козы ей тоже частенько доставалось; та все норовила на младшую не только свою работу по дому и огороду свалить, но еще и матери наябедничать. На чьей стороне была мать - и без слов ясно. Но только и у Юли имелся свой кусочек радости - его внук Сергей. Хотя был он старше, давно жил в городе, а любил соседскую девчонку как сестру, да и она в нем души не чаяла.

   А в это время Сергей и Марина подъезжали к поселку. Она, довольная собой и жизнью, всю дорогу говорила о том, как они будут счастливы, кого пригласят на свадьбу, куда поедут в первый отпуск. Он не особо вслушивался в ее слова и, если было нужно, просто кивал головой, давая понять, что со всем согласен. Насторожился только, когда услышал знакомое имя.

  - Очнись, второй раз уж тебя спрашиваю. Ты Юльке сообщил, что женишься? Вот потеха: невестой была одна сестра, а женишься на другой! Поди все слезы бедолага выплакала...

   Марина, откинув голову, весело рассмеялась, а Сергею вдруг стало жарко от неожиданно накатившей волны злости. Он прижался к краю дороги, остановил машину и повернулся к невесте.

  - Слушай внимательно, повторять не буду. Если хоть словом, хоть взглядом, хоть намеком обидишь Юлю, в загс пойдешь одна.

   Потом он долго шарил по карманам, ища зажигалку, и, наконец, найдя ее, закурил. До поселка доехали молча. Марина злилась и на себя, и на Сергея, а он не обращал на это никакого внимания и думал Юле. Как-то слишком быстро и незаметно превратилась она из маленькой девочки с тоненькими косичками, смешно торчащими в разные стороны, в настоящую девушку, но их отношения от этого никак не изменились и были по-прежнему ровными и дружескими. И хотя ему и в голову не приходило говорить с ней о каких-либо чувствах, что-то обещать, на что-то намекать, но на душе все равно было гадко и тоскливо.

   Да, ему нравилась милая замкнутая девочка, и Сергей знал, что был для нее единственным человеком, с которым она могла говорить открыто и обо всем. Была еще живущая в городе бабушка, но он подозревал, что внучка от нее многое о своей жизни скрывала просто потому, что не желала расстраивать.

   А от него, Сергея, никаких тайн не было. Да если бы она как-то не так на него хоть раз посмотрела, он бы заметил сразу! Поэтому-то молодой человек и был абсолютно уверен, что никаких романтических чувств к нему Юля не испытывала. Кроме того, он давно жил жизнью взрослого самостоятельного человека, и в ней, в этой самой безалаберной холостяцкой жизни, вчерашней школьнице, конечно же, места не было.

   Вспомнился и последний разговор с дедом о юной соседке. Такие разговоры дед заводил время от времени, и Сергей, не чувствующий за собой какой-либо вины, предпочитал весело отшучиваться. Да и как можно было всерьез относиться к словам старика, любящего поворчать по поводу и без повода?

   Конечно, деда, взявшего после смерти дочери на воспитание маленького внука, Сергей любил и всегда прислушивался к его мнению, но, честное слово, в этом вопросе дед Никодим не был прав. Маленькая девочка, не нашедшая тепла в своей семье, и он, Сергей, не имевший, кроме деда, других родных, были одиноки и тянулись друг к другу, вовсе не раздумывая ни о каких-то там чувствах, ни о том, как это будет воспринято другими людьми. Казалось, чужое мнение их совершенно не интересовало.