Андрея Владимировича не было. Катерина оказалась приятной девушкой, правда немного утомленной, причину ее постоянной усталости я выяснила позже. Я взяла папку с инструкциями по делопроизводству, номенклатурами и стала знакомиться с документами. В принципе ничего нового я там не увидела, все было достаточно стандартно, наименования дел, конечно, были разнообразней, но это я быстро запомню.

Мне, как «начальнику», полагался отдельный кабинет, он был небольшим, но светлым, в нем присутствовало все необходимое. Стол приемной был предназначен для двух человек, но Андрей Владимирович не любил подпускать к себе новых людей, хотя и мало кто оставался после вспышки его праведного гнева, и место второго секретаря приемной пустовало, я расположилась там. Я задавала всякие рабочие вопросы, типа какие люди могут проходить в кабинет Ковина беспрепятственно, с кем можно соединять напрямую, сколько филиалов, и прочие, Екатерина Викторовна обстоятельно мне это рассказывала, потом я начала отвечать на звонки, чем удивила Катю.

В нашем царстве обитал еще и личный помощник Ковина, молодой амбициозный, но, на мой взгляд, совершенно наглый Петр Викторович Мазин, он все время "тыкал" Кате, хотя она всегда обращалась к нему по имени отчеству. Требовал от нее какие-то документы, распинал как нерадивого ребенка, Катя, суетясь, распечатывала, подбирала, подшивала необходимое. Я наблюдала за всем этим поверх папки с документами сквозь стекла очков. Пока не разберусь, что к чему влезать не буду. Но одно знала точно, с моими подчиненными никто не имеет право так обращаться, и я это быстро прекращу. Не могу сказать, что я идеал, я могу быть резкой, но это всегда связано с работой и тем как работу сделали, совсем другое унижать, если тебе этого захотелось, просто потому что тебе не могут ответить.

Появился Ковин, он так же забыл о вежливости, видимо мой внешний вид его обескуражил.

— Что это?

— Где?

— У вас на голове?

— Волосы.

— Что за цвет?

— Положением о дресс-коде не урегулирован цвет волос. Я ничего не нарушаю.

— Перекрасьтесь.

— Не раньше чем через две недели, а то придется парик покупать, волосы просто отваляться от очередной окраски.

— Будете спорить — уволю. Приготовьте мне кофе.

Ковин прошел к себе, Екатерина кинулась варить кофе, я порадовалась за правильный цвет волос, может, я здесь надолго и не задержусь. Окрас у меня действительно был радикальным — общий фон медным, часть широких прядей была выкрашена в ярко-красный цвет, часть в ярко-рыжий, словно у меня на голове пылал костер, все это великолепие было собрано во французскую косу и подчеркивалось болотным цветом костюма.

Видя робость Катерины, я сама отнесла кофе начальству, у меня были вопросы, на которые он должен был ответить. Но Ковин разговаривал по телефону, я поставила чашку, положила папку с документами и ушла в приемную.

Петруша, как я стала его про себя называть, приказал налить ему кофе, и Катя побежала исполнять. Я все же заставила себя промолчать, хотя очень хотелось посоветовать, вылить кофе прямо на Петрушу. Как только разберусь в обстановке начну мести, я ведь новая метла, значит новые порядки.

Ковин опять куда-то уехал, но, выходя из кабинета, все же поблагодарил за кофе, его рейтинг в моих глазах поднялся чуть выше плинтуса.

За неделю я установила, что Ковин приезжает на работу около половины девятого, что на Катю сваливали все что могли, и ее старое руководство это оправдывало и поддерживало, мол, ты мелкая сошка и должна помогать великим. Мне приходилось выполнять часть функций личного помощника (и зачем Петруня?), составлять расписание на день, контролировать встречи, сроки по знаковым проектам, готовить справки, и я обязана выполнять все поручения руководства.

С замами я быстро нашла общий язык, а вот с их секретарями отношения были напряженными, Ковин часто принимал на работу чад своих друзей, и видимо мой вопрос «о занимаемой должности» был воспринят, как очередной блат, весть об этом быстро разнеслась из отдела кадров по всему зданию, и теперь придется ломать предубеждение, но не забывать о гордости. Сарафанное радио здесь работало отменно, нужно учесть, иногда необходимо пустить слушок.

Зато у меня появилось новое утреннее занятие, при кабинете Ковина был зимний сад, вот я и стала с утра поливать и брызгать растения, я рассказывала им анекдоты и истории, так как больше не с кем было утолить мою общительность.

— А вот еще один анекдот: «Начальник — секретарше: — То, что вы пишите на работе любовные письма, я могу понять, но зачем вы их даете мне на подпись?» И вот еще: «Шеф отчитывает новую секретаршу: — Почему вы не снимаете трубку, когда звонит телефон? Это же ваша прямая обязанность! — Может, я что-то недопонимаю, — парирует секретарша, — но с какой стати поднимать трубку должна именно я? Звонят-то вам».

Хохот за моей спиной заставил меня подпрыгнуть, лейка с грохотом упала, благо в ней уже не было воды.

— Простите, я не слышала, как вы вошли.

— Ничего. И много вы знает таких анекдотов?

— Про секретарш много.

— О себе коллекционируете?

— Нет, о секретарях анекдотов нет.

— А секретарша — это не секретарь?

— А директоришка — это директор?

— Понятно.

— Будете кофе?

— Да. Спасибо.

Я смотрел, как за Николь закрылась дверь, «С какой стати поднимать трубку должна именно я? Звонят-то вам» — придумают же такое. Странно, но настроение улучшилось, может обязать ее по утрам анекдоты рассказывать. За неделю, что она здесь работала, стало как-то спокойней, расписание всегда было составлено правильно, все поручения контролировались, единственным раздражающим фактором была она сама. Хотя Петр ее невзлюбил, это было видно, но Николь на это внимания не обращала, ее мало заботило мнение окружающих, по крайней мере, так она себя вела, но все это было бравадой. Она могла выбить, вытрясти, выковырять всю необходимую информацию из любого, она просто ставила перед фактом, ей нужно, она не была так застенчива как Катя. И с милой улыбкой извещала, что если поручение не будет выполнено в срок, то последуют карательные меры. Одним из нововведений было кормление, она просто приносила поднос с едой и ставила на столик, не скрою, это было приятно, особенно если учесть, что обычно за массой дел о еде я просто забывал.

Я, с чистой совестью, повесил на нее часть Петиной работы. Петя был племянником одного знакомого отца, тот попросил пристроить, вроде бы выполнял все поручения в срок, и придраться было не к чему, но и особого рвения и усидчивости не проявлял.

Я забежал в кофейню, раз уж предоставил домработнице выходной, придется покупать кофе. Когда осмотрелся вокруг сквозь стекла солнцезащитных очков в поисках свободного столика, то наткнулся на Николетту и Лену. Николь читала какой-то талмуд, а Лена преданно на нее смотрела, ожидая результата прочтения. Ерец была одета в майку и джинсы, волосы убраны под косынку и их ядреный цвет не привлекал внимания. Оказывается Николь совсем соплячка, лет двадцать — двадцать два не больше, вот что значит умение правильно использовать косметику, пару мазков и ты старше, чем есть. Вот я лопухнулся.

Я пристроился за соседним столиком, место было удачным, мне было все видно и слышно.

— Лена, в принципе все нормально, только данные за прошлый год проверь, в папке «Отчеты» на второй полке в моем бывшем кабинете.

— Как вам на новой работе?

— Работа как работа, а что?

— А шеф как?

— Лена, вы еще очень молоды, послушайте прожженную жизнью тетку, обсуждать руководство можно только в двух случаях — в присутствии руководства или с людьми, которые не имеют никакого отношения к вашей работе и никогда не смогут столкнуться с вашим шефом, то есть с пенсионерами, трупами и собственным отражением в зеркале, со всеми остальными существует шанс, что все, что вы скажете про шефа, может быть потом использовано против вас.