Это же так замечательно, что теперь настала свобода! Как же можно этому не радоваться? Ну и что, что воруют в невиданных масштабах? Ну и что, что рушатся социальные гарантии? Это же все временно! Мы же на пути в капитализм к замечательным и справедливым рыночным отношениям! Вот в чем суть исторического момента! А неудобства можно немного потерпеть. Совок сколько лет терпели? Теперь гораздо лучше, например, исчез дефицит всего и вся! И, конечно, главред требовал от молодого автора хвалебных статей новой социальной системе, которые, впрочем, Саша Гольдман с удовольствием писал. Платил тот редактор неплохо и наличными в конверте. Поскольку финансировал издание один небезызвестный зарубежный правозащитный фонд, Степан Васильевич даже мог позволить себе регулярно угощать сотрудников горячими гамбургерами с колой или пиццей, благо, «Макдональдс» и «Пицца Хат» располагались неподалеку от редакции. Правда, иногда, перекусив дармовым гамбургером, Саша Гольдман расстраивался, что редактор излишне строг, что правит его статьи так, как считает нужным, наплевав на индивидуальность автора, даже вычеркивает или меняет местами целые абзацы. Но Саша терпел, не имея ни малейшего желания прогневать работодателя.

В последнее время главред носился с идеей оживить газету статьями о преуспевающих людях, создавших себе благополучие своими руками. Степан Васильевич был человеком слегка восторженным и немного наивным, иногда заигрывающимся своими собственными идеями, как ребенок, строящий замок в песочнице.

«Мы живем во времена нового просвещения. Во времена, когда немытая Россия, наконец, начинает впитывать просветительские идеи Запада. И, впитывая их, стремится стать лучше, отмыться от старых грехов и войти в мир европейских ценностей, пусть даже в качестве сырьевого придатка. Наша страна успешно меняется уже десять лет. И нам нужны перемены в имидже издания!» – примерно так ежедневно вещал Степан Васильевич на редакционных летучках. И добавлял что-нибудь, вроде:

«Только политикой никого уже не удивишь, читателя не привлечешь. Перестройка в прошлом. Мы уверенно идем в капитализм. Теперь люди хотят читать о примерах успешного старта. Им интересны ситуации из жизни, что бы было на кого равняться! Нужны рассказы о честных коммерсантах, поверивших в западную демократию и воплощающих в быту ее принципы равных возможностей», – декларировал главный редактор, сверкая очками и попыхивая сигареткой.

Перед Сашей Гольдманом ставилась задача создать рубрику «Стартап», где, по мысли главреда, должны были публиковаться статьи об успешных горожанах, добившихся всего самостоятельно, а не в силу нахождения в нужном месте, на нужной должности в нужное время, и не по причине бандитизма или крышевания, и не с помощью замечательных родственных связей или, попросту, вездесущего русского блата. Наверное, честные коммерсанты действительно существовали в Петербурге, но где же таких героев взять? Саша Гольдман терялся в догадках. Газета была еженедельной, а значит, времени до выхода очередного номера оставалось, как обычно, не слишком много. В метро, по дороге домой, Саша, глядя на людей, недоумевал, он не видел вокруг ни одного сколько-нибудь достойного персонажа для будущих статей. «Так ведь преуспевающие люди в метро не ездят», – пришла ему неожиданная мысль. А о ком же писать? О тех, кто ездит на дорогих авто? Но кто же подпустит его настолько близко, чтобы он мог собрать факты для статьи? Скорее, гнать все будут.

С такими грустными мыслями поплелся домой в тот день Саша Гольдман. И тут я заметил его тщедушную фигурку в сером пальто, бредущую на ветру по набережной Васильевского острова. Я сразу узнал его, остановил автомобиль возле поребрика чуть впереди и вышел из машины прямо перед носом друга детства. Сначала Саша несколько растерялся, даже опешил, но в следующий момент в его карих глазах блеснул огонек узнавания.

– Ба! Леня! Да неужто это ты? – Воскликнул Санек.

Наверное, в костюме и рубашке с галстуком меня, действительно, было трудно сразу узнать. Тем более, что с последней встречи прошли годы. Ведь Саша привык видеть меня таким же, как и он сам, совковым подростком конца восьмидесятых. Мы росли вместе, дружили с детства, ходили в один класс. Мы виделись с ним в последний раз больше двенадцати лет назад на выпускном в школе.

За это время я прожил бурную жизнь, много чего видел, много где жил, учился и работал, путешествовал в далеких краях. Меня не было в Питере очень долго. Я строил свою жизнь вдали от родного города, а последние годы провел в далеком Нью-Йорке. Но случилось неожиданное. Умерла моя старенькая любимая бабушка и по завещанию оставила мне двушку на Васильевском и небольшую дачу. Она умерла последней из моих предков. Родители погибли в автомобильной аварии за три года до смерти бабушки, когда на «Жигуленок» моего отца наскочил со встречной полосы «Камаз» с пьяным водителем. Казалось, что жизнь сама подталкивает меня вернуться в город, где я родился. Я приехал летом, восемь месяцев назад и еще даже не пытался разыскивать друзей детства. А тут такая встреча.

Я встретил Сашу Гольдмана часа в четыре. Весенний день был прохладным и пасмурным, стояла обычная для последней декады марта питерская погода, датчик наружной температуры в моей машине показывал три градуса тепла. Вдоль набережной дул пронизывающий северный ветер с моросью. Мы обнялись, я предложил Саше сесть в машину. Друг детства с удивлением смотрел на меня, на мой черный «Мерседес-Мерседес», этакий «немецкий уазик» с кожаными сидениями, думал, наверное, что я сильно преуспел в жизни. Но что он знал обо мне тогда?

Мы ехали мимо серых домов, мимо припаркованных машин, мимо чахлых деревьев, мимо пешеходов, бредущих куда-то по своим делам сквозь дождь и ветер. Машина на своих больших колесах ехала мягко. Внутри нее играла музыка и было тепло. Я хорошо помню выражение лица Саши, сочетание восторга и зависти в его глазах.

– Давно ты здесь? Насовсем приехал или как?– спросил он.

– Чуть больше полугода, как приехал. Насовсем, скорее всего, – ответил я другу, ведя машину по набережной и наблюдая боковым зрением, как он ерзает на сидении рядом то ли от любопытства, то ли от радости.

– Ну и как там, за бугром? Правда, что там зарплаты в десять раз выше? – поинтересовался Гольдман.

– Зарплаты выше. Правда. Но и расходы выше. Жизнь как везде, наверное, не слишком легкая. Надо много работать, чтобы выжить, – сказал я.

– А здесь чего делаешь, где работаешь? – продолжил Саша задавать вопросы.

– Да вот, пробую заняться коммерцией, – проговорил я небрежно. И скромно добавил:

– Компьютерную фирму открыл.

– Круто, – протянул Гольдман и задал вопрос:

– Так чего же сразу не позвонил, когда приехал?

Я посмотрел на него и сказал:

– Просто за это время не обустроился я еще окончательно, ремонт делаю в хате, а телефоны все старые вместе с книжкой записной никак найти не могу, потому что вещи многие в коробки картонные упакованы и заклеены. Разберу, когда закончится ремонт. Вот и не позвонил. Но, как говориться, «на ловца и зверь бежит», увидел же тебя из машины.

– А я шел с работы. Думал в магазин зайти. А тут ты на тачке подваливаешь! Я аж обалдел! – Улыбнулся Сашка.

– В магазин, так в магазин, – кивнул я и припарковал джип возле продуктовой «стекляшки».

Мы вышли из авто под мелкий дождик. Полупьяные мужички и девки затрапезного вида с банками пива в руках, стоящие возле входа в магазин, косились на мой костюм, на воротник белой рубашки, на галстук, на кожаную барсетку в моей левой руке, на золотой перстень на правой и, конечно, на мою большую черную машину, которую я имел наглость припарковать на газоне. Пусть газон и был давно почти весь вытоптанный, но повод для общественного недовольства мною, нерадивым, оставался. Я почти физически ощущал, как покалывали мой затылок колючие завистливо-возмущенные взгляды местных обывателей.

В магазине Саня купил каких-то дешевых овощей, хлебный батон, пару бутылок пива, и мы пошли обратно к моей машине. Удивительно, но возле нее стоял милиционер. Откуда только он взялся так быстро? Версий у меня не возникало, пока он не представился местным участковым и не выписал протокол и штраф за парковку в неположенном месте. Без слов я сунул ему в ладонь купюру достоинством вдвое выше номинала штрафа. Протокол тут же был скомкан и отдан мне, очевидно, на память, а служитель правопорядка ретировался в сторону своего ржавого автохлама с синей полоской вдоль корпуса и мигалкой на крыше. За сценой увлеченно наблюдали все те же любители пива, стоящие у входа в магазин.